— Но, может, этот самый разум со временем все же поможет им осознать опасность и принять меры? — задумчиво спросил сын.
— Нет, они обладают разумом слишком низкого уровня. Практически нет шансов на его саморазвитие.
— Ну а если искусственно сильно повысить уровень их разума?
— Что? Чтобы они стали подобными нам?! Ну уж нет, только этого не хватало!
— Но почему бы тебе тогда просто не сотворить более совершенный вид, который смог бы совладать с этими существами?
— Слишком поздно. Чтобы взять вверх над ними, этот вид тоже должен обладать разумом. Я попал в заколдованный круг. Если я сотворю такой вид, который уничтожит этих паразитов, то потом этот вид сам станет новой угрозой, и придется создавать еще более агрессивный вид… И так без конца. Сад в любом случае погибнет.
Старик в волнении прошелся по веранде и вдруг, внезапно остановившись, повернулся к сыну. Лицо его озарилось надеждой.
— Кажется, есть один выход. Я не совсем правильно сказал, что у этого вида уже нет врагов. У них все еще есть очень опасный враг — они сами. Агрессия — вот главная черта этого вида. Они убивают друг друга без всякой необходимости.
— Зачем они это делают? — удивился сын. — Откуда у них такая агрессивность, если у них даже не осталось природных врагов?
— Я же говорю, это паразиты. Нельзя им было давать разум. Братец твой все испортил, а ты его еще защищаешь. Без разума они были бы обречены и исчезли бы в процессе естественной эволюции. Посмотри сам, наконец. Подойди, взгляни на них повнимательнее.
Сын подошел к Инкубатору и долго вглядывался в Сад. Заинтересованное выражение его лица постепенно сменялось отвращением.
— Да, — брезгливо сказал он наконец. — Ну и мерзость же получилась…
— Их агрессивность — наш шанс, — продолжил отец, окрыленный идеей. — Нам надо использовать эту единственную возможность их уничтожить. Создать условия, которые вызовут в колониях паразитов внутреннюю деструкцию. Надо заразить их ненавистью друг к другу. Пусть они сами отрегулируют свою численность с ее помощью. А, может быть, даже изведут себя совсем. Так как в этом виде осталось много атавизмов от предыдущих образцов, на этом и сыграем. Вытащим на поверхность их инстинкты. Их примитивный разум надо дезориентировать. Надо глобально перенаправить их инстинкт поклонения, создать им новую религию. А я пытался уничтожить их вирусами. Какая ошибка! Раз у них есть это жалкое подобие разума, то лучшим вирусом будет Слово. Надо заразить их Истинной Верой, за которую они будут убивать друг друга. Пусть они сами уничтожат себя, пусть развяжут религиозные войны и будут убивать всех тех, кто думает, не как они. А думать они все будут по-разному, если преподнести эту религию правильно. Тогда один народ во имя веры будет уничтожать другой, думая, что только они трактуют эту веру истинно. Пусть они в каждом народе ищут внутренних врагов и жестоко расправляются с ними.
— А разве ты еще не пытался заразить их подобной жесткой религией, папа? Ты же сам, вроде, говорил о строгих заповедях…
— Пытался… — подтвердил, вздохнув, старик. — Но я пошел по неправильному пути. Религия у меня получилась достаточно агрессивная, но действовала слишком локально. Зря я выбрал только один народ для этого. Они не стали распространять свою веру, сделали эту религию своим личным культом. Это была моя ошибка. Я должен был понять, что и тогда, и раньше, паразиты воспринимали меня в разных ипостасях, и поклонение мне лишь придавало им сил для борьбы друг с другом. Но не было поводом для этой борьбы само по себе. Они воевали за землю, за пищу, за ресурсы, за реализацию своих низменных инстинктов, а мой образ просто служил им воображаемой защитой. Нам нужна другая религия — такая, которую примут все народы. И главное — в этой религии нужно избегать четких положений. Чем расплывчатей она будет, тем больше они будут спорить и убивать друг друга за «неправильное понимание». Я бы и сам мог рискнуть еще раз, но я уже слишком стар, и я просто боюсь опять ошибиться. А для тебя это будет интересный опыт. Сынок, тебе предстоит небольшое путешествие. Посмотрим, сможешь ли ты переиграть своего братца. Отнять у них разум.
— Любопытно. Что ж, я готов попробовать.
— Ну вот и хорошо. Завтра я сотворю твою проекцию в Саду. Только помни — проповедуй паразитам как можно больше неопределенности, пусть каждый понимает по-своему. Только так мы сможем вывести этот вид на необходимый уровень самодеструкции.
— Завтра же отправлюсь туда, папа. Это мне даже будет забавно.
— Ну вот и замечательно, сынок. Сам понимаешь, сколько времени я посвятил этому Саду. Одна радость в старости осталась. А тут вот эти…
Старик зажмурился и представил, как будет выглядеть Сад без этих расплодившихся паразитов. И увидел он, что это хорошо.
После возникновения материальных структур вторым чудом природы стала жизнь, которую Эрвин Шредингер называет «самым прекрасным шедевром, когда-либо достигнутым по линии Господней квантовой механики.
(о. Александр Мень. История религии)
Англия, январь, 1935 год.
— Что за бред вы здесь понаписали, Эрвин!? — редактор отложил рукопись, протер очки и уставился изумленным взглядом на посетителя, смущенно сидящего перед ним. — Как вам в голову пришел этот дохлый кот? Неужели без таких сомнительных аллегорий никак не объяснить сущность законов квантовой механики? Если бы я вас раньше не знал и не печатал ваши статьи, то, право, я бы решил…
— Ханс, мне этот кот тоже совсем не нравится… Но это как раз ваш референт настоял на нем. Сейчас я объясню. Видите ли, первоначально мне показалось, что я для популярного объяснения нашел очень яркий и знакомый всем с детства образ, который описывается суперпозицией двух состояний… Я ведь человек религиозный, и знаете… Квантовая механика ведь тоже создана по милости Господней. Просто некоторые ее моменты многим не понятны, и надо было найти соответствующий и волнующий воображение образ, драматизирующий интерпретационную проблему. Тогда люди заинтересуются и преодолеют мнимую сложность понимания. Вот образ Иисуса на кресте — это как раз то, что было бы понятно всем…
— Эрвин… — Ханс Дитл перестал вертеть очки в руках и положил их на стол. — Вы хорошо себя чувствуете? Вы уверены, что у вас не горячка? Сначала дохлый кот, а теперь дохлый…
Редактор запнулся, поняв, что чуть не сказал что-то кощунственное. Но захваченный своей идеей профессор ничего не заметил.
— Да ведь в том и дело, — быстро перебил редактора Шредингер, — что Иисус на кресте лучше всего демонстрирует суть квантового парадокса, а удар сотника с копьем — момент коллапса волновой функции. Вот представьте — наш Господь без сознания весит распятый на кресте, истекая кровью из ран, и никто — слышите никто! — не может на этот момент сказать, мертв он или жив. Ведь это и есть в самом чистом виде понятие квантовой неопределенности. В онтологическом смысле Христос не может быть жив и мертв одновременно — это квантовая суперпозиция. Только удар копьем может дать нам ответ о его состоянии. Только такая вот эмпирическая проверка. В квантовом смысле, посланный Пилатом римский сотник с копьем — это внешний наблюдатель, экспериментатор, дающий нам окончательный ответ на вопрос, жив Иисус или нет на этот момент. Это и есть образ мгновенного изменения описания квантового состояния объекта, происходящего при измерении. А до того мы ничего точно не знаем, Христос для нас не жив и не мертв одновременно!
Шредингер победно откинулся на спинку кресла, оглядывая растерянно выглядевшего редактора.
— Вы же понимаете, что научный журнал не может ничего такого печатать, это же явное богохульство. — Выдавил из себя, наконец, онемевший Дитл. — Вы представляете, как бы обрушились на нас представители всех христианских конфессий! Да это даже обсуждать нельзя в здравом уме. Серьезно, Эрвин, вы хорошо себя чувствуете?
— Мне это сначала не показалось никаким богохульством, — сразу погрустнел Шредингер. — Ведь такое состояние Христа прекрасно известно каждому, верующему и неверующему. Поэтому я подумал, что этот общеизвестный факт был бы очень нагляден для пояснения проблемы. Но ваш референт уже убедил меня и предложил заменить Христа на кота…
— На кота? — казалось, редактора вот-вот хватит удар. — Вы теперь предлагаете распятую кошку вместо Христа? Да вы действительно спятили…
— Нет-нет, — торопливо прервал Шредингер. — Не распятую, конечно. Просто кошку, состояние которой нам неизвестно. Ну, не живую и не мертвую одновременно. Вот ваш референт и предложил заменить крест на коробку. Кошка помещается в герметичную коробку, и мы не знаем, жива она или уже задохнулась. Ее квантовое состояние…
