Дуглас Коупленд
Мисс Вайоминг
Сьюзен Колгейт сидела со своим агентом, Адамом Норвицем, во внутреннем открытом дворике ресторана «Плющ» на окраине Беверли-Хиллз. В воздухе веяло прохладой. Накинув на плечи бежевый кашемировый свитер, Сьюзен украдкой кидала хлебные крошки прыгавшим по полу птицам. Макияж ее был безупречен, волосы – стильно подстрижены. Она просто женщина с обложки, которая, не мигая, смотрит с улыбкой на покупателя у кассы, далекая от реального мира пронзительно вопящих младенцев, кредитных карточек и мелких магазинных воришек.
Время от времени Сьюзен и Адам бросали взгляды в сторону двоих мужчин, которые сидели на другом конце оживленного ресторана.
– Видишь того парня слева? – спросил Адам. – Это Роджер, он поставляет звездам наркоту. Унитаз несмытый.
– Адам!
– От правды не уйдешь, – Адам отрезал тоненький ломтик фокаччо. – О боже, Суз, они на нас смотрят.
– И у мыслей бывают крылья, Адам.
– Как бы то ни было, а оба на нас так и пялятся.
К их столику подошел официант и наполнил бокалы для воды.
– А другой, – продолжал Адам, – Джон Джонсон. Полугнилой продюсеришко. В начале года он на какое-то время исчез. Слышала об этом?
– Что-то припоминаю. Я давно перестала читать газеты. Ты же знаешь об этом, Адам.
– Короче, пропал – ни слуху, ни духу. Выяснилось, что у него была передозировка и ему что-то привиделось, а потом он все раздал: и дом, и машины, и права, словом, все – и отправился бродяжить. Таскался по Юго-Западу и жрал гамбургеры с макдоналдовских помоек.
– Правда?
– Да. Слушай… – понизив голос, зашептал Адам. – О господи, похоже, Джон Джонсон смотрит на тебя, Суз, прямо таращится. Улыбнись-ка ему пообворожительней. Ну пожалуйста. Он, может, и с придурью, но все еще человек влиятельный.
– Адам, не нужно мне говорить, что я должна, а чего не должна делать.
– О боже. Он встает. Он идет сюда, – сказал Адам. – Эй, Лана Тернер, будь хорошей девочкой и поправь свой свитер. Ух, ты. Джон Джонсон собственной персоной. Какая мразь.
Сьюзен вглянула на Джона и снова повернулась к Адаму:
– Не будь ханжой, Адам, можно подумать, ты сам такой уж чистенький. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что в каждом из нас есть что-то гадкое.
Джон остановился рядом со Сьюзен. Он смотрел на нее, нерешительно улыбаясь, и выглядел как школьник на выпускном вечере, который, набравшись духу, собирался пригласить на танец девушку выше по рангу.
– Здравствуйте, – сказал он. – Меня зовут Джон Джонсон.
Он неожиданно для Сьюзен резко протянул правую руку, но она ответила на рукопожатие и вместе со стулом отодвинулась от стола, чтобы лучше видеть Джона. Перед ней стоял симпатичный печальный мужчина, одетый во все уже ношеное: джинсы, потертую голубую рубаху в клетку и разваливающиеся армейские ботинки со шнурками разного цвета.
– Я Сьюзен Колгейт.
– Привет.
– Взаимно.
– А я Адам Норвиц.
Адам неловко сунул свою руку между ними. Джон пожал ее, не сводя глаз со Сьюзен.
– Да, – сказал он, – Адам Норвиц. Я уже слышал это имя.
Адам покраснел, услышав такую сомнительную похвалу.
– Поздравляю с «Суперсилой», – сказал он.
Из-за принятого прошлой зимой радикального решения сейчас Джон не получал ни цента со своего блокбастера «Суперсила». В кармане у него лежало девяносто двадцатидолларовых банкнот, и это были все его деньги.
– Спасибо, – ответил Джон.
– Адам сказал мне, что ты – мразь, – вмешалась Сьюзен.
Джон, застигнутый врасплох, рассмеялся. Адам застыл в ужасе, а Сьюзен с улыбкой продолжала:
– Но ведь это твои слова, Адам.
– Сьюзен, как ты можешь…
– Он прав, – сказал Джон. – Стоит только посмотреть на мой послужной список. Ты кормила птиц. Это замечательно.
– Ты тоже кормил.
– Люблю птиц.
Зубы у Джона были большие и белые, как кукурузные зерна. Глаза – бледно-голубые, точно выцветшие на солнце талоны на парковку, кожа – загорелая и продубленная.
– Почему? – спросила Сьюзен.
– Они не суют нос в чужие дела. Ни одна птица не стащила у меня сценарий и не напакостила за моей спиной. Кроме того, птицы продолжают водить с тобой компанию, даже если твои фильмы полная дрянь.
– О, это чувство мне знакомо.
– Сьюзен! – вмешался Адам. – Твои проекты идут на ура.
– Мои фильмы – мусор, Адам.
На другом конце террасы Роджер, пытаясь привлечь внимание Джона, стонал, словно тонущая подводная лодка, но Джон и Сьюзен не обращали на него никакого внимания, они чувствовали себя так, словно кроме них в ресторане больше никого не было.
Адам лихорадочно пытался найти выход из сложившейся ситауции, которая представлялась ему крайне неловкой, и наконец сказал:
– Может быть, вы и ваш, хм, коллега присоединитесь к нам, мистер Джонсон?
До Джона только сейчас дошло, что он стоит у всех на виду, в ресторане, окруженный людьми, настроенными поесть и посплетничать. Джон вдруг понял, что место, в котором он сейчас находится, прямо противоположно тому, где бы ему хотелось оказаться.
– Я… – пробормотал он.
– И что? – Сьюзен участливо взглянула на него.
– Я действительно хотел бы уйти отсюда… Может, пойдешь вместе со мной… ну, не знаю… прогуляться? Как ты?
Сьюзен встала, поймав удивленный и растерянный взгляд Адама.
– Я тебе потом перезвоню, Адам.
Обслуживающий персонал суетился вокруг, затем несколько минут длился эпизод, который вполне можно было бы вырезать, и вот уже Джон и Сьюзен выбрались на Норт-Робертсон бульвар и очутились среди спящих «саабов» и «ауди», в слепящем солнечном свете, от которого в глазах у них запузырился имбирный эль.
– Тебе удобно в таких туфлях? – спросил Джон.
– В этих? Да я могла бы на Альпы взобраться в таких тапочках, – улыбнулась Сьюзен. – Ни один мужчина никогда у меня такого не спрашивал.
– Похожи на итальянские.
– Я купила их в Риме в 1988 году, и они ни разу меня не подвели.
– В Риме? А что ты делала в Риме?
– Снималась в телерекламе соуса для спагетти. Может, видел. Ее крутили тысячу лет. Они потратили кучу денег, чтобы отвезти всех в Рим, а снимали все равно в павильоне, да еще реквизит был весь дрянной итальянский, так что получилось, будто съемки проходили в Нью-Джерси.
– Вот вам киношная экономика.
– Это был не первый мой опыт, но, пожалуй, один из самых странных. А тебе никогда не приходилось заниматься рекламой?
– Нет, я начинал прямо с художественных.
– Реклама – вообще странная штука. Ты можешь годами довольно успешно сниматься в еженедельных телесериалах, и никто про тебя даже не вспомнит, но достаточно появиться в три часа дня в какой-нибудь жуткой рекламе соуса, как люди тут же начнут обрывать твой телефон и вопить: «Я только что видел вас по телевизору!»
Мимо прошел почтальон, и, когда он уже обогнал Джона и Сьюзен, они, не сговариваясь, попытались повторить его размашистую походку, после чего состроили друг другу гримасы.
– Надо отдать ему должное, – сказала Сьюзен, – несмотря на возраст, он неплохо справляется.
– А мне сколько бы ты дала? – спросил Джон.
Сьюзен посмотрела на него:
– Лет сорок. А почему ты спрашиваешь?
– Значит, я выгляжу на сорок?
– Но это же хорошо. Если тебе не сорок, то тогда ты накопил мудрости больше, чем, скажем, бывает в тридцать пять. Это красит мужчину.
– Мне тридцать семь.
– Ты так и не сказал мне, почему спросил.
– Потому что, – ответил Джон, – когда я думаю о том, сколько мне лет, я говорю себе: «Эй, Джон Джонсон, все чувства, какие только можно, ты испытал, и с этого момента будут лишь повторения». Это пугает меня до смерти. Тебе такое никогда не приходило в голову?
– Видишь ли, Джон, жизнь не раз подбрасывала мне такие сюрпризы, что подобные вопросы меня мало волнуют. Но я думаю об этом. Каждый день, правда. – Она посмотрела на него. – Ты можешь не поверить, но сегодня мне исполняется двадцать восемь.
Джон просиял:
– С днем рождения, Сьюзен!
Утрированно изображая дружеский сердечный порыв, Джон потряс руку Сьюзен и с наслаждением ощутил прохладу ее ладони, как будто на ожог, о котором он и не подозревал, наложили целебную мазь.
Непривычно и ново было идти пешком по городу, сквозь который до этого им приходилось только мчаться в металлических капсулах с кондиционированным воздухом, и новизна эта придавала прогулке нечто неземное. Они слышали, как переключаются скорости машин, стремящихся к центру Беверли. До них доносились голоса птиц и шуршание веток. Джон чувствовал себя молодым, как будто он снова стал школьником.
– Знаешь, на что похоже то, как мы ушли из ресторана? – спросила Сьюзен.
– На что? – откликнулся Джон.
