Владимир Нестеренко - Чужая

Шоссе, лесополоса, заснеженные поля. Раннее зимнее утро. У обочины стоит вишневая «девяносто девятая». Четверо молодых людей в кожаных куртках поверх спортивных костюмов мочатся на обочине. У них вид невыспавшихся, угрюмых людей.

ШУСТРЫЙ (втягивая ноздрями воздух): Бля, ну и вонь. Говно… Гиря, хули ты здесь остановился?…

ГИРЯ (сосредоточенно выписывая что-то струей на снегу): Тут везде воняет. Свиноферма. Закопать тебя в свинячье говно – через неделю и кости растворятся.

Все смеются, кроме Шустрого и Малыша.

МАЛЫШ: Хорош тут базарить, поссали и поехали.

Все молча садятся в машину, Гиря за руль.

МАЛЫШ (увидев, что Шустрый пытается закрыть окно): Не закрывай, разобьемся. В тепле уснет водитель – и привет.

ГИРЯ: Шустрому все говном воняет…

МАЛЫШ: Воняет – да и хуй с ним. Жизнь и не так воняет. Ты, главное, не усни за рулем.

Машина рвет с места, оставляя следы протектора и свастику, криво нарисованную мочой на снегу.

РАССКАЗЧИК: Если верить указателям, до границы оставалось немного. Километров 400. В эту ночь поспать опять не получилось. Все «рашпили» мало спали с тех пор, как началась эта история с Чужой…

Визуализация рассказа, но голос Рассказчика за кадром продолжает.

РАССКАЗЧИК:…Дедушка с бодрым погонялом Рашпиль отсидел за решеткой лет двадцать. К тому времени, как произошла эта история, он вполне освоился на воле, носил клубные пиджаки, имел долю в разных фирмах, построил казино, там же и жил. На чердаке сделал себе квартиру с телевизором, двуспальной кроватью и сортиром – получилось как люкс в старой советской гостинице, только полировки поменьше…

Окно круглое, потолок скошенный, рама перекрещивает окно – Рашпиль смотрел на мир сквозь прицел, как из бункера. Крепкий старик с трудной судьбой, на его пиджаке неплохо бы смотрелись орденские планки.

…Было Рашпилю лет пятьдесят. В том деле, которым он был занят всю свою жизнь, – это пенсионный возраст. Как у летчиков. Рашпилем его называли за характер, ну и за то, что правая щека у него была в оспинах – только не от ветрянки, а от дроби – попал под выстрел из обреза. Жены у него не было, и он пользовался служебным положением.

Отъезд камеры от окна показывает девушку в униформе казино, на груди табличка с именем. Девушка стоит и ожидает, пока Рашпиль насмотрится в окно, потом он достает бульбулятор, зажигает шарик крэка, дает покурить и ей, потом, расстегивая ширинку, говорит «Соси, пока не отвалится».

…Крэк постепенно занимал место всего остального в жизни Рашпиля, так что сосать у хозяина девочкам оставалось недолго. Кроме казино, у дедушки и других дел хватало…

Стрельба из автоматов по «восьмерке». Вылетают стекла, машина превращается в решето. Крупно – быстро растущая лужа крови, вытекающая из открытых дверей. В машине четыре человека, они мертвы.

«Рашпили» перестарались, вытесняя конкурентов.

Молодой парень в надвинутой на глаза шапочке, с автоматом, это Бабай, контрольными выстрелами добивает пассажиров машины. Три выстрела, вместо четвертого – щелчок. Патроны кончились. Молодой бросает автомат и бежит к другой машине – бойцы уже в машине, времени нет. Одному пассажиру повезло – он жив, кровь, которой он истекает, смешивается со струйкой мочи из мокрой штанины.

Кадр в больнице – выживший пассажир расстрелянной «восьмерки» лежит в реанимационной палате, у входа сидит милицейская охрана, в палату заходит генерал милиции в белом халате, наброшенном на мундир, с ним несколько офицеров, свита, врачи.

Так жизнь Артура, по прозвищу Бабай, двадцатилетнего пацана, у которого не хватило пули на четвертого пассажира, превратилась в одну сплошную неприятность. Светил расстрел, хотя были варианты.

(Осунувшийся, небритый, со следами побоев Бабай пытается держаться ровно на табурете. Через стол от него радостно улыбающийся оперативник в штатском. На стенах – советские вымпелы «победителю соцсоревнования», а также наклеенные заголовки из газет и размноженные на ксероксе надписи:

ОТСУТСТВИЕ СУДИМОСТИ – НЕ ВАША ЗАСЛУГА, А НАША НЕДОРАБОТКА

МОЖЕТ БЫТЬ, ХВАТИТ ЛЕПИТЬ ГОРБАТОГО К СТЕНКЕ?

КАЖДЫЙ УМИРАЕТ В ОДИНОЧКУ

Бюст Дзержинского. Бюст Ленина.

В то же время на стене герб Украины – то есть советская символика – это милицейский прикол, как и надписи.):

ОПЕР: Одного из стрелков угандошили при задержании. Полез сдуру за волыной, получил три пули (наклонясь, доверительно): – так что теперь он виноват перед всеми и за все. Можешь пойти соучастником, убили-то троих из одного автомата, ты уже мертвых добивал – суд учтет молодость и сиротство…

БАБАЙ: Ну. А от меня что вам надо?

ОПЕР: Дурака-то не включай. Дай показания на Рашпиля, и тогда его зароют, как пса, под столбиком с биркой. Ты через десять лет выйдешь на волю, к новой жизни… Ты понимаешь, что я тебе предлагаю? Жизнь! Раздупляйся быстрее, потом поздно будет, получишь расстрел – никто не спасет.

РАССКАЗЧИК: Все это каждый день рассказывал Бабаю симпатичнейший дядька из бандитского отдела, а по ночам – пятеро несимпатичных, из-за чего Артур ссал кровью и ходил вдоль стен.

(Бабай медленно двигается, придерживаясь за стену рукой, как спелеолог.)

Ходил он недалеко – до параши, чтобы слить лишнюю кровь. Рашпиль от такого оборота занервничал. Впору было переходить с крэка на геру, подлечить нервишки.

Четверо молодых людей – Шустрый, Гиря, Малыш и Сопля – в казино Рашпиля. Они чувствуют себя здесь уверенно, хотя и выглядят пришельцами из другого мира.

Выделяются среди публики в казино отсутствием животов, галстуков и костюмов, в тех же кожанках поверх спортивных костюмов, поломанными носами и ушами. Общее впечатление от этой компании – недоброе, угнетающее. Молча четверка проходит по казино, Малыш показывает кивком на дальний столик, резервированный «для своих» – остальным предложено дожидаться его здесь. Сам поднимается наверх, к Рашпилю.

ШУСТРЫЙ: Побежал Малыш к Карлсону, за советом…

(Оценивающе оглядывая официантку, паясничает, кому-то подражая.)

– Три чая, пожалуйста, милочка моя, какая вы симпатичная сегодня…

(Смущенная официантка уходит, по ходу кто-то из пацанов хватает ее за задницу, за столом царит довольное ржание. Попивая чай, трое недобро посматривают на посетителей и вполголоса разговаривают.)

СОПЛЯ: Смотрите, какая халява шпилит. Золота одного на пару штук… Сосет, наверное, что помпа корабельная.

ГИРЯ: Баловство.

ШУСТРЫЙ: Пойти с ней потереть, что ли…

СОПЛЯ: Ага. Только тебя ей не хватает, некому ее рыжуху в ломбард сдать.

Видимо, это намек на какую-то историю, все смеются.

На чердаке Рашпиль и Малыш. Малыш сидит на стуле, Рашпиль на кровати. Рашпиль говорит сипло и очень тихо. Перед Малышом фотография девушки.

РАШПИЛЬ: Одна родная душа у нашего Бабая осталась. Сестра… Анжела. А больше никого… Родители давно коней двинули, а воспитала бабка, недавно померла. В Чехии сестра сейчас… Чужая – такая вот кликуха. Ты ж с ней знаком?

МАЛЫШ: Знаком.

РАШПИЛЬ: Вот и хорошо. Нужно ее найти и привезти сюда, ко мне. Сейчас дам тебе лавэ, десятку. Потом, как привезете, еще получите, по пятерке каждому. А тебе – десятку.

(Передает деньги, Малыш не считая прячет пачку за пазуху.)

В Праге найдешь Карасика… Инструмент возьмешь у него, вообще, поможет, он давно там живет. Смотрите… осторожнее… там сейчас нет такого, как у нас, – Вася знает Колю, Коля знает Петю, все, братва, – все будете решать сами, на месте…

(В процессе разговора Рашпиль заряжает в бульбулятор шарик крэка.)

Фотографию возьми, будешь там показывать, да что я тебя учу… от крэка в голове образуется пустота, торричеллева пустота, понимаешь, Малыш, торричеллева… я тебе не предлагаю, а то может понравиться… привези ее, чтобы Бабай не стал подписывать, мусора отсосут, на тебя надеюсь, ты же помнишь…

Откинувшись на кровать, он что-то еще бормочет, разобрать можно только отдельные слова.

Взяв деньги, Малыш спускается в казино и показывает кивком на выход.

Все уходят, официантка, убирая со стола, обнаруживает среди окурков в пепельнице использованный презерватив и недоуменно смотрит. Это Шустрый пошутил – плюнул в него несколько раз. Со стороны выхода раздается громкий смех, пацаны внимательно следили за официанткой.