В первый раз Чарли посмотрел на Рэймонда. Перед ним стоял невысокого роста человечек неопределенного возраста. Возможно, чуть больше сорока. Вид у него был совершенно безобидный. Как и все пациенты, одет он был чисто и скромно, в ситцевую рубашку с коротким рукавом и хлопчатобумажные брюки, подпоясанные почти на уровне груди. Из кармана его рубашки выглядывал пластмассовый пенал, набитый карандашами и шариковыми ручками. В его прическе явно чувствовалась рука казенного парикмахера. Кое-где волосы были прилизаны, в других местах стояли торчком. Тем не менее выглядел он опрятным и ухоженным.
В чертах его лица не было ничего примечательного: небольшие черные узко поставленные глаза, мясистый нос. Единственное, что сразу бросалось в глаза, это полное отсутствие выражения. Казалось, что это лицо никогда не хмурилось и его не посещала улыбка. Оно напоминало физиономию с детского рисунка, спокойную и безжизненную.
Чарли улыбнулся и слегка покачал головой. Этот псих позабавил его.
— Знаешь, — сказал он Сюзанне, — сиденья действительно раньше были коричневые. Когда я был совсем маленьким.
— И, и, — Рэймонд продолжал быстро говорить бесцветным голосом, будто с самим собой, — вы пользуетесь пепельницей, потому что… потому что… она здесь для этого. Это настоящая кожа, и она… за нее не жалко руку отдать.
Улыбка сошла с лица Чарли, сменившись изумлением.
— Боже, — прошептал он. — Отец часто говорил «не жалко руку отдать» и про пепельницу.
Он пристально посмотрел на пациента, который стоял, уставившись в свой блокнот. Вдруг Рэймонд неожиданно поднял голову, и их взгляды на мгновение встретились — ничего не выражающий взгляд Рэймонда и спрятанный под черными очками взгляд Чарли. Но только на мгновение, потому что внимание Рэймонда немедленно переключилось обратно на блокнот.
— Пойдем со мной, Рэймонд, — настаивал доктор Брунер. — Этим людям надо ехать.
Какое-то смутное предчувствие шевельнулось в голове у Чарли.
— Тебе знакома эта машина? — резко спросил он у Рэймонда.
Рэймонд вдруг сцепил руки и стал судорожно сжимать и разжимать их, но ему мешали блокнот и карандаш.
Страх отразился на его бесцветном лице, и он в отчаянии посмотрел на доктора Брунера, ища помощи. Но взгляд психиатра был таким суровым, что Рэймонд опустил свои наполненные ужасом глаза.
— Ты! — более решительным голосом проговорил Чарли. — Откуда ты знаешь эту машину? — Он сдернул очки, и Рэймонд был вынужден смотреть ему прямо в глаза.
Худое тело Рэймонда задергалось, как будто через его спинной мозг пропустили ток. Глаза его заметались из стороны в сторону, избегая направленного прямо на него пристального взгляда Чарли.
— Я… не… знаю… — лишь промычал он едва слышно.
— Черта с два, ты не знаешь! — вскричал Чарли. — Откуда ты знаешь? — Он шагнул к Рэймонду, и тот в ужасе отступил назад.
— Достаточно, мистер Бэббит, — вмешался доктор Брунер. — Вы его возбуждаете. Вы…
— Пожалуйста, Чарли, — поддержала Сюзанна.
Теперь Рэймонд переводил взгляд с Сюзанны на доктора Брунера, с доктора Брунера на Чарли. Казалось, какая-то мысль запечатлелась в его голове. Он расцепил руки и снова начал судорожно записывать что-то в свой блокнот, одновременно бормоча себе под нос:.
— Бэббит Чарли. Чарли… Бэббит. Чарли Бэббит, один-ноль-девять-шесть-один. Бичкрест-авеню.
Чарли окаменел.
— Откуда ты знаешь этот адрес? — пораженный, вымолвил он.
Рэймонд понурил голову. Он говорил так тихо, что слова с трудом можно было разобрать:
— Я знаю почему, Вот почему.
Непонятно. Чутье подсказывало Чарли, что он выследил свою почти парализованную жертву. Он повысил голос:
— Потому что… почему?
Голова Рэймонда дернулась, как будто Чарли задел какую-то невидимую веревочку, и он посмотрел Чарли прямо в глаза. Лицо его не выражало ничего, кроме смятения — ни вопроса, ни ответа. Никакого контакта.
Тихим, покорным голосом доктор Брунер проговорил:
— Потому что он ваш брат.
Сюзанна изумленно вскрикнула, потом наступила тишина. Рэймонд перестал бормотать, а Чарли с недоверием замотал головой. Затем он коротко усмехнулся:
— Что это значит?
— У братьев… общий папа. И мама. — Рэймонд расставил точки над «i». Затем он произнес, будто ребенок, заучивший имена родителей и свой адрес на тот случай, если потеряется: — Сэнфорд Бэббит. Дом номер один-ноль-девять-шесть-один. Бичкрест-авеню. Цинциннати. Огайо. Соединенные Штаты Америки.
У Чарли отвисла челюсть, а брови взлетели вверх.
— Наша мама Элеонора Бэббит, — монотонно продолжал Рэймонд. — У нее домик с ангелочками.
— Чарли, о Боже, — прошептала Сюзанна, пораженная жалостью. Это была правда. Пациент был братом Чарли.
Но Чарли был к этому не готов. Он развернулся и медленно пошел прочь, как будто, отдаляя себя физически от Рэймонда, он мог перечеркнуть их родство. Но, сделав несколько шагов, он обернулся. Лицо его выражало смесь злобы и изумления. Срывающимся голосом он обратился к доктору Брунеру:
— Этого не может… Как это возможно? У меня нет брата! И никогда не было!
Возбужденный Рэймонд воззрился на Брунера, но психиатр был поглощен разговором с Чарли. Тогда Рэймонд заговорил, обращаясь к часам, украшавшим его запястье. Речь его была быстрой, слова путались и перемешивались:
— Ну вот, до Вапнера тринадцать минут… и они… они не актеры… там настоящие дела… в муниципальном суде. Суде штата Калифорния.
Рэймонд Бэббит развернулся и, не оглядываясь, быстро зашагал к дому своей неуклюжей, шаркающей походкой. В сознании его твердо засело имя Вапнер.
— Ну вот, теперь уже двенадцать минут.
Итак, вот он какой. Теперь анонимное лицо приобрело имя: Рэймонд. Чарли Бэббит, отправившийся на поиски наследника, нашел брата, Рэймонда Бэббита. Но даже запертый в психиатрическую лечебницу, он не был просто сумасшедшим. Нет, Рэймонд Бэббит был сумасшедшим с тремя миллионами долларов. А почему бы и нет? Разве он не был старшим сыном Сэнфорда Бэббита? И почему старший сын не может быть наследником? Даже если он умственно отсталый? Что ж, это вполне разумно. Может быть, это было разумно для Сэнфорда Бэббита, но только не для Чарли Бэббита.
Конечно, Рэймонду никогда не оценить эти три миллиона по достоинству. Сколько стоит ручка и блокнот? Что ему еще нужно? Быстрые машины и легкомысленные женщины, дорогие итальянские костюмы и виллы с видом на океан — все это не для Рэймонда. Не для него горные лыжи в Аспене и карнавал в Рио. Он не сможет истратить свои деньги на такие пустяки, как роскошь и красивая жизнь.
Даже самая дорогая частная клиника со знаменитыми врачами, оснащенная по последнему слову техники, с неусыпным медицинским надзором не поглотит даже годовых процентов с суммы в три миллиона.
— Нам надо поговорить, — жестко сказал Чарли доктору Брунеру.
Врач кивнул:
— Давайте войдем внутрь и перекусим. После ленча я расскажу вам обо всем, что вас заинтересует.
Ленч, состоявший из сандвичей, салата и кофе, был подан в кабинет психиатра. Чарли ел быстро и молча, Сюзанна и доктор Брунер вели светскую беседу о садах, окружающих Воллбрук. Как и Сэнфорд Бэббит, доктор любил цветы.
Когда они покинули кабинет, уже перевалило за полдень. Телепрограмма «Правосудие для народа» закончилась, и, законспектировав последний приговор судьи Вапнера, Рэймонд Бэббит зашаркал прочь с неизменным ранцем на плечах.
Сюзанна присоединилась к нему, и они сели рядом на одну из каменных скамеек, украшавших сад. Но Рэймонд не обращал на девушку никакого внимания, продолжая строчить в блокноте. Чарли и доктор Брунер прогуливались неподалеку, не выпуская Рэймонда из поля зрения, и разговаривали.
— С чего начать? — спросил психиатр. — Что вы хотите знать?
— Что он все время пишет?
— В основном списки. У него есть… один список, который он называет «Списком Ужасных Происшествий». Некрологи. Стихийные бедствия. Он пытается уберечься от опасностей, аккуратно занося их в тетрадку.
Чарли с минуту подумал:
— Но это же просто суеверие. Мы все подвержены этому.
Доктор Брунер кивнул, отдавая должное уму молодого человека.
— Да, ритуальное поведение — это своего рода лекарство от злых духов. Рэймонд считает, что опасности грозят отовсюду. И единственное, чем он может от них защититься, это обряды к ритуалы.
— Ритуалы? — переспросил Чарли. Ему наплевать на эти ритуалы, в чем бы они не заключались.
— То, как он ест. Одевается. Спит. Принимает душ. Гуляет, разговаривает… Да буквально все, что он делает. И любая неточность в соблюдении этого раз и навсегда установленного порядка приводит его в ужас. Но… — Доктор вдруг замолчал в сомнении, нужно ли продолжать.