Юмор — это декларация достоинства, утверждение превосходства человека над тем, что с ним случается.
Роман Гари Даниэль Бюиссанс
Глава первая,
в которой дети Морлеван узнают, что оказались на попечении у государства
В Париже, на улице Меркер, в доме 12, два года проживала семья Морлеван. В первый год — трое детей и двое взрослых. Во второй год — трое детей и один взрослый. А с этого утра — только трое детей. Симеон, Моргана и Венеция — четырнадцати, восьми и пяти лет.
— Дадим клятву, — предложила Моргана. — Что нас никто не разлучит. А, Симеон?
Венеция подняла руку, готовая клясться. Но Симеон, старший из Морлеванов, так и сидел на ковре, прислонясь к стенке, весь уйдя в свои мысли. У него оставалось только… взгляд на часы… только четверть часа, чтобы спасти положение. Сотрудница социальной службы вот-вот должна была вернуться. Она обещала Симеону «окончательное решение». Пока что ей на ум приходили только временные: няня Венеции, соседка снизу, консьержка из дома напротив. Но все эти доброжелательницы слишком боялись, что на них полностью спихнут трех сирот. Итог: они сидели в своей квартире и ждали «социаленную сотрудницу», как называла ее Венеция.
— Она отправит нас в приют, — предрек Симеон.
Потому что у них не было никакой родни — ни бабушек, ни дедушек, ни дядьев, ни теток, даже крестных не было. Семья Морлеван состояла теперь из трех детей, и все. Венеция вопросительно взглянула на сестру.
— Приют, — объяснила Моргана, — это такая гостиница для детей, у которых нет родителей.
— А, ну ладно, — сказала Венеция.
Со вчерашнего дня они были детьми-у-которых-нет-родителей. Венеция приняла это как данность. Людям ведь незачем было ее обманывать. И в то же время все это ровно ничего не значило. Мама, может, и умерла, но в понедельник она должна отвести Венецию на танцы, потому что дама, которая ведет занятия, не любит, когда пропускают.
Симеон взглянул на часы: десять минут. У него осталось десять минут. Чуть выше ремешка часов он увидел красное пятно, которое появилось вчера и расползалось по руке. Он одернул рукав.
— Папа не умер, он ушел, — задумчиво сказал Симеон. — Они будут пытаться найти его.
Но его уже искали, чтобы заставить платить алименты. И все, что тогда удалось узнать, это что он уже был женат в ранней молодости и бросил жену, и…
— Есть! — вскричал Симеон, щелкнув худыми пальцами.
Вот оно, решение. Он нашел! Женщина, на которой был женат их отец? Нет, конечно. Это все равно что консьержка или няня Венеции. Едва ей подкинут под дверь трех сирот, она тут же займет позицию временного решения. Нет, окончательное решение — это дети от того брака.
— У нас… у нас с ними один… один отец. Мы… мы одной… одной крови.
Симеон говорил заторможенно, ошеломленный своим открытием. У них есть родственники. Да, они никогда не видели этих людей, он сам впервые о них вспомнил… Но они носят ту же фамилию.
— Морлеваны! Они тоже Морлеваны, как мы. Мы не единственные, кто носит эту дурацкую фамилию! — горячился Симеон.
Пять минут. Через пять минут надо будет убедительно изложить свои соображения социальной сотруднице. Симеон сжал кулаки. Венеция спросила:
— Так мы клянемся или нет?
— Клянемся, — сказал брат. — Слушайте, девочки. На свете есть еще Морлеваны кроме нас, не знаю сколько. Наши сводные братья и сестры. Они родились раньше нас. Они уже взрослые, понимаете? Нас должны отдать им на воспитание.
Венеция зажмурилась и представила, как откуда ни возьмись встают стеной юноши со шпагами наголо: гвардия Морлеванов. Более реалистически мыслящий Симеон уже задавался вопросом, обязаны ли по закону старшие братья и сестры брать на себя заботу об осиротевших младших. Мальчик выбросил вперед кулак и произнес со всей серьезностью:
— Морлеван или смерть.
Моргана поставила на его кулак свой, а Венеция завершила пирамиду, повторив:
— Морлеван или смерть, — и добавила: — Что это у тебя на руке?
Рукав опять задрался. Симеон одернул его, буркнув:
— Ничего. Стукнулся.
Они услышали, как хлопнула входная дверь. Это была Бенедикт Оро, сотрудница социальной службы.
— Ну вот, дети, — сказала она, еле переводя дух после обивания всевозможных порогов, — у меня есть для вас решение!
— У нас тоже, — ответил Симеон.
— Ага, у нас целый полк братьев! — подтвердила Венеция, выписывая воображаемой шпагой знак Зорро — Z.
Моргана внесла ясность:
— Только сводные, от первого брака папы. Но это все равно считается. У меня в школе средняя оценка 9,5, а у Лексаны 9. Я ее обгоняю по баллам.
Видя недоумение социальной сотрудницы, Моргана постаралась объяснить доходчивее:
— Моя подружка Лексана, она китаянка. У нее ненастоящие родители, потому что она приемная дочь. Но она считает, это лучше чем ничего. Так и сводные братья — это лучше чем вообще никаких.
«У них стресс», — подумала Бенедикт, которой необходимо было придерживаться привычных понятий.
— Так вот, — сказала она, — я нашла вам место в приюте Фоли-Мерикур. Это очень удобно, потому что вы сможете оттуда ходить в вашу прежнюю школу и…
— Вы не поняли, — перебил ее Симеон.
— Ну да, мы хотим к нашим братьям! — пискнула Венеция (она явно отдавала предпочтение мужчинам).
— Или мы покончим с собой, — добавила Моргана, просто делясь информацией.
Эта последняя фраза встревожила Бенедикт. Детям Морлеван не сказали всей правды, чтобы не травмировать их еще больше. Им сказали, что их мать погибла вследствие несчастного случая, упав с лестницы. На самом деле она выпила жидкость для чистки ванн. Потом, не вынеся начавшихся болей, выбежала из квартиры, чтобы позвать на помощь. И упала с лестницы. Это было самоубийство.
— Послушайте, дети…
— Нет, это вы послушайте, — перебил Симеон. — У нас есть родственники, и их надо известить. У отца до нас уже были дети.
Симеон не знал ни сколько их, ни какого они пола. Он этим никогда не интересовался. Только однажды у матери в какую-то горькую минуту сорвалось: «Гад бесстыжий! Не первый раз уже детей бросает!»
— Морлеван не такая уж распространенная фамилия. Их, наверное, можно найти, — настаивал Симеон.
Бенедикт неопределенно повела головой, что не означало ни да, ни нет.
— Пока что я провожу вас в приют. Это прежде всего.
— Нет, — сказал Симеон. — Прежде всего надо выяснить, передаются ли дети-сироты на попечение сводных братьев или сестер, если те достигли совершеннолетия. Вы не могли бы достать мне Гражданский кодекс?
Бенедикт смотрела на Симеона и не могла вымолвить ни слова. У нее был опыт работы с подростками. Ни один на ее памяти так не разговаривал.
— Я особо одаренный, — пояснил Симеон чуть ли не извиняющимся тоном.
Г-н Мерио, директор приюта Фоли-Мерикур, сначала отказывался принять братство Морлеван. В его заведении содержались только мальчики с двенадцати до восемнадцати лет. Он мог взять Симеона, но без сестер.
— У них стресс, — уговаривала директора Бенедикт. — Если их разлучить, это будет глубочайшая психологическая травма. Я буду искать им приемную семью, но пока…
Она говорила и осматривалась, чтобы составить мнение о здешних условиях. За ее спиной подростки играли в настольный футбол, слышались традиционные: «Блин!» и «Ща я тебя сделаю!»
— Дети Морлеван жили практически в изоляции, — гнула свое Бенедикт. — Им будет очень полезно оказаться среди сверстников.
— Пять и восемь лет, — заметил г-н Мерио, все еще не убежденный, — нельзя сказать, что это дети подросткового возраста!
Бенедикт решила пойти с другой карты и бить на жалость:
— Их положение действительно трагично. Отец исчез в неизвестном направлении, а мать впала в депрессию и вот на днях покончила с собой, выпив «Сортирного Крота».
Директор болезненно поморщился. Угрозы и оскорбления на заднем плане стихли. Там прислушивались.
— Ладно, приводите, — сдался г-н Мерио. — Постараюсь вам помочь.
Моргане и Венеции в виде исключения выделили крохотную комнатушку в приюте Фоли-Мерикур. Можно было подумать, что ради них опустошили чулан для метел. Единственное окно выходило на глухой дворик, где из прохудившейся трубы лила вода, раздражающе барабаня об асфальт. Брата поселили по сравнению с ними роскошно — в светлой просторной комнате. К сожалению, Симеону приходилось делить ее с товарищем — сверстником по имени Тони. Каждый вечер Тони присоединялся к остальным в игровой комнате, и Симеон благославлял того, кто изобрел настольный футбол. Только тогда Симеон мог достать учебники, которые прятал на самом дне своего чемодана. Он усвоил уже давно — с яслей, если точно, — что в его же интересах скрывать от сверстников свои способности.
