Ознакомительная версия.
– Простите, можно?
– Можно.
Щелк-щелк. Тр-р-р.
– А что? Не идет.
– Можно за 150.
– Платить что ли?
– Угу.
Шр-р. Шр-р. Дзннь-дзинь. У-у-у.
– Ну, пусти!
– На себя потяните, пожалуйста.
– Пусти.
– На себя потяни!
– Ну че не пускаешь?!
– Да потяни ты на себя, блин!!
– А-а-а!
Щ-щ-щелк!
– Давай, проходи.
Спросите, что это? А лучше и не спрашивайте! Это я сижу на кассе в платном туалете на рынке.
Щелк-щелк. Тр-р-р, – это гудит стопор турникета, который какой-то пьяный монстр пытается продавить грудью. Не продавит. Но стопор все равно жалко.
– Ну куда ты ломишься?
– Не работает?
– Работает.
– Пусти.
– Не пущу.
– А почему?
– Деньги надо платить.
– Че-е?!
– 150 рублей.
– Так мне поссать!
– Да хоть посрать!
– Да я лучше за угол.
– Давай-давай.
День хороший, народ идет. На рынке столпотворение. Торговки, наш основной и постоянный контингент, довольны – бегут, улыбаются, сдачу не берут – быстрее надо! Торговля идет! И мы довольны. В плохой день можно было бы выйти из каморки, монстра послать подальше, а сегодня… пусть мычит. Димка сидит, посмеивается, а в воскресенье, когда выручки нет, он бы этого клиента загрыз. Сегодня он сам говорит: «Я живое воплощение дружелюбия». «Вот вам и пример обуржуазивания. Раньше как: нет работы – народ доволен, есть – на стену лезут. А у нас все наоборот.
Димка, иначе – Евгенич, мой зам. Он ведет непосредственную работу нашего заведения. Название ему придумали серьезное – АДМИНИСТРАТОР, но про себя я его называю – «Туалетный». Есть домовой, есть вагонный, а это – туалетный. Любя, конечно, без издевки называю.
– Эй-эй! Мужик! Ты куда? Там женский зал!
– А-а?
– Налево тебе!
– А-а?
– Налево, говорю!
– Чего?
– Да хрен с тобой! Иди! Там все равно никого нет…
На столе пиво. Две бутылки. И две пустых под столом. Обычная наша норма с 12 до 18 часов – 6–8 бутылок на двоих. И парочку после окончания работы. Без пива здесь тошно. Целый день эти щелк-щелк, 150, «пожалуйста», «потяните на себя», «извините», «пошел на хер» и т. д. и т. п.
В окошко кассы влезает любопытная женская м…, извините, лицо?
– Как здоровьичко?
Димка, который что-то рассказывал, недоуменно поворачивается:
– Что?
– Здоровьичко как?
– Чье?
– Ваше, – голос неподдельно приветлив.
– Нормально, а что?
– Ничего, – вежливо отвечает женщина и уходит.
Мы переглядываемся и с полминуты молчим, перевариваем. Немая сцена, куда там «Ревизор». Через полминуты синхронно пожимаем плечами и продолжаем прерванный разговор. Но еще минут 5 нас донимает мысль: «Чего же она хотела?».
В нашем заведении бесплатный вход для детей и милиции. Бендер ни при чем, видимо, эти категории граждан нам просто нравятся. Кстати, дети намного лучше понимают «текущий момент». Восьмилетние девочки дают деньги и только путем долгих уговоров удается деньги им вернуть, а шестидесятилетний пенсионер «машет шашкой» и кричит, что он бесплатно в транспорте ездит, минут пять выходит из себя, матерится, нервничает, ничуть не боясь инфаркта, и все из-за того, чтобы не платить несчастные полторы сотни (стоимость стакана семечек). Новые дети – новые люди. Слава Богу, хоть они понимают, что за любое удовольствие, в т. ч. естественное, платить нужно. Иначе это уже не удовольствие, а просто сранье.
Выхожу облегчиться (пиво все-таки, понимаете ли). Из женского зала выходит солидный пенс (пенсионер) и заливается веселым, счастливым смехом.
– Эй, парень, а вы что не написали где мужской, где женский?
Молча показываю на вывеску прямо над дверью. «Женский прямо. Мужской налево». Буквы, чтобы не соврать, сантиметров по 25–30, красные на белом фоне.
Пенс со всего маху лупит себя кулаком по лбу так, что шляпа прыгает на затылок, а очки на самый кончик носа и кричит: «А-а-а-а!».
Вру, не кричит. Я начинаю понимать, что он так смеется. Весело ему так, что ноги подгибаются.
– А я, старый дурак, думаю, че это там бабы одни. А они сидят с открытыми дверьми и даже не ругаются! А-а-а-а!
Пенс пристроился в нормальный мужской кабинет, но его восторженный смех раздается еще минут пять.
Немолодая, но довольно красивая женщина, хорошо одетая, проходит мимо окошка. Димка кричит:
– Ку-ку!
– Я те ща кукукну! – возвращаясь, выдает красавица. – Че тебе?
– Мне? 150 рублей, извините, – Димка до неприличия вежлив.
– Ща дам. На двести. Сдачу давай, быстрее!
– А хотите, я вам в первый ряд дам. Лучшее место!
– Да давай ты быстрее!
– Сейчас-сейчас. Ради бога, простите! Монетка закатилась.
– Да пусти что ли! Ты!
– Да-да, несомненно! Сударыня! Я помню, у вас бронь! Осторожно! Крутые ступеньки! – кричит Димка вслед убегающей по лестнице даме, весь хамский запал которой куда-то улетучился.
– Вот так можно вежливостью достать насмерть, – философски замечаю я.
Пауза. 3–4 секунды. А потом наш дружный смех.
Если не смеяться, можно сойти с ума или озлобиться, как цепной пес. Вот классический пример – под конец рабочего дня проходит девушка с двумя детьми:
– Пропустите, я с детьми.
– 150 рублей, будьте добры.
– Так я с детьми.
– Совершенно верно, дети бесплатно. А с вас 150.
– Да я ж не в первый раз. Помните, я вчера была?
– Не помню.
– Да как же, в розовом платье.
– 150 рублей, за новое платье.
– Так я с детьми.
– Дети бесплатно. С вас 150.
– За что?
– За посс…мотреть! – Димка начинает злиться.
– Да я же ж уже ж не в первый раз же ж!
– Значит, кушаете много.
– А дети?
И так минут пять. В конце концов Димка выходит и выводит эту непонятливую клиентку под белы рученьки, чтоб проход не загораживала. На улице она сразу начинает орать, что, мол, гады такие, с детьми не пускают, стрелять нас надо и все в этом духе. Тут же заходит еще женщина с дочерью и спрашивает:
– Что, за ребенка тоже платить?
– Нет, дети бесплатно.
– А чего же та, на улице, орет?
– Она тоже хотела бесплатно.
– А-а!
Вот такая вот реклама получается. Мы тут же начинаем прикалываться и сводим все к смеху. А иначе пришлись бы злиться весь вечер, и клиенты, которые вовсе ни причем, получили бы свою порцию недоброжелательности.
Снова здорово! Опять с этими М и Ж непонятки. Недоуменный мужской голос из женского зала:
– Э-э! А здесь занято!
Конец рабочего дня, смеяться сил больше нет. Поэтому просто выходим и молча показываем куда ему идти.
Без десяти шесть. Мимо окошка проходит Федорыч и говорит:
– Я щас приду.
Через пять минут возвращается.
– Я пришел.
Еще через минуту:
– Я выйду. Я здесь, рядом. Воздухом подышу.
Мы дружно начинаем ржать. Нет! Вовсе не потому, что к концу работы у нас крыша поехала. Федорыч – это наш сантехник, мужичок лет 60-ти. А смысл нашего веселья прост. В 18.00 мы снимаем кассу и уходим, оставляя заведение, как говорит Димка, на «разграбление» персонала, т. е. после 18-ти Федорыч садится за кассу и все полученные деньги идут в карман к нему и дежурной уборщице. Народу после шести, конечно, не много, но за час они тыщи по полторы имеют. За 30 дней выходит больше половины его зарплаты. Федорыч этими минутами дорожит и без десяти шесть начинает дефилировать возле окошка, напоминая нам о своем существовании и не давая забыть об окончании рабочего дня.
Открыли дверь каморки, чтобы проветрить. И вдруг видим, что из мужского зала выходят две девушки. Мы оторопело провожаем их взглядом. Около окошка девушки задерживаются и ехидно замечают:
– За 150 рублей можно было бы сделать и почище!
У нас нет слов, но через пару секунд Димка находится:
– За 150 можно было бы и в женский сходить. Там чище.
Теперь слов нет у девушек, они краснеют и быстро ретируются. Сразу за ними появляется парень и засовывает голову в окошко:
– Ну, чуваки, круто! В «Белом медведе» стриптиз гораздо дороже! Я к вам, пожалуй, чаще ходить буду.
Можно много ругаться на «лиц кавказской национальности» (идиотская фраза. Интересно, какой национальности у них ноги?), но никто не платит четче и исправнее, чем они, разве что бабушки, торгующие редиской (не путать с бабушками, торгующими семечками). Если заходит грузин или азербайджанец и, похлопав себя по карманам, сконфуженно говорит, что он, мол, деньги забыл и занесет завтра, ставлю ящик коньяка против бутылки Нарзана, что завтра деньги будут, А вот за наших «родных» европеоидов я не поставлю даже высыпанной «Беломорины». И не сулите мне ящик гаванских сигар – это пари я не приму. Научен опытом. Как-то при мне Димка не пустил двух девушек, которые обещали занести деньги позже, говоря, что они из ларька напротив. Я попытался Димку отчитать, чтобы он не отбивал постоянную клиентуру. Скептически усмехнувшись, Димка пообещал, что теперь «будет по-моему». За оставшиеся 3–4 часа с обещанием занести «бабки позже» прошло 16 человек. Стыдно признать, но на следующий день деньги занесли двое, и через день еще один. Комментарии излишни. Может быть, конечно, я и лучший психолог, чем Димка, но тут я жидко обос…ся, и после этого давать категорические советы больше не рисковал.
Ознакомительная версия.
