Прео составил список найденных древностей, а также указал места, где могли бы оказаться и другие. Первых, разумеется, мало. Существуют всего две коллекции находок с горы Афон, одна в Карьесе, другая в монастыре Ватопеди. В русском Пантелеймоновом монастыре хранится почти целая, хоть и разбитая на два куска, статуя из храма Зевса-Аммона. Благодарственная надпись, высеченная по решению граждан города Акрофои в честь некоего Дорофея, сына Мирмика из Александрии, за его благодеяния, которую археологи считают очень важной находкой, исчезла через несколько лет после обнаружения. Ходит слух, что сегодня она в музее Одессы. В 1974 году Прео сфотографировал вмурованную в полевую ограду герму — бюст Гермеса на четырехгранной стеле. В 1982 году, когда он снова побывал там, герма уже исчезла. Француз убежден, что монахи, возделывая землю в течение многих веков, наверняка нашли гораздо больше древностей, чем те жалкие крохи, которые выставляют. Вопрос только в том, чтобы узнать, что они с ними сделали: уничтожили, продали или спрятали в каком-нибудь подземелье? Похоже, монастырские подземелья просто необъятны — настоящие лабиринты в несколько этажей. Однако Священный Собор не позволил Прео осмотреть их, не пустил его и в другие места, которые он хотел посетить. В частности, ему запретили обследовать руины, сохранившиеся, как говорят, в одной оливковой роще, и колонны, лежащие в русле речки. Основываясь на том, что он смог увидеть сам, а также на свидетельствах других археологов (я с удовлетворением отметил, что он очень часто обращается к труду Царнта), Прео называет шесть мест, в которых следовало бы произвести раскопки.
Я вышел в сад, чтобы позвонить Везирцису, и остановился под прекрасной оливой. Какая-то девушка курила, сидя на мраморных ступенях.
— Я и забыл про Прео, — признался мне Везирцис. — Он был членом Французской археологической школы, руководил раскопками на Фасосе, но в последние годы занимается, в основном, византийской историей. Сотрудничает с Центром византийской истории и цивилизации в Париже, который довольно давно публикует афонские архивы.
Девушка выдыхала дым сквозь волосы, закрывавшие ей лицо. Они у нее были белокурые и пышные. Несколько лет назад меня вдохновляли только блондинки, но ни одна из них не обратила на меня ни малейшего внимания.
— Что за архивы?
— Документы о торговых сделках, о сдаче полей в аренду, о дарениях, о тяжбах. Монахи вели дела со всеми, везде имели собственность, вплоть до Румынии. Это единственные архивы, которые нам остались от византийской эпохи.
Девушка потерла раскаленным кончиком сигареты о мрамор. Потянулась, словно только что встала с постели, но осталась сидеть. Было без четверти двенадцать.
— В конце концов, это неплохо, что ты склоняешься к дохристианской истории Афона. Можешь даже сам съездить туда, чтобы сфотографировать барельефы и надписи, вмурованные в стены монастырей. Фотоаппарат у тебя есть?
Я лихорадочно обдумывал его предложение, пытаясь уловить его смысл. Девушка закурила новую сигарету.
— Если нет, одолжу свой. Могу также выбить тебе немного денег на факультете. Ты с Георгией говорил?
— Нет еще.
— Она блондинка, довольно хорошенькая.
— Курит много?
— Чудовищно!
— Георгия! — позвал я девушку.
Но та не обернулась. «Значит, в библиотеке Геннадиоса две блондинки, и обе очень много курят», — подумал я.
С Георгией я познакомился чуть позже, библиотекарь проводил меня в ее кабинет на втором этаже. Это оказалась миниатюрная женщина лет под сорок с очень живым выражением лица. Казалось, она готова вспыхнуть из-за любой ерунды. Была когда-то студенткой Везирциса, потом специализировалась на библиотечном деле в Принстоне.
Визит, от которого я ничего не ждал, оказался мне очень полезным. Узнав тему моей курсовой, Георгия объявила, что один американский профессор из Чикаго, сотрудничающий с греческим департаментом подводной археологии, собирается исследовать море у Афона — в надежде обнаружить обломки персидского флота.
— Американская школа археологии в этой экспедиции не участвует, там, видимо, считают, что шансы найти что бы то ни было слишком ничтожны.
Я представил себе лес неподвижных мачт, веками торчащих из донного песка, и стаю рыб над ними — словно птицы пролетают над электрическими столбами. Этот образ заставил меня совершенно забыть на несколько мгновений о своей собеседнице. Я услышал постепенно приближавшееся церковное пение, потом заметил в глубине пейзажа монахов, которые торжественно шли к затонувшим кораблям с иконами и разнообразными хоругвями в руках.
Георгия предложила мне найти координаты этого американца. Я удовлетворился тем, что спросил у нее адрес департамента подводной археологии. Он расположен напротив Акрополя, на углу улицы Эрехтиу и бульвара Дионисия Ареопагита.
Я остановился на площади Колонаки, выпить кофе. На террасах было довольно много народу. Полуденное солнце делало холод вполне терпимым. Несмотря на все попытки сосредоточиться, ни одна мысль в голову не пришла. Я лишь осознал, что перспектива отправиться на Афон мне, пожалуй, даже приятна, и был уверен, что Навсикая одобрит эту поездку. «Отправлюсь в конце июня, когда сдам экзамен по досократикам».
Я снова подумал о своем брате, Герасимосе. Захотелось услышать его голос. Обычно я наделяю его то голосом отца, то матери, то своим собственным. Он еще не произнес ни одной целой фразы. «Когда же ты заговоришь, Герасимос?» — проворчал я. Говорят ли мертвые в царстве Аида или же только вздыхают? Мысль о брате внезапно улетучилась при виде красивой женщины, проходившей мимо. Я неожиданно узнал продавщицу из книжного магазина «Пантократор», и она показалась мне на удивление молодой. Шла быстрым легким шагом, и желтый плащ вполне позволял любоваться ее красивыми ногами. Она почти бегом пересекла улицу Патриарха Иоакима, словно на той стороне ее кто-то ждал, хотя там никого не было.
Возвращаться в Кифиссию не хотелось. Успехи моих сегодняшних начинаний побуждали меня не останавливаться на достигнутом. Я чувствовал себя в ударе. Тем не менее мне потребовалось выпить еще один кофе и съесть маленький бутерброд с копченой лососиной, прежде чем я решил отправиться в департамент подводной археологии.
«КАЖДЫЙ УДАР — ПРЯМО В ЦЕЛЬ!» — утверждал заголовок спортивной газеты в витрине киоска. До бульвара Дионисия Ареопагита мне попался десяток киосков. Утверждение «КАЖДЫЙ УДАР — ПРЯМО В ЦЕЛЬ!» сопровождало меня всю дорогу.
Я толкнул дверь небольшого здания, построенного в 50-х годах. В холле не было ни души. Справа от себя я увидел лестницу на второй этаж, а слева — приоткрытую дверь, из-за которой доносились звуки льющейся воды, словно кто-то мылся. Я подошел к двери и заглянул внутрь. Там, склонившись над большой ванной из нержавейки, стояла какая-то женщина в медицинском халате.
— Здравствуйте! — сказал я ей бодро.
Она бросила на меня взгляд через плечо и тотчас же вернулась к работе.
— Вам чего?
— Я от господина Везирциса, студент.
Я умолк, надеясь, что фамилия моего профессора вызовет у нее какую-нибудь реакцию. Ничего подобного.
— Пишу работу об афонских древностях, а сегодня узнал, что у вас намечены подводные раскопки в том районе.
Говоря это, я сделал несколько шагов вперед. Мне до смерти хотелось увидеть, что там, в ванне. И я увидел. Это был бронзовый эфеб в человеческий рост, погруженный в воду. С того места, где я стоял, мне были видны только его ноги — стройные и мускулистые. Казалось, будто одной он упирается в землю, а другую приподнимает, словно на бегу или в танце. Я не мог оторвать взгляд от пальцев на этих ногах и от лодыжек. Женщина в розовых пластиковых перчатках сделала резкое движение, всколыхнув воду. Мне почудилось, что эфеб слегка шевельнулся. «Он не бежит и не танцует, — подумал я, — а плывет».
— Поднимитесь на второй этаж и спросите ассистентку господина Фаскиотиса.
Она снова бросила взгляд через плечо и удивилась, увидев меня рядом с собой.
— Вы его в море нашли? — спросил я, показав на эфеба глазами.
— Да, я очищаю статую от минеральных солей, которыми она покрылась, — ответила она мне довольно неохотно. — Но нашли ее не мы, а один рыбак.
Я понял, что больше она мне ничего не скажет. В другом конце комнаты на широких полках лежали десятки амфор с остроконечными донышками.
Женщина, которую я увидел, поднявшись по лестнице, поначалу не произвела на меня никакого впечатления. Она была не красива и не уродлива, я бы сказал, без особых примет. Вьющиеся мелкими кудряшками волосы делали ее старше. Сидя за письменным столом, она смотрела на экран компьютера. И осталась столь же невыразительной, когда я изложил ей цель своего визита.
— Господин Фаскиотис в настоящий момент очень занят… Сомневаюсь, что он вернется сюда сегодня. Вам бы следовало сперва позвонить.
