– Может, ему воды дать… – предложил кто-то из врачей.
Шайкин продолжал стоять у двери, пытаясь сказать что-то важное.
– Ки… Ки… – начал опять он.
– Киров? Киев? – начал помогать ему Горкуша. – В Киев ездил Николай Николаевич?
– Ки… Ки…
– Кильку ел, в кино ходил, – стали предлагать свои версии врачи.
– Ки… Ки… Кирдык… – наконец, выговорил Шайкин.
– Какой кирдык! Чего вы мелете! – проговорил Горкуша и расхохотался от удовольствия.
– Кирдык нам, Борис Львович, – повторил Шайкин. – Комиссия из области приехала. Вас на первом этаже ищут.
– Как ищут? – пробормотал Горкуша, обомлев. – Ведь обещали приехать в марте.
На миг он застыл, как загипнотизированный. Затем постепенно пришел в себя, встал и прошелся по кабинету.
– Доктор Мурашкина-Кочергина, – произнес он начальственным тоном. – Приказываю вам – лампочки в коридоре вкрутить, раздать больным свежее белье, разгрузочную диету отменить… Я вам запрещаю экономить на здоровье пациентов! И вообще, прекратите свои опасные разглагольствования… Демократия, видите ли, вам не нравится… Надо жить в ногу со временем… понимаете…
Через минуту в кабинете никого не было. Все побежали готовиться к приходу комиссии. Остался один Горкуша.
«Вот так вот, – подумал он. – Нас голыми руками не возьмешь. Мы и не такое видели…»
Он снял со стены портрет бывшего вождя и, довольный собой, вышел из кабинета встречать комиссию.
Известный московский литератор Ерофей Иванович Спиркин обедал в небольшом трактире на Неглинной вместе со своим приятелем – поэтом Борисом Семеновичем Гласовым. Они ели горячие русские блины с красной икоркой и рассуждали о проблемах современной русской литературы. При этом они запивали блины водкой и выдумывали новые оригинальные слова или словосочетания, ощущая при этом свою причастность к чему-то важному и великому.
– Как вам: ищу пузу пищу? – улыбаясь, проговорил Борис Семенович, натыкая на вилку сочный кусок семги.
– Гм… замечательно.
– Или вот, антипроктально… или еще лучше, антигеморроидально…
– Нет, знаете, Борис Семенович, надо настоящее, могучее, емкое слово.
– Где ж его взять? – пожал плечами Гласов. – Вы что, хотите русский язык изменить? Все уже придумали до нас… все, что возможно…
– Не скажите, Борис Семенович, – таинственно произнес Спиркин. – Есть у меня одно слово… Но…
– Но? Что, но?
– Я его не помню.
– Не помните! Ха! Ха! Как это может быть, Ерофей Иванович?
– Может быть… Очень даже… Я, когда последний раз, на юбилее жены, усугубил немного лишнего, то под действием Бахуса узрел что-то такое необычное, таинственное, что обычному человеку не дано увидеть.
– Интересно, – произнес заинтригованный Борис Семенович и налил себе рюмку водки.
– Да, да, именно в состоянии чистого виртуального ощущения мира я узрел слово, одно-единственное, отражающее всю нашу жизнь, придающее смысл существованию всего живого и неживого. Оно связывает Землю, Луну, звезды, Вселенную… И это слово такое простое, красивое…
– Ну и что это за слово? – с нетерпением спросил Борис Семенович.
Спиркин тяжело вздохнул.
– В том-то и все дело, – сокрушенно произнес он. – Когда я протрезвел на следующее утро, то все забыл… Я его зрею только под воздействием Бахуса. Когда протрезвею, помню, что оно было… А вот какое оно, вспомнить не могу!
– Не может быть! – воскликнул Борис Семенович. – Интересно! Оригинально! Прямо-таки загадка человеческого сознания. Может, вам к ученым обратиться? Исследовать вас надо.
– Да… я сам уже об этом думал. Мне кажется, узнай я это слово – оно произведет мировую сенсацию!
– Придумал! – вдруг воскликнул Борис Семенович. – Я из вас гения сделаю. Вы вот что, Ерофей Иванович, когда, как говорится, хорошо нарежетесь, то есть, извините, войдете в виртуальную реальность – напишите ручкой это слово на листке бумаги или на стене… Только заранее ручку приготовьте.
– Голова! – воскликнул Спиркин и хлопнул приятеля по плечу. – Так и сделаю.
Допив бутылку водки, друзья разошлись по домам.
На следующее утро Борис Семенович, заинтересовавшийся рассказом Спиркина, пришел к нему в гости. Дверь открыла жена писателя, а сам хозяин лежал на диване и стонал от головной боли. Было видно, что после трактира он хорошо добавил, чтобы войти в виртуальный мир.
– Ну, как эксперимент? – спросил его Борис Семенович.
– Ох, голова болит… ничего не помню. Ты ничего не принес?
Ерофей Иванович жалобно посмотрел на приятеля:
– Моя кочерга совсем озверела… всю водку спрятала…
Спиркин встал, пошарил под столом и вытащил пустую бутылку. Борис Семенович подошел к стене и радостно закричал:
– Сработало!
– Что сработало? – не понял Спиркин.
– Слово написано.
Друзья подошли ближе к стенке, на которой крупными корявыми буквами было написано слово «рейтузы».
– Это что, и есть могучее слово? – расхохотался Борис Семенович.
– Рейтузы… рейтузы… – пробормотал Спиркин. – Ничего не понимаю…
– Может быть, ты имеешь в виду рейтузы как связь с женскими органами… Матерью всего живого… Или как женское начало всего сущего…
– Не помню, – чистосердечно признался Спиркин.
– А может быть…
– Вспомнил! – вдруг радостно воскликнул Спиркин. – Моя кочерга ключ от бара в шкафу в рейтузы спрятала, а я подглядел… Вот и записал на всякий случай, чтобы не забыть.
Спиркин крадучись прошел в спальню и, сияя от удовольствия, вернулся с ключом в руках. Он тут же открыл бар и вытащил начатую бутылку водки. Друзья выпили водки, хваля силу слова, которое иногда может быть очень нужным и могучим…
Смотрим мы как-то с Нюркой по телевизору «Поле чудес», слова всякие отгадываем. Настроение у нас по случаю зарплаты приподнятое, я бы даже сказал, мечтательное. А Нюрка мне и говорит:
– Вот гляди, Вань, как люди в столице живут. В передачах разных участвуют, в ток-шоу ходят… Не то что мы с тобой… – Нюрка тяжело вздохнула. – Это же надо, – говорит, – такое счастье! Вся страна на тебя по ящику смотрит. Даже привет можно кому-нибудь передать. А тут, – говорит, – кроме базара и коровы, ничего в жизни не видишь.
Грустно мне стало на душе, даже как-то обидно за Нюрку.
– А давай, Нюр, махнем в Москву, меня племяш уже десять лет в гости зовет. Кабанчика по осени заколем и махнем. У них там людей прямо на улицах или в магазинах, если кто желает, на разные передачи приглашают.
На том и порешили. Как только листья на березах пожелтели, закололи мы кабанчика и поехали, как говорится, «в Москву – разгонять тоску».
За две недели мы с Нюркой пол-Москвы обошли, все барахолки посетили, даже один раз в цирке были. Но, где бы мы ни ходили, на нас никто не обращал внимания, на телевидение нас не приглашали, и вообще, никто к нам не подходил.
Одним словом, ничего интересного в Москве мы не увидели. Так бы, наверное, и прошел наш отпуск, если бы на прощание мы не заглянули в ГУМ – около фонтанчика погулять. А цены сейчас, сами понимаете, космические. Вот мы с Нюркой и гуляем по ГУМу, как по музею. А вокруг жулья разного – тьма-тьмущая. Всякие агенты, представители фирм и другие подозрительные личности так и шныряют, к прохожим с разными вопросами пристают. А сами глазами так и шарят по толпе, жертву ищут. А если им какой неопытный гражданин попадется, который, может быть, и в Москве-то первый раз, так они ему сразу голову затуманят разными вопросами, так его бедолагу охмурят, что он, как закодированный, сам с радостью отдает последние деньги. Только мы с Нюркой все понимаем, за карманы держимся, бдительность не теряем. Но не успели мы подойти к фонтанчику, как к Нюрке уже подбегает представитель какой-то турфирмы, рыжий такой, с наглой улыбкой, и говорит:
– Мадам, не желаете ли в Кипр или на Канарские острова?
А моя дура совсем разомлела и отвечает:
– На острова не хочу. А вот в Эмираты поехала бы.
От этих слов рыжий аж подпрыгнул от удовольствия, а затем вытащил какой-то лист и давай нас выспрашивать: где работаем, ездили ли раньше за границу? Телефончик выспрашивает, адрес ему подавай… Понятно для чего!
Тут я не выдержал и говорю:
– Я, конечно, дико извиняюсь, товарищ агент, мы бы с женой и рады поехать за границу, да денег нет. Я бы, если бы деньги были, и сам поехал, хоть бы на Северный полюс. Да только, – говорю, – где их взять.
Асам про себя усмехаюсь и думаю: «Ну что, съел, рыжий? Получил дулю в нос! Денег нет – и крыть нечем».
Но рыжий, собака, не унимается.
– Зря, – говорит, – мистер, вы так волнуетесь. Нашей фирме от вас ничего не надо. – А сам сует Нюрке какой-то билет. – Поздравляю, – говорит, – вас, мадам, от лица всей нашей фирмы. Вы выиграли автомобиль! Наша фирма, – говорит, – приглашает вас с мистером на презентацию, где вы и получите свой выигрыш. Только, – говорит, – надо приобрести входной билет за сто долларов.
