Эрик Сигал - Сильнодействующее средство

Босс умирал.

Он таял на глазах, терял вес и лицом все больше походил на мертвеца. И это постоянное изнеможение — даже самый глубокий и продолжительный сон от него не спасал.

— Знаешь, Шкипер, — доверительным тоном обратился он к своему самому близкому человеку, — этот Бойд Пенроуз — бессовестный обманщик.

— Перестань. Не за красивые же глаза он штатный врач Белого дома.

— Послушай, я умираю. Я знаю это.

— Нет…

— Не «нет», а да! У меня грудная клетка — как тоннель, по которому свищет ледяной ветер. Когда я остаюсь один, я даже слышу, как Ангел Смерти хлопает крылами. Здесь, в спальне.

— Позову-ка я доктора Пенроуза.

— Не нужно. Если уж я из него не могу вытянуть правды, у тебя и подавно не выйдет.

— А мы на него поднажмем вместе. Тогда ему не устоять.

Не прошло и часа, как перед хозяином величественной спальни предстал доктор Пенроуз. Вытянувшись по стойке «смирно», он, однако, вовсе не был похож на адмирала ВМФ, каковым в действительности являлся.

— Вызывали, сэр? — Доктор вложил в этот вопрос весь сарказм, на какой мог осмелиться в разговоре со столь могущественным пациентом.

— Присядь, гнусный шарлатан, — буркнул больной.

Пенроуз повиновался.

— Бойд, давай начистоту. — Голос Шкипера прозвучал решительно и твердо. — Что, положение настолько серьезное, что не хватает смелости признаться?

— Шкипер, мне очень жаль, что тебе придется это выслушать. — Доктор сделал паузу. Чтобы продолжить, ему пришлось призвать всю свою волю. — У него лимфосаркома. Рак крови и лимфы.

В спальне воцарилась напряженная тишина.

— Так… Погоди, Шкипер, не посыпай голову пеплом, — наконец произнес больной, стараясь скрыть под бравадой свой страх. — Я желаю выслушать подробности. — Он повернулся к врачу: — Какие у меня шансы на выздоровление?

— Босс, этого я сказать не могу, — ответил Пенроуз. — Такую статистику вам никто не даст.

Снова воцарилось молчание.

— Сколько мне осталось?

— Пять, может, шесть месяцев.

— Отлично. Если повезет, еще успею получить рождественские подарки. Будь другом, Шкип, налей мне «Блэк Дэниэлс». И себе с Пенроузом тоже.

— Нет, нет, я не могу, — отказался врач.

— Пей, Бойд, будь ты неладен. Покажи, что со мной здесь еще считаются.

Пенроуз подчинился.

Лицо Шкипера стало чернее ночи.

— Что-то я не понимаю вас. Почему вы покоряетесь без борьбы? Должен же быть способ побороть эту гадину.

— Три лаборатории независимо друг от друга занимаются разработкой экспериментальных средств — Гарвард, Стэнфорд и Рокфеллер. Но пока их препараты получат одобрение от ФДА[2] — еще сто лет пройдет, — заметил Пенроуз.

— Бойд, к черту формальности, — прорычал Босс. — Белый дом сделает для меня исключение.

— Нет, нет. Дело не только в этом. В вашем влиянии я не сомневаюсь, но важно не просто заполучить лекарство. Важно знать, как работает та или иная методика — если она вообще работает. Если даже нам удастся выбрать лучшую, мы все равно не будем уверены в дозировке и длительности курса лечения. Можно с равными шансами ускорить конец.

— Хорошо. Предположим, речь идет о ковровой бомбардировке, если так уместно выразиться. Каким образом ты сделаешь выбор из трех вариантов?

К щекам доктора прилила кровь — быть может, оттого, что он наконец снова ощутил себя в бою.

— Ну, я мог бы призвать на помощь пару лучших специалистов и, сохраняя полную анонимность пациента, попросил бы оценить возможности всех трех методик.

— Неплохая идея. Может, прямо сейчас и начнешь? — Голос Шкипера звучал весьма решительно. — Можешь воспользоваться кабинетом Босса. Телефон там не прослушивается. Главное — добиться определенного ответа.

Когда за доктором закрылась дверь, больной повернулся к Шкиперу и попросил:

— Будь другом, налей мне еще и включи телевизор.

Меньше чем через час вернулся Пенроуз.

— Невероятно, — пробурчал он с обескураженным видом.

— Что тебя так поразило? — поинтересовался Шкипер.

— Все специалисты, кому я звонил, не сговариваясь, сошлись на одной кандидатуре — Максе Рудольфе. Иммунологе из Гарварда, работающем с этими особенными мышами.

Мышами? вскинулся больной. — Какое отношение мыши имеют к моей жизни, хотел бы я знать!

Пенроуз в упор посмотрел на него и сказал:

— Они могут ее спасти.

Макс Рудольф в гордом одиночестве сидел у себя в лаборатории на верхнем этаже медицинского факультета Гарвардского университета. Он смотрел на бархатный небосвод и ждал, когда над рекой Чарльз появятся первые лучи солнца.

Он был предупрежден, что образцы крови и лимфоидной ткани высокопоставленного пациента будут доставлены ровно в шесть утра, и решил прийти пораньше, дабы убедиться, что к моменту прибытия курьера в лаборатории не осталось никого из трудоголиков, привыкших работать до глубокой ночи.

Единственным исключением стал его ученик Адам Куперсмит, которого он сам вызвал к пяти часам.

Внешне они производили впечатление довольно странной парочки: невысокий, лысый шестидесятилетний Макс в толстых очках — и рослый, жилистый Адам, с копной темно-каштановых волос и наивным взглядом, выглядевший явно моложе своих двадцати восьми лет.

— Макс, ты меня вытащил из операционной, так что надеюсь, дело действительно срочное?

— Не сомневайся, — подтвердил наставник.

— Ты так загадочно говорил по телефону… Что, черт возьми, происходит? — стал допытываться Адам.

— Мой мальчик, — с серьезным видом ответил Макс, — впервые за свою научную карьеру нам предстоит выйти за рамки этических норм.

Адам был поражен.

— Я не ослышался? Это говоришь ты, который бросается вдогонку за почтальоном, если тот забыл взять деньги за доплатное письмо?

— На карту поставлена жизнь человека, — угрюмо ответил Макс. — Придется кое на что закрыть глаза.

— Раньше ты себе этого не позволял.

— Верно. Но раньше мне не приходилось лечить президента Соединенных Штатов.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне позвонил адмирал Пенроуз из Белого дома и что-то такое бормотал о «высокопоставленном представителе администрации». Просил больше никаких вопросов не задавать.

И Макс пересказал Адаму медицинские показания, переданные ему лечащим врачом президента. И возложенное на них поручение.

— Бог мой, ответственность-то какая!

— Вот именно. Поэтому мне было необходимо с кем-нибудь ее разделить.

— Ждешь, что я скажу спасибо? — улыбнулся Адам.

Разговор прервал шум лифта в дальнем конце коридора. Оба медика молча смотрели, как открывается дверь кабины и оттуда выходит посланник ночи, весь в черной коже. В одной руке курьер держал мотоциклетный шлем, в другой нес коробку размером с сигарную.

— Доктор Рудольф? — вполголоса уточнил он.

— Так точно.

— У вас есть какой-нибудь документ, удостоверяющий личность?

Макс вынул бумажник и показал курьеру водительские права.

Тот быстрым, цепким взглядом изучил фотографию, вручил посылку и моментально растворился в темноте. Ученик и учитель переглянулись.

— Вроде бы Хэллоуин еще не скоро… — проворчал Макс Рудольф. — Что ж, за работу!

Они медленно прошли по коридору, представлявшему собой своего рода полосу препятствий — с контейнерами сухого льда, центрифугами, баллонами с азотом, гелием и кислородом, громоздящимися вдоль стен без всякой системы, подобно гигантским кеглям.

Войдя в лабораторию, до потолка уставленную клетками с мышами, Адам включил свет. Мышки носились по клеткам взад-вперед, пребывая в счастливом неведении относительно своих уникальных особенностей.

Стоило ввести им человеческую кровь или какие-либо другие ткани, и их иммунная система тут же приобретала черты донорской. Это означало, что реакция их организмов на любое последующее воздействие становилась миниатюрной, но точной копией того, что происходило в аналогичной ситуации в организме донора.

— Итак, Адам, вариантов у нас три. Либо мы его вылечим, либо убьем, либо все останется как есть. Ты что предлагаешь?