– Да хоть в ванной с шампанским меня искупай, все равно… – и тут она запнулась. И вдруг сказала: – А в самом деле, мальчик! Искупай меня в шампанском, тогда сговоримся. А, Вася?
– Я не Вася.
– Это без разницы, Вася. Искупаешь?
– Наверное, какую-нибудь вашу подругу искупали, и вам тоже хочется? – предположил Неделин.
– А что, слабо? Не жмись, если нравлюсь. Слабо? Только без дураков, шампанское водой не разбавлять!
– Нет, но где я вам его возьму? Поздно.
– Давай считать, – оживилась валютная женщина. – Бутылка – червонец, дешевле не найдешь. Десять бутылок – восемь литров. Для ванной нужно литров сто, так? Сколько бутылок?
– Так… Сто бутылок – восемьдесят литров… Плюс еще двадцать литров…
– Бери десять ящиков – не ошибешься, – подвела итог валютная женщина. И отвернулась.
– Думаете, я не смогу? – спросил Неделин.
– Отвали.
– Нет, вы только подскажите, где шампанское взять.
Валютная женщина, смеясь и все еще не веря, отвела его в ресторан, там говорила с официантами, Неделину было предложено заплатить за шампанское и за работу две тысячи (рублей), он выложил, через полчаса к нему в номер потянулись веселые шустрые ребята с ящиками, в ванной слышались беспрерывная пальба, шипенье и бульканье. Неделин не участвовал, поглядывал на часы: женщина обещала быть ровно в полночь. Шустрые ребята, веселея на глазах, управлялись быстро.
– Готово, хозяин! – наконец услышал Неделин.
Выпроводив шустрых ребят, он зашел и увидел ванну, наполовину заполненную шампанским. Светло-желтая жидкость шипела, пузырилась, источала густой запах, ударяющий в нос, и запах, надо сказать, не такой уж приятный. Неделин представил валютную женщину в этой жидкости, заволновался.
Женщина пришла. Заглянула в ванную, восхищенно выругалась и, не обращая внимания на Неделина, быстро разделась (он хотел выйти, но передумал), упала в ванну, заплескалась, забилась, как большая рыба, легла, отпила глоток, крякнула:
– Годится! Вася, ты гений! Ты – человек! Я тебя даже люблю. Слушай, это такой кайф, это такая балда, это… – Она отпила шампанского, и еще, еще.
– Как я тебя полюблю! Ты заслужил, Вася! Иди ко мне. Ну!
Неделин пошел к ней. Залезая в ванну, поскользнулся, бухнулся, волна шампанского окатила женщину, она радостно завизжала, стала плескать в Неделина, и он тоже стал плескать, и они долго дурачились, обдавая друг друга брызгами шампанского. Голова кружилась.
Хлопнула дверь. Послышались шаги.
На пороге ванной стоял администратор. Его лицо закоренелого комсомольца было спокойно и неотвратимо.
– Вы знаете, что после одиннадцати часов вечера принимать гостей у нас запрещено? – спросил он.
– Вася! – закричала женщина. – Лезь к нам!
Вошли шустрые ребята, те же, что носили шампанское, молча и деловито помогли женщине выбраться из ванной, она, уже в стельку пьяная, ругательски ругалась, выпроводили ее, а потом стали не спеша, толково издеваться над растерявшимся и даже не пытавшимся подать голос Неделиным: окунали его в шампанское, били по щекам, драли за волосы. Долго.
Устали.
– Значит, мстишь? – спросил Неделин наблюдавшего администратора.
– Сейчас я позвоню в милицию, – сказал администратор. – Дебош в гостинице. Купание в шампанском с проституткой. И так далее.
– Не надо, – сказал Неделин.
– Тогда завтра чтобы я тебя тут не видел, падла.
– Хорошо, – сказал Неделин.
– Пожалуешься – прибьем, – сказал администратор.
Неделин выполз из ванной одуревший от побоев и шампанского, у него едва хватило сил, чтобы добраться до постели.
Утром, опохмелившись шампанским, которое выдохлось и имело противный вкус, Неделин стал собираться и обнаружил, что нет половины вещей и, главное, нет денег. Только сиротливая трешница в кармане брюк.
Вояж окончен.
Он даже обрадовался, когда увидел в вестибюле милиционера, о чем-то говорившего с администратором.
– Прошу предъявить документы, – козырнул милиционер.
– С удовольствием, – сказал Неделин. – Вы по вызову этой сволочи или давно меня ищете? Из Саратова сообщили?
– Документы! – сказал милиционер, а Неделин вдруг бросил в него сумкой и побежал.
Он бежал со страхом, но и с азартом, мчался по улицам и закоулкам к морю, надеясь там, среди пляжного многолюдья, укрыться, спрятаться, затеряться. Он обернулся на бегу…
А что же с Запальцевым, где он?
Виктор Запальцев, схваченный в ресторане десятком рук, увидел удаляющуюся от него подружку и стал вырываться, чувствуя, что тело почему-то плохо его слушается, будто он вдруг стал пьяным. Один из державших был особенно ненавистен: лысый тощий человечишко с гневом правды в глазах. Запальцеву до смерти захотелось въехать ему в рожу, он все совал, совал в его сторону кулаком – и вдруг застыл с поднятой рукой, разглядывая руку.
Всех удивила его поза. Стали понемногу ослаблять хватку – и вскоре вовсе отошли, глазея.
Запальцев медленно оглядел руку и всего себя.
– Ничего не понимаю, – тихо сказал он и пошел из ресторана.
Он долго бесцельно блуждал, будто во сне, стоял подолгу перед каждой витриной, разглядывая отражение невзрачного человека с очумелым лицом. Он уже начал что-то понимать, о чем-то догадываться. Он вспомнил этого невзрачного, вспомнил свои мысли, с которыми глядел на него в ресторане, когда ждал Лену. Примерно такие были мысли: вот вышел из зала покурить свободный скромный человек, он свободно и скромно пропивает здесь раз в месяц какие-нибудь двадцать или тридцать рублей, ему не надо никуда ехать, не надо отдавать долг плюс Лену, бедняжку, ему не надо благодарить любовью тетю Лену, которая должна ему завтра принести деньги, не надо лететь в Сочи, надоел этот б…дский город хуже горькой редьки! – он чист и спокоен, этот убогий человек. Вот тут-то, наверное, это и произошло.
Ноги сами вели Запальцева куда-то, и вот он оказался во дворе какого-то дома, здесь он никогда не был, откуда же такая тяга именно сюда? Он побрел к детской площадке, сел на сломанной карусели, озираясь.
На балконе третьего этажа появилась женщина, постояла, с усмешкой глядя на Запальцева, и сказала:
– Ну? Чего сидим? Не нагулялся еще?
Эта женщина, вероятно, имеет отношение к тому, кем он стал. Жена? Надо ей все рассказать.
– Какая у вас квартира? – спросил Запальцев.
– Что-о?
– Да нет, я так… У меня что-то с ногой. Кажется, вывихнул.
Через полминуты женщина выбежала из подъезда, помогла Запальцеву подняться, с насмешливыми причитаниями повела в дом.
– Подвихнули ноженьку, миленькие мои! За красотками так быстро бегали, что ноженьки не успели! Мы ведь любим за красотками побегать, на красоток поглядеть, мы такие! Донжуаны мы нереализованные!
Запальцев обхватил женщину за талию и позволил привести себя в квартиру. Квартирка была так себе: тесная кухня, две комнатки, обстановка стандартная, но, впрочем, все довольно чисто, аккуратно. Да и женщина мила: светлые волосы, светлые глаза и симпатичная такая насмешливость на губах играет. Очень приличная особь, решил Запальцев.
– Поймите меня правильно, – сказал он, и женщина упала на диван, заливисто смеясь.
– Вы не смейтесь, я все объясню. Я не ваш муж. В это поверить трудно, но вы послушайте сначала.
Мне нужно знать, кто ваш муж. Перестаньте смеяться! Хорош смеяться, дура! Кто твой муж?
– А в самом деле? – отсмеявшись, сказала женщина. – Кто мой муж? Ладно. Пошли ужинать.
Запальцев иронично съел тарелку жареной картошки с рыбной котлетой, морщась, запил эти яства кефиром и вновь приступил:
– Я был в ресторане.
– Неужели? На какие шиши?
– Я был в ресторане. И там был ваш муж. Мы друг на друга смотрели.
– Ты выпил, что ли?
– Потом… Короче говоря, я вижу вдруг – вот эта рубашка, эти, так сказать, штаны… – Он брезгливо потрепал ткань брюк.
– А в чем дело? – спросила она. – Тебе не нравится, как ты одет? А ты обратил внимание, в чем я хожу? Опомнился, увидел, что мы нищие?
– Вам нужны шмотки? Я вас одену с ног до головы, – нетерпеливо сказал Запальцев. – Только слушайте.
– Ах, ах, ах! – было ответом. – С ног до головы! А в чем дети ходят, ты посмотри! Я-то ладно, мое время кончилось. А дети?
– Сколько? – спросил Запальцев.
– Чего сколько?
– Детей сколько?
Женщина посмотрела на него тревожно.
– У тебя нога сильно болит?
– Совсем не болит. Я пошутил.
– Сволочь ты, – печально сказала женщина. – Я устала до предела, а он – шутит. – И ушла в комнату.
Темнело. Они молча сидели у телевизора.
А дети где? Видимо, в пионерском лагере или в деревне где-нибудь: лето, каникулы.
Можно опять и опять пытаться ей объяснить, рассказать, но, пожалуй, самое большое, чего он добьется, – она вызовет психбригаду, посчитав его сошедшим с ума. И пусть. Пусть вызовет. А пока передохнем. Кресло уютное. Еще бы под рукой иметь столик, а на нем холодное пиво и креветки. Но тут в заводе такого не бывает, это ясно. Картошка и кефир – будь счастлив. Впрочем – ну и что? Зато покой. Не нужно ехать к Кубику, видеть его рожу, не нужно отдавать деньги.
