Пусть она выбросит все это из головы.
Вася слинял. Он не стал дожидаться конца инвентаризации и заполнять передаточную ведомость. Просто засел у себя дома. И перестал не отвечать на звонки. Признаться, меня это не огорчило.
Главное, он не побежал ни в прокуратуру, ни в налоговую.
Что инвентаризацию не произведут, мне тоже было ясно, как день Божий. Потому что комиссией руководила Хафизова. Которой — как выяснилось — нужен был квалифицированный Генеральный директор, с которым она сможет работать. Принимать дела у Васи было некому по той же причине: ввиду отсутствия нового Генерального директора. Иришке я предложил, что буду временно исполнять обязанности Генерального директора, пока не подыщет толкового, на замену товарищу Гончаренко В.В. — и, представьте, получил отказ.
У нее на сей счет были другие мысли. Были некие люди, которые бывшие уже при деле, либо имевшие собственные дела — люди, к которым она могла или хотела обратиться, люди состоявшиеся и успешные. Или она считала, что я разобрался с Васей, дабы освободить место себе?
Я сказал: исполняй обязанности директора сама, чего проще?
Быть может, так она и хотела.
Но авторитета не хватало ей по-прежнему.
Абдулл-Хафизовна, например, при каждом удобном случае давала ей понять, кто она есть. Иришка же не очень любила, когда ей напоминали каждые четверть часа, что нее нет мозгов.
Как выяснилось, в голове у нее — в органе рудиментарном — вызревал некий замысел, чтобы не сказать — план. Вынашивать план она была не в состоянии, но вот идеи ее посещали постоянно. А когда Иришку посещает идея — спасайся, кто может, я — первый. По некоторым признакам — по ее постоянному нытью про деньги, про то, как она вынуждена торговать собой, имея в виду интеллигентного Бориса Львовича (я же чувствовал себя сутенером, выгонявшим ее на панель) — я бы, пожалуй, мог предсказать, что она думает, или думает, что думает.
Но мне было не до нее.
Я работал по двадцать часов в сутки. Без суббот и выходных. Без светских и церковных праздников. Кроме того, у меня, что ни день, сотрудники молодой и перспективной компании «УЛЬТРА Плюс» пили свою кружку крови Те же Чернавцева и ее шамкающий Юра.
Поскольку сеть МЛМ в Москве была мертва — и не подлежала реанимации — нужно было «открывать города», то есть, продвигаться в регионы.
Существовало предание, что Чернавцева пользуется огромным авторитетом в сети МЛМ, что у нее вместо сердца — мотор, что она мобилизует массы как Троцкий и не знает ни усталости, ни жалости, как революционный трибунал. Я относился к этому поверью с известным скепсисом, поскольку у меня на глазах по фирме каждый день шастала скрытая алкоголичка, не способная связать двух слов и написать открытку родственникам.
В дружественной компании «Zepter» ее, как и многих, доконали отчеты.
В «УЛЬТРА Плюс» она решила устроить своим представителям вольницу — ни отчетов, ни индивидуальных планов. Фирма платит им бешенные комиссионные, платит за них налоги, предоставляет ассортимент, она же представляет у нас сеть МЛМ как профсоюзный лидер. Ее сеть! Меня интересовало одно: кто человек, отвечающий за сеть и ее работу. Это — она? Как выяснилось, нет.
Собачилась она со мной изо дня в день.
Она хотела ставку — в полторы тысячи долларов США плюс комиссионные за все города, которые «откроет». Кроме того, она хотела, чтобы снизили цены, но комиссионные не трогали.
Она хотела приобрести, не потеряв.
Она хотела стабильные поставки — при незаключенных договорах ее представителями и менеджерами. Она хотела затоварить фирму. Она была против рекламы — против категорически.
Еще она была против договоров с дисциплиной платежей по накопительной системе. Она была против реорганизационных мер. Она была Иришкиной подругой, и названивала ей каждый день. Она хотела поиметь Иришку по полной программе. О том, чтоб создать с Чернавцевой какую-либо распределительную систему, пусть ту же сеть МЛМ, нечего было помышлять Ей нужно было все поставить в зависимость от себя. Все возглавлять, не отвечая ни за что. Как водится.
О ставке для нее не могло быть и речи.
Как-то раз я ей сказал: слушайте, пока деньги не заработаны, они не получены, из чьих денег вам платить? Я думал — она замолчит. Какое там!
Вместо этого она привела на фирму типа, напоминавшего платяной шкаф с антресолями. С маленькой, стриженной бобриком, головой, и вспыльчивого, как порох. Я решил, что он — штангист, он оказался акробатом, причем, нижним. И это была проблема.
Как делать деньги с демобилизованным военным, который был сержантом в армии и постаментом в спорте?
Фамилия типа была Борис, с ударением на «о».
Он тоже был обижен чем-то или кем-то. И вспыхивал по любому поводу. Он надувался и краснел — и всякий раз я готовился треснуть его стулом потяжелее, потому как другим способом его было явно не унять.
Как вы понимаете, он был тоже из «Zepter».
«Умный учится в Гарварде, дурак — на собственном опыте», — гласит народная мудрость перестроечных времен. Перефразируя французский устойчивый фразеологизм, Иришка «ничему не научилась и ничего не забыла». Собственный опыт не учил ее ничему.
Повторялась та же схема: Борис пообещал Чернавцевой бешенные продажи в Ярославле — где, оказывается, у людей были деньги — Чернавцева пообещала их Иришке, та повелась — и все они были из «Zepter».
«Сделай ему все, что он попросит» — ныла она, стоя у меня над душой.
Маленький менеджер резонно отвечал, что если сделать Борису, все, что он попросит — можно забеременеть. Пусть делает все, что он попросит, сама.
Безумная вылетела из комнаты как управляемый снаряд. Но не унялась.
Я заметил за ней ту же подробность, что замечал за нашим дурачьем повсеместно: они слушают всех подряд — кроме специалистов. Если бы я мог ответить, почему, то разгадал бы причину нашей вековой отсталости! «Зачем ты меня наняла?» — как-то спросил я ее. С тем же успехом я мог обратиться к оконному шпингалету у нее за спиной. Так или иначе, я предложил мастеру Борису открыть коммерческое представительство, от чего мастер Борис тут же отказался, побагровев от ярости. Он хотел территориальное представительство — то есть структурное подразделение фирмы, в котором он, его секретарь и тренинг-менеджер были бы нашими служащими на окладе. Я предложил ему купить у нас франшизу, когда мы зарегистрируем торговый знак. (Поскольку из беседы с «Машец» в коридоре, выяснилось, что она подала заявку, которую канадское ведомство будет рассматривать год, я, дабы нас не обвинили в «фальшивой услуге», поручил провести ускоренную регистрацию Хоменко, и дело, вместе с поиском, заняло месяц.) У Бориса кровь прилила к голове, он сделался бордовым от негодования, а я взял за спинку стул, прежде, чем начать объяснять ему, что такое роялти. Чернавцева, кляча водовозная, ходила кругами мимо нас и заламывала руки.
Наконец, меня вызвали в коридор. Там за меня снова взялась Иришка. Она уже успела купить Борису факс.
«Ты ничему не учишься, Ира», — сказал я, теряя терпение. — «Если этот боров — твой служащий, он отвечает за любые убытки в размере двух минимальных окладов, разве что офис не спалит или не убьет кого-нибудь. Ты бы почитала законы страны, в которой живешь» — но что законы полоумной?
Хотите анекдот? Когда через два дня я сделал общее Положение о филиалах, отделениях и представительствах, а также Положение о территориальном представительстве в г. Ярославле, и приехал на фирму, там стоял такой крик, что слышно было с улицы.
Иришка скандалила с Борисом.
Шифоньер требовал, чтобы ему пообещали снять офис к концу месяца, который «будет для его представителей и менеджеров, что дом родной». Конечно. Еще бы. Дайте мне кабинет, и я переверну мир. Сколько раз я это слышал?
Иришка артачилась и бушевала — у нее не было денег, но если бы были, она б включила заднюю, поверьте мне. Перед Борисом она робела.
Я вывел Бориса из боя, посадил в соседней комнате — Иришку в зале, кажется, отливали водой — ткнул пальцем в Положение, открыл ЕК, юридический справочник, еще несколько книг и пояснил, что никакое обособленное территориально подразделение не может быть убыточным. Следовательно, оплачено ничего не будет до тех пор, пока мы не спустим план, исходя из общего показателя рентабельности, и если ему не нравится — пусть катятся к черту.
Это он, кажется, понял. Мне показалось, что понял.
Он спросил, когда будет план.
И я ответил: — «Через пятнадцать дней». Неисповедимы пути Господи.
Знай я, чем это кончится, у меня бы руки отсохли — а ведь я действительно знал все.
Я называю Иришку сумасшедшей.
Понимаю, что для человека, работающего у сумасшедшей, тоже есть определенное название.
