С изнанки больница выглядела иначе. Антиквариат и цветастые обои уступили место простой, строго функциональной мебели и стенам, окрашенным в зеленый цвет. Это гораздо больше походило на больницу. Сюзанна вцепилась в руку Чарли, пока он изучал окружающую обстановку.
Да, без сомнения, Воллбрук был лечебницей. Но пациенты здесь были больны душой, а не телом. Они не были буйными, во всяком случае те, кого они видели, но каждый из них был заперт в созданном им или ею крошечном мирке. Многие из них смотрели телевизор, на самом деле не видя и не понимая маленьких драм, происходящих на экране. Другие сидели у столов, перемешивая картонные карточки детских головоломок, а то и прямо на полу играя в игрушки. Одна пожилая седоволосая женщина крепко сжимала в высохших руках тряпичную куклу, тихо баюкая ее. Каждый был сам по себе, они не смотрели друг на друга и не общались между собой. Некоторые из них ели что-то похожее на пудинг или яблочное пюре, словом, какое-то детское питание. Несколько одетых в униформу служащих помогали им в самых элементарных вещах — мыли запачканные шоколадом губы, вытирали слюни, провожали в туалет.
Все вокруг дышало спокойствием. Никто не кричал и не бредил, не бился в ярости и не прятался по углам от страха. Транквилизаторы делали свое дело. Мелодичный звон возвещал, что пора принять таблетки, запить их апельсиновым соком — и вот гунн Атилла уже превратился в котенка Морриса. Великая вещь — химия.
Отдельные комнатки, где пациенты спали и проводили время, когда не были в «обществе», произвели на Чарли и Сюзанну куда более сильное впечатление. Они заглянули лишь в несколько. Большинство из них были пусты, их обитатели «занимались делом». Но некоторые оставались в своих клетках, потому что никакие впечатления окружающего мира не могли пробиться сквозь толстую стену безумия, пленниками которого они были. На кровати в одной из комнат сидел, свесив руки вниз, молодой человек. Когда он увидел проходящих мимо Чарли и Сюзанну, он начал яростно колотить себя по вискам сжатыми кулаками, мыча и дико вращая глазами.
— Чарли, пожалуйста, я больше не могу, — взмолилась Сюзанна, — давай вернемся.
Но Чарли не мог вернуться, не увидев полностью того места, с которым Сэнфорд Бэббит связал свои три миллиона. Итак, это был Воллбрук-хауз. Сумасшедший дом. Детский садик для придурков. Питомник для хронических идиотов. Дерьмо! Все оказалось еще хуже, чем он думал.
Ею противником оказалось целое учреждение, имеющее все возможности для того, чтобы спрятать «анонимного наследника», возможно лунатика, среди миллионов законно награбленных долларов и позволить ему спокойно стричь купоны. Ему нужен лом, чтобы лишь полюбопытствовать, на что тратятся его денежки. Теперь он увидел достаточно. Взяв за руку обрадованную Сюзанну, Чарли отправился назад в приемную.
Когда их пригласили к освободившемуся наконец доктору Брунеру, Чарли расправил плечи и нацепил неизменные темные очки. Чарли прятал за ними глаза во время всех деловых бесед, чтобы никто не мог читать по его лицу. «Спокойно, — говорил он себе, — очень спокойно, Чарли. Никаких резких движений, и следи за каждым словом. Эти друзья тебе не союзники».
Кабинет психиатра был хорошо обставлен. Огромные, от пола до потолка, окна выходили на зеленую лужайку. Вдоль стен стояли книжные шкафы, забитые толстыми книгами по медицине и психиатрии. Доктор восседал на обитом кожей стуле с высокой спинкой за огромным дубовым столом, будто сошедшим с полотна викторианской эпохи. Он поднялся, чтобы пожать Чарли руку, и жестом пригласил его сесть.
Чарли осторожно оглядел своего противника. Доктор Брунер был солидным мужчиной лет пятидесяти шести, с гривой седеющих волос, спокойным, приятным лицом и умным, проницательным взглядом из-под очков в черепаховой оправа. Он мог легко догадаться, зачем приехал Чарли, но позволил ему держать это при себе.
Чарли Бэббиту нужно было имя анонимного наследника. Он вежливо спросил об этом доктора.
— Очень жаль. Но я не имею права назвать его вам.
В точности, как Муни.
— «Кто же он, черт возьми?» — готов был в ярости выкрикнуть Чарли, но сдержался. Он должен быть вежлив и почтителен, по крайней мере сейчас.
— Не вижу причин для такой скрытности, сэр. — Встав со стула, Чарли подошел к окну. — Если это какая-нибудь старая подруга отца…
Он увидел «бьюик» и Сюзанну, которая, ожидая его возвращения, радовалась хорошей погоде, сидя на заднем сиденье машины. Чарли увидел, что один из пациентов с ранцем за спиной — это, несомненно, был пациент — неуклюжей шаркающей походкой двинулся по направлению к малине. Чарли не обратил на него никакого внимания, сумасшедшие были здесь как бы частью интерьера.
— Мистер Бэббит, я познакомился с вашим отцом, когда вам было два года, — мягко сказал доктор Брунер.
Чарли обернулся.
— В тот год, когда умерла моя мать, — быстро произнес он.
Брунер кивнул.
— Теперь я распоряжаюсь его состоянием. Но ни я, ни эта больница ничего с этого не имеем.
«Ну да, конечно», — подумал Чарли. Но вслух сказал:
— Вряд ли это справедливо. Может быть… нам есть, что обсудить… — В его словах слышался заманчивый намек.
Но доктор Брунер не попался на эту удочку.
— Я обещал вашему отцу свою преданность, — твердо ответил он. — И я выполню свое обещание.
Чарли охватила злоба. «Спокойно», — напомнил он себе и снова подошел к окну, чтобы не выдать своего раздражения. Пациент с ранцем стоял теперь рядом с «бьюиком», пристально его разглядывая.
— Вы думаете, я чувствую ту же преданность? — с некоторым трудом произнес Чарли.
— Я думаю, что вы чувствуете себя ограбленным, — мягко ответил Брунер, — человеком, который не умел показать вам своей любви.
Доктор попал в точку, и Чарли на мгновение удивленно застыл. Он почувствовал внезапную боль, словно сотня розовых шипов впилась в его кожу. Этот лекарь не дурак.
В это время пациент достал из своего ранца блокнот и принялся яростно строчить, то и дело поглядывая на машину. Словно делал заметки.
— Думаю, — продолжал доктор Брунер, — будь я на вашем месте, я бы чувствовал то же самое.
У Чарли зародилась слабая надежда. Он снова повернулся к доктору и снял очки, чтобы посмотреть доктору прямо в глаза. Минута откровения.
— Я надеялся, что мы сможем понять друг друга. Что вы… объясните мне… почему отец так поступил. Помогите мне понять. Если я этого не пойму, то буду действовать в соответствии со своими соображениями на этот счет. — Чарли сделал эффектную паузу. — Я не остановлюсь ни перед чем.
Доктор Брунер сел и сложил вместе кончики пальцев. Что-то похожее на улыбку пробежало по его лицу. Вот оно, нацеленное на него ружье. Угроза судом. Он ее предвидел, ожидал ее от молодого Бэббита, скрывавшего свою ярость за стеклами темных очков и чрезмерной вежливостью. Тем не менее что-то в этом мальчике привлекало его, то ли его несомненный ум, то ли развитый инстинкт самосохранения, так необходимый в этом жестоком мире. Возможно, он опасен, но все равно доктор чувствовал к нему симпатию. Этот противник заслуживал уважения.
— Не сомневаюсь, что вы боец, мистер Бэббит, — спокойно произнес доктор Брунер. — Вы знаете, мне, директору этого заведения, много раз угрожали. Мне много раз доставалось. — Психиатр посмотрел на Чарли долгим, тяжелым взглядом. — Но, так или иначе, я все еще здесь. И все еще директор.
Это была развязка. Разговор окончен. Чарли уходит ни с чем. Схватку с Брунером он проиграл. Анонимный наследник остался неизвестным. Но Чарли не спешил отступать. Это был лишь первый раунд. Пока они лишь бросили вызов друг другу. Дело могло продлиться дольше, чем он предполагал, но Чарли Бэббит был находчив и, в случае острой необходимости, даже терпелив.
Доктор Брунер проводил его до парадной двери. Наполненный ярким солнечным светом и звонкими птичьими трелями день был прекрасен, хотя и становился все жарче.
Пациент с ранцем все еще стоял рядом с «бьюиком» и с той же яростью записывал что-то в свой маленький блокнот, словно готовил репортаж о несчастном случае. Он продолжал переводить взгляд с машины на тетрадку, иногда взглядывая на Сюзанну, которая в оцепенении не могла оторвать от него глаз.
— Рэймонд, — в голосе доктора Брунера слышалась настойчивость, — тебе нечего здесь делать. Вернись домой.
Пациент с ранцем не обратил на него внимания. Его карандаш продолжал бороздить тетрадную страничку. Чарли быстро прошагал мимо странного репортера, не замечая его, и взялся за ручку дверцы.
— Бедненькая, — сказал Рэймонд.
Чарли поднял голову.
— Это вы мне?
Но Рэймонд даже не смотрел в сторону Чарли. Внимание его было приковано к блокноту, и обращался он к его страницам.
— Ну вот, на этих сиденьях кожа не такая… На самом деле… она коричневая… А эта, бедненькая, красная…
