— Безумный как шляпник? Да, конечно, знаю, — здесь я также мог помочь Холмсу, поскольку давно слышал эту историю. — Это старая поговорка, даже Льюис Кэрролл вывел такого сумасшедшего шляпника в своей книге о приключениях Алисы еще четверть века назад. Он списан с совершенно реальных персонажей — работников фабрик войлочных изделий. Здесь дело в ртути. Использовать ее при изготовлении фетровых шляп у нас в Англии стали только с прошлого столетия, но во Франции — гораздо раньше. И если в Турции издавна при изготовлении войлока использовали верблюжью мочу, чтобы волокна войлока становились мягче, легче и быстрее сбивались, то во Франции в связи с дефицитом верблюдов мастера стали использовать мочу собственную. При этом со временем обнаружилось, что особенно удачной оказалась струя одного конкретного рабочего. Именно те фетровые шляпы, на который мочился этот шляпник, пользовались особым спросом у королевских мушкетеров. Шляпники долго гадали, в чем секрет, а в результате оказалось, что трудяга болен сифилисом. Как показала дальнейшая проверка, дело, тем не менее, было не непосредственно в этом — добрая половина рабочих были сифилитиками. Но выяснилось, что именно этот рабочий лечился от сифилиса ртутью, которая попадала в его мочу. Так в результате и догадались использовать нагретый нитрат ртути при производстве шляп. Только в 1685 году, когда французские гугеноты были вынуждены покинуть свою родину, они привезли этот «le secrétage» в Англию. Но ртуть ядовита, и с тех пор работники фабрик страдают токсическим психозом. Также для них характерны чрезмерное слюноотделение и потеря зубов. А недавно русский психиатр Корсаков читал лекции о том, что отравление ртутью может вызвать фиксационную амнезию, то есть невозможность запоминать текущие события при более или менее сохранной памяти на прошлое. В связи с этим возникает дезориентировка в пространстве, времени и окружающей действительности.
— Отлично, Уотсон! Чтобы я без вас делал? Это объясняет, почему молодой сэр Холдер не смог вспомнить, что произошло.
— Но ведь Александр Холдер никак не шляпник, он из очень богатой семьи, наследник огромного состояния, его имя не сходит со страниц газет!
— А еще он пижон и законодатель мод. Как раз об этом очень любят упоминать газеты в разделах светской хроники. Меняет шляпы чуть ли не каждую неделю. Ртуть просто не успевала выветриться из каждой его новой шляпы, и он хронически отравлялся ее парами.
— Да, вот вам и богатый материал к вашей химической монографии, Холмс, — подытожил я, наливая себе стакан крепкого джина. — Действительно, вещества сильно влияют на людей.
— Еще как влияют, Уотсон, — кивнул Шерлок Холмс, вынул из аккуратного сафьянового несессера шприц для подкожных инъекций и завернул манжет левого рукава. — Передайте мне, пожалуйста, вон тот пузырек с кокаином, что стоит на камине.
Утро выдалось на редкость прохладным. Старик, завернувшись в плед и поеживаясь от легкого бриза с моря, разглядывал Инкубатор. Он разогнал облака и немного повысил светимость солнца. Зеленое море деревьев радостно зашумело кронами, приветствуя Создателя. Старик наклонился и присмотрелся к Саду внимательнее. Это был его ежедневный ритуал, но сегодня обычная радость при виде Сада была омрачена открывшимся его взору пейзажем. В этот раз он не смог сказать себе привычное: «это хорошо». Тревога овладела его сердцем. Да, больше уже нельзя скрывать от себя очевидное. Что-то опять пошло не так. Несмотря на все предпринятые меры, паразиты вновь быстро размножались, захватывая все больше пространства. Сад умирал.
— Что случилось, папа?
Старик вздрогнул от неожиданности и, полуобернувшись к сыну, вяло взмахнул рукой.
— Не ожидал увидеть тебя здесь в такую рань. Но это хорошо, что ты пришел. Я очень расстроен тем, что увидел сейчас и, похоже, мне понадобится твоя помощь. Сад не такой, каким он был раньше. Подойди, я должен показать тебе.
Сын был удивлен. Раньше отец даже не позволял ему приближаться к Инкубатору. Значит, действительно, случилось что-то серьезное. До этого момента весь этот Сад — любимая игрушка отца — мало занимал его. Он считал это чудачеством. Хотя, кто знает, чем ему самому захочется заняться на старости? Может быть, его хобби будет выглядеть еще более нелепо. Никто не вправе судить старших.
— Я знаю, что ты всегда мало интересовался Садом, — сказал старик, заметив замешательство сына. — И я старался не подогревать твой интерес, чтобы не повторилась печальная история, как с твоим старшим братом. Хотя ты всегда был послушным ребенком, не то, что он. А ведь теперь мой Сад умирает именно из-за него. Твой братец постарался все испортить. Дал им разум. Зачем? Зачем он влез в мой Сад?
— Все же, папа, я до сих пор думаю, что ты был не совсем прав, изгнав его из дома за такую мелкую провинность. Ведь это была всего лишь детская шалость, он всегда был таким озорником…
— Не смей говорить так! — отец даже покраснел от гнева. — Непослушание — это страшный порок! Я создавал этот Сад много лет, и он доставлял мне радость.
— Ну ладно, ладно, — примирительно сказал сын. — Это дела давно минувших дней, я не хочу об этом спорить. Скажи лучше, что у тебя за проблемы с Садом?
— Они слишком быстро размножаются. Их некому остановить. Изначально было задумано, что у каждого вида есть свой враг. Как только волков становится много, а овец мало, волки умирают от голода…
— Папа, я не очень понимаю, о чем ты говоришь, я не знаю, что такое волки и овцы, — терпеливо сказал сын. — Если тебе нужна моя помощь, то ты должен рассказать мне о Саде подробней.
— Да, ты прав. Я же никогда не рассказывал тебе деталей. Тогда слушай. Я всегда хотел добиться в Саду самой совершенной Красоты и Гармонии. А это не так просто, как кажется. Поначалу все шло удачно, Сад развивался, наполнялся разными видами растений и животных, которых я сотворял для него, и я давал этим своим творениям названия и имена…
Отец долго рассказывал сыну об опыте создания биосферы, об эволюции биосистем, о необходимости симбиоза биологических видов, об автоматическом регулировании численности их популяций. Сын слушал с интересом. Он запоминал названия разных форм жизни и их сферу деятельности. Оказывается, этот Сад куда более забавная игрушка, чем ему представлялось. Хотя и абсолютно бесполезная.
Как рассказал отец, проблемы начались тогда, когда он решил отойти от стандартного автоматического алгоритма развития системы и захотел создать Садовников, чтобы увеличить гармонию в Саду. Само по себе это не привело бы к трагедии, если бы не шутка старшего сына, который любил наблюдать за Садом и, несмотря на строгий запрет отца, вмешался в работу саморегулирующейся системы. Садовникам, по замыслу отца, предназначалось довести стихийную красоту Сада до совершенства. Но для этого они должны были быть способны к минимальной рассудочной деятельности и обладать чувством гармонии и красоты.
Тогда отец и сотворил в Саду Древо Познания, плодами которого собирался выкормить новый, еще не законченный, вид бобров. Эти будущие Садовники уничтожали бы засохшие деревья и строили оросительные системы для Сада. Отец уже представлял себе, как гармонично смотрелись бы многочисленные запруды, покрытые коврами великолепных лилий. Как по зеленым берегам этих запруд, окаймленных желтыми кувшинками, селились бы грациозные цапли, а воздух наполнялся трелями соловьев. Но старший сын нарушил запрет отца, создал свою проекцию для посещения Инкубатора, пробрался в Сад и бездумно скормил все плоды древа познания одной из тупиковых ветвей приматов.
— Вот тогда я и выгнал его из дома, — продолжал отец, — ибо нет на свете греха большего, чем ослушаться отца. Надо же было ему додуматься дать силу разума этим недообезьянам! А затем в Сад пришла беда… Нет, не сразу — поначалу я смирился с обстоятельствами. Эти новые существа, с виду даже немного похожие на нас — такая уж ирония — были довольно забавны. И поначалу они не нарушали гармонию. Я не сразу осознал всю глубину опасности. С умилением я наблюдал, как они делают какие-то изображения из отмерших деревьев и зачем-то пляшут вокруг них. Я заинтересовался и выяснил, что таким странным способом они поклоняются мне. Да, они интуитивно чувствовали своего Создателя. Я решил упорядочить их поклонение, сотворил свой собственный образ в Саду, явился туда и попытался воззвать к их разуму, раз уж он волею судьбы у них оказался. Я пытался научить паразитов жить правильно. Сначала я пытался внушить этим тварям, что ради них же самих надо заботиться о растениях и животных. Что нельзя бессмысленно убивать зверей и сжигать леса во время их загонных охот. На какое-то время мне это удалось. Они даже начали поклоняться деревьям. Потом я был сильно тронут тем, что они строят для меня столь забавные и симпатичные пирамиды. Они наделяли меня всякими смешными именами и зачем-то убивали разных животных в мою честь. А потом они стали быстро размножаться, расселяться по всему Саду, и — самое страшное — губить сам Сад. Они срубали деревья и засеивали пашни некрасивыми сорняками, служившими им пищей. К этому моменту они уже победили всех своих естественных природных врагов, и ничто не могло сдержать их распространение. Они расползлись по всему Саду и образовали свои колонии. Я назвал эти сообщества народами. Вот только тогда я и спохватился. Я пришел в Сад и пытался проповедовать им любовь ко всему живому. Меня мало кто послушал. Тогда я решил провести селекцию, попробовал утопить большую часть популяции. Но селекцией здесь было не обойтись, отбирать было не из чего — эти твари испорчены изначально, спасибо твоему братику. Выжившие особи стали размножаться еще быстрей, чем раньше. А сколько красивых видов других моих творений было уничтожено во время потопа! Вреда Саду получилось еще больше, чем пользы. Я пытался насылать на них мор, но опять гибли также и другие виды, в создание которых я вложил столько сил. Баланс был нарушен. Последний раз я явился в Сад и дал им строгие заповеди послушания, пригрозив жестокими наказаниями ослушникам. Я внушал паразитам нетерпимость к нарушающим эти заповеди. Некоторые из них поверили мне. Но теперь я вижу, что обращаться к их несовершенному разуму было бесполезно. Все мои усилия так и не решили проблемы. Они продолжают уничтожать Сад.
