Андрей Неклюдов - Как я был Рычанчиком

Когда я говорил кому-либо, что живу на Дворцовой площади, мне не сразу верили. Где там можно жить, в Эрмитаже, что ли?

– В Александрийском столпе, – шутил я. – У меня в нем дупло!

На самом же деле дворницкая находилась в дугообразном строении так называемого Главного штаба, два корпуса которого соединены Триумфальной аркой, – в левом его крыле, если стоять спиной к Зимнему.

Попасть в дворницкую можно было двумя путям – либо через ведомственную поликлинику ГУВД (со стороны Мойки), проскочив сквозь нее во внутренние дворы, а оттуда, черным ходом, – в нужную часть здания; либо через главный вход некоего лишенного вывески законспирированного милицейского управления. Но так как поликлиника функционировала лишь до пяти часов вечера, то обычно приходилось звонить в массивную лакированную дверь (обращенную к площади), сквозь темные стекла которой можно было разглядеть вторую такую же дверь и ничего более.

Спустя минуты три после звонка внутренняя дверь, блеснув стеклами, подавала по-служебному сухой голос, и в промежутке появлялась немая фигура милицейского старшины с глазами сомнамбулы. В этот момент следовало приложить к стеклу раскрытый пропуск, и тогда, после внушительных щелчков дверь приотворялась.

Дальше путь пролегал по неровно освещенному, безлюдному, словно позаимствованному из области сновидений коридору. В пустоте под сводами гулко отдавались шаги по бетонному полу, запах сырости и ржавчины смешивался с запахами отхожего места и, как будто из пещеры, доносилось акустически усиленное журчание воды в туалете. И всякий раз возникало чувство, будто время в этом полуподвале остановилось.

Покрытая пылью мраморная табличка, прикрепленная к стене в коротком аппендиксе коридора (здесь когда-то был вход), сурово сообщала, что 30 августа 1918 года на этом месте был убит «страж социалистической революции» Урицкий.

В коридор выходило несколько дверей. Это и был отведенный дворникам угол. Кроме моего приятеля Кости Копьёва здесь обитали еще два дворника – коротконогий ушастый Щура Шайкин, давно отчисленный из университета за неуспеваемость, и неведомый читающей публике, но уже достаточно известный в органах ГБ поэт Сергей Коробков (со слов Кости, за свои диссидентские и авангардистские сочинения Коробков был изгнан с четвертого курса факультета журналистики).

Из комнаты Шуры постоянно по вечерам доносилось стрекотанье швейной машинки: Шурик шил что-то из огромных кусков болоньи – не то палатки, не то парашюты – и где-то нелегально сбывал. У поэта же всегда было тихо. Зайдя к нему однажды вместе с Костей, я помимо хлама, старой кровати с железными спинками и самого поэта обнаружил россыпь стихов. Ими были исписаны все обои от пола и на высоту вытянутой руки. Из того, что я сумел прочесть, запомнились две строчки, наверное, благодаря их зловещему шипению и жужжанию при абсолютной, на первый взгляд, бессмысленности:

В полуподвальные окна Костиной комнаты была великолепно видна Александровская колонна и бело-зеленые стены Зимнего дворца, бутафорски освещенные ночью.

Костя Копьев учился на четвертом курсе истфака, то есть на курс впереди меня. В те времена иногородние студенты нередко устраивались дворниками, чтобы иметь свое жилье и какой-то доход вдобавок к стипендии (чаще – вместо стипендии). У меня же имелось и жилье, и стипендия, но к ним вдобавок – постоянные трения с родителями, и вот однажды Костя, по дружбе, предложил мне поселиться у него. Я согласился, предвкушая жизнь веселую и беззаботную.

– Если что – говори, что ты Рычанчик, – предупредил он.

За Рычанчика, Костиного сокурсника, фиктивно оформленного дворником, Костя получал дополнительную ставку, убирая соответственно два участка.

– Это Рычанчик, – представил меня Копьев дежурному милиционеру, – ему еще не успели выписать пропуск.

– Ничего, скоро примелькаешься, – уверил он меня наедине, – будут тебя и так пускать. Главное – держись понахальнее.

Большим нахальством я никогда не отличался, однако чужое имя давало мне особые преимущества, подобные тем, что дает маска с прорезями для глаз.

На второй или третий день, явившись без сопровождения, я смело нажал кнопку звонка и не убирал пальца, пока не заклацал запор. Едва дверь неуверенно приотворилась – я протиснулся внутрь и с развязным видом направился в сумеречную глубину здания. Опешивший старшина, заперев вход, вопросительно двинулся за мной.

– Я Рычанчик, дворник, – обернувшись, небрежно бросил я и скрылся за поворотом, мысленно поздравляя себя с таким решительным вхождением в роль.

Мое появление в качестве Рычанчика возымело, однако, совершенно неожиданные для меня последствия. Подошедший вскоре после меня Костя со смехом рассказал, что дежурный милиционер, пропуская его, доверительно положил ему руку на плечо и сообщил таинственным голосом:

– Рычанчик здесь…

Мы еще не перестали смеяться, как из коридора донесся пронзительный женский возглас:

– Рычанчик здесь?! Мне сказали, Рычанчик здесь!

– Это Шляпа, – шепнул друг.

Погодя я узнал от него, что женщина по прозвищу Шляпа (по словам Кости, она в особо торжественных случаях надевала на себя широкополую розовую шляпу с тряпочным цветочком) – комендант несуществующего общежития. В прошлом здесь было общежитие, которое затем вытеснили милиционеры. Общежития давно уж нет, а комендант сохранилась, автоматически превратившись в коменданта дворницкой.

– Хорошо сохранилась, – острил Костя.

– Вы Рычанчик? – обратилась ко мне пышногрудая дама с ярко накрашенными губами и круглыми, как пуговицы, глазами. – Что-то я вас не узнаю.

– Он бороду сбрил, – пояснил Копьев.

– А-а, хорошо. Надо ему выписать пропуск. Мне на вас жаловались, Рычанчик. Говорят, вы отказываетесь убирать туалет.

– Он осознал. Он будет убирать, – ответил за меня приятель.

– Ха-ха! Рычанчик бороду сбрил! – потешался после ухода комендантши Костя. – До того глупая, что не сообразила, что Рычанчик вообще без бороды! Она сколько раз его видела! Он же деньги на меня приходит получать.

– А что насчет туалета? – настороженно спросил я.

– Да это она давно уж требует, чтобы мы мыли унитазы, в которые кроме нас все менты ходят. А мы всегда говорили: Рычанчика очередь, а он отказывается.

– Понятно.

– Не бери в голову. Урицкий тоже не моет туалет, хотя мы его избрали в почетные дворники. Посмертно.

Урицкому отвертеться проще, подумалось мне.

Утром, ни свет ни заря, Костя растолкал меня:

– Лёха, вставай.

– Зачем? – бормотал я спросонок.

– Тебе надо сейчас выйти через вахту с совком и метлой. А то там орут, что Рычанчик появился, а на работу не выходит.

Я тупо смотрел на приятеля, пытаясь взять в толк, почему я должен выходить на работу за Рычанчика.

– Ты же теперь Рычанчик, – напомнил друг. – Понимаешь, эти старые клуши – комендантша с мастером – взялись от скуки отмечать, когда мы выходим на работу и во сколько возвращаемся. Щура Шайкин их просто посылает, но тебе еще рано так. Выйди покажись им, и сразу зайдешь через поликлинику обратно.

Не умываясь, с большущим жестяным совком и метлой, стертой до древка, я отправился на Дворцовую площадь.

Обратно я вернулся часа через полтора, когда вся панель перед зданием Росси была тщательно выметена. Все это время мастер ходила за мной по пятам и следила, чтобы я не пропустил ни одной соринки.

– Ничего, – ободрял меня друг, – долго они не выдержат, неделю поотмечают и успокоятся.

Он налил мне в чашку с отбитой ручкой и присохшими внутри чаинками бледного, отдающего водопроводной трубой чаю и отломил кусок сухого батона. Это был завтрак.

Задумчиво я разглядывал помятый латунный чайник, на исцарапанной крышке которого с трудом проглядывали темные буквы: «М.С. отъ рабочих з-да Б. Розен…» и далее неразборчиво.

– А ваша техник меня не разоблачит? – спросил я.

– Елена, что ли? – отозвался Костя на мой вопрос. – Да она Рычанчика в глаза не видела. Для нее любой может быть Рычанчиком.

Из-за этого и вышел курьез. В субботу меня не было (я устроил себе родительский день), зато Костю решил навестить наш общий знакомый Боча и, наткнувшись на Елену, тоже назвался Рычанчиком. Та пошла костить его за плохо убранный участок. Но тут прибежала Шляпа и объявила, что Рычанчика она знает хорошо и это не он. В конце концов позвали Копьева, и все отправились в отдел кадров разбираться, кто же настоящий Рычанчик.