Татьяна Веденеева - Девочка-рай

"Раз… Два… Три… Я сосчитаю до ста и усну".

"Сорок… Сорок один… Сон — это избавление…"

"Пятьдесят три… пятьдесят четыре… Я усну вечным сном. Вечный сон — это награда за все страдания…"

Нет, больно не было. Просто сосало под ложечкой и почему-то тошнило.

Вода уже остыла, и по спине гуляла прохлада.

"Уже скоро. Только бы не смотреть на воду. Она такая красная".

Послышался какой-то шум, видимо кто-то открывал входную дверь.

"Какого черта! Ведь еще рано, чтобы вернуться с работы. Сейчас начнут тарабанить в дверь ванной. Ничего, я успею. Я чувствую, что уже вот-вот".

Она с трудом открыла глаза. Стены и потолок ванной были красного цвета.

Красным цветом был и густой пар, окутавший всё…

"О, начинаются галлюцинации".

Взгляд упал на зеркало. Перед тем, как перерезать вены, Вика написала на нем губной помадой: "Ненавижу всех". Тогда ей показалось, что это вполне весомая причина, чтобы покончить жизнь самоубийством.

Зеркало было запотевшим, но надпись все же проступала. Вика прищурилась: что-то было не так с буквами. Она попыталась приподняться, чтобы лучше рассмотреть, но сил уже не оставалось.

"А, собственно, какая разница, видно, пар растопил помаду, и она подтекла…. Откуда пар, ведь вода уже холодная?"

Вика начала представлять, как в момент смерти ее душа покидает тело и откуда-то с высоты будет рассматривать бездыханную плоть.

" Ну да, во всех фильмах именно так и происходит. А потом она отправится в рай? Нет, наверное, в ад. Она же самоубийца! А с другой стороны, какая разница. Можно подумать, здесь она была не в аду".

Веки сомкнулись. В ушах нарастал звон. Она дернулась и опять открыла глаза. Зеркало увеличилось и закрыло собой всю стену. Сквозь мутные капельки пара проступала надпись: "Ты не умрешь". Вика отключилась.

По ту сторону зеркала за ней наблюдали.

— Разве мы не должны вмешаться?

— Ты же знаешь, что не должны.

— Но кое-что идет не так, как нужно.

— Зачем эта надпись на зеркале?

— Я хотел ее подбодрить.

— В результате напугал.

— Думаешь, они успеют ее спасти?

— А ты сомневаешься?

— Знаю, что спасут, но меня всегда пугает нерасторопность и нерешительность людей. Почему-то из множества решений они выбирают или самое трудное, или самое глупое.

— Это их право. Наше дело наблюдать.

— А если б они всё знали, что тогда?

— Тогда бы нас не было.

Вика пришла в себя. Она лежала на больничной койке. В палате больше никого не было. Руки перебинтованы. Рядом — штатив с капельницей. Очень хотелось пить. Она попыталась кого-нибудь позвать, но из пересохшего горла вырвался только кашель. Тогда она решила подняться, но стоило ей оторвать голову от подушки, как перед глазами поплыли круги и зазвенело где-то в глубине мозга.

"Что со мной?".

Оглядевшись, она поняла, что находится в больнице. По щекам потекли слезы. Нет, она плакала не из-за беспомощности. Просто вспомнилось, что было до того, как она потеряла сознание.

"Боже мой, она же пыталась покончить с собой. А зачем, в чем причина?".

Ответа не было. Она помнила, как набрала полную ванну воды. Потом достала опасную бритву, которую купила специально для этой цели. Резким движением, почти рывком, прикусив губу, она полоснула по вене сначала левой, а затем правой руки. От неумелых действий кровь брызнула на голубой кафель стены и потекла в ванную тонкими струйками. В воде образовывалась туча из крови. Вика очень испугалась и быстро погрузилась в воду. Потом был какой-то шум у двери и еще надпись на зеркале. Всплыла какая-то тревога по поводу этой надписи, но что конкретно ее беспокоило, она не помнила. Ей стало страшно.

Дверь бесшумно отворилась, и в палату вошел врач. Видя, что Вика смотрит на него, он улыбнулся и направился к постели.

— Ну, милая, устроила ты мне ночное дежурство… — как будто и упрек, но прозвучал он очень мягко.

— Пить, — простонала Вика.

— Это мы сейчас. Только тебе много нельзя. Я дам несколько глотков, а потом смочу губы. Договорились? — и он взял с тумбочки бутылку минеральной воды.

— Спасибо, — уже бодрее ответила Вика.

— Сейчас придет Виктор Николаевич, он будет тебя наблюдать. А я так, зашел убедиться, что у тебя все в порядке.

— Хотелось поблагодарить, — еще сквозь боль проговорила она. — Как вас зовут?

— Сергей Владимирович.

— Скажите, а что было ночью?

— Да так, ничего особенного, — он взглянул на свои руки. — Ты лучше отдыхай, тебе много говорить не рекомендуется, а я пойду, — и он направился к выходу.

— Вы еще придете?

— А как же. Для меня просто удовольствие наблюдать, как поправляется такая милая девушка.

Он вышел.

"Милая девушка" улыбнулась. То, что не красавица, Вика и без него знала хорошо. Но слово "милая" прозвучало очень убедительно.

Виктор Николаевич появился не один, а в сопровождении целой делегации.

Вике стало неловко. Но, похоже, на ее смущение никто не обратил внимание. Ее о чем-то спросили, что-то записали. Потом Виктор Николаевич долго читал исписанные листы, далее, повернувшись к коллегам, начал что-то обсуждать вполголоса. Не замолкая, вся процессия направилась к выходу, и уже на пороге Виктор Николаевич, обращаясь к Вике, заметил:

— А вы, голуба, не иначе как в рубашке родились. Так что можете считать сегодняшний день своим днем ангела, а Сергея Владимировича — своим крестным отцом.

— Как это понимать? — спросила Вика.

— А понимать это нужно так, — невозмутимо ответил доктор, — что у вас была клиническая смерть, и вас еле вытащили. Тоже мне взяли моду! Чуть что не так вены режем, таблетки в ход пускаем… Был бы я вашим отцом, я бы вас отшлепал как следует.

Вика криво улыбнулась. У нее не было отца. Нет, он, конечно, где-то был. Но то ли испытывал самолеты, то ли исследовал Полярный круг.

После дозы каких-то лекарств Вика пребывала в полусне, мысли текли медленно.

"Надо же — клиническая смерть, а я ничего такого не помню. Ни тебе тоннеля, ни тебе яркого света".

Вика была разочарована. Подумать только, пережить такое и ничего не помнить. А может, ничего и нет? Может, это все ее выдумки и фантазии? Но как же тогда свидетельства других людей?

Другие люди… Она неожиданно для себя вдруг ощутила, что совсем одна.

" Другие люди… Причем тут другие? Есть она. И есть вопросы. Почему она решилась на этот шаг?"

Новая попытка все вспомнить, восстановить в памяти происшедшее накануне, не дала никакого результата. Не найдя ответа, Вика сделала малоутешительный вывод: это явные признаки истерии, последепрессивный синдром. Этого еще не хватало! И в то же время, странное дело, она до мелочей помнила обстановку своей квартиры, свой гардероб, кучу других вещей, даже то, чем завтракала вчера утром, но только не то, зачем ей понадобилось перерезать себе вены.

— Она думает, что сходит с ума.

— Они всегда так думают, если сталкиваются с чем-то необъяснимым.

— Да, и в этом их слабость.

— Кто здесь? — Вика испуганно озиралась по сторонам.

— Она нас слышит?

— Я вас слышу. Где вы? — но никто не ответил. Палата была пустой.

— Глупости.

"Что это было?"

Вика укрылась с головой, ее всю трясло. Взвесив все "за" и "против", она сделала один вывод: начинающий прогрессировать шизоидный синдром раздвоения личности.

"Я сошла с ума…"

Дарко уже не первый раз работал по контракту в Украине. Он был первоклассным строителем. Как-то так повелось, что если нужно было построить что-то грандиозное или реконструировать, реставрировать архитектурные достопримечательности, приглашали в основном югославов. Они считались одними из лучших.

Правда, прошли те времена, когда он был просто классным строителем.

Сейчас Дарко считался мэтром. К нему прислушивались, с ним советовались.

Любой строитель считал за честь работать под его началом.

Нынешний проект был дорогостоящим и масштабным. Контракт заключили на два года. Заказчик оказался очень серьезным. Свои обязательства выполнял всегда в срок, поэтому работа шла ладно.

Все бы ничего, но Новий Сад был слишком далеко. Видеться с семьей он мог от силы раз в полгода. Оставалось только звонить, что он исправно делал два раза в неделю.

Там, дома, его ждала любимая жена Божана и два маленьких сына-близнеца: Стефан и Драган. Сыновьям было по четыре года. Дарко исполнилось сорок, когда они родились. И сейчас, он очень скучал и при каждом звонке требовал от жены подробного отчета обо всех делах и происшествиях.

Первые три месяца он был так увлечен работой, что даже не успел рассмотреть как следует этот чужой город. Он ел на скорую руку и не заботился особо о своем внешнем виде. Впрочем, трехдневная щетина даже шла к его смуглой коже, превращая его в этакого "горячего парня". Вечерами он просиживал над чертежами и расчетами, с кем-то созванивался, отчаянно спорил и читал много специальной литературы. Его коллеги пытались всячески отвлечь Дарко от бесконечной работы. Они устраивали воскресные вечеринки совместно с украинскими работниками фирмы, но, попав однажды на такую пирушку, Дарко зарекся посещать подобные мероприятия.