— Против тебя имеются серьезные улики.
— Но ведь они настолько ничтожны, что только глупец может поверить в них, — почти выкрикнул Иса.
— Я вижу, твои нервы…
— Мои нервы? Да они крепки, как железо…
— Послушай, Иса! — перебил его Али-бек. В голосе его было что-то зловещее. — Не выводи меня… В противном случае пеняй на себя.
Решив, что теперь Сальва для него наверняка потеряна, Иса обезумел от горя.
— Мне все равно, что будет со мною! — закричал он в отчаянии. — Плевать я хотел на серьезные улики, о которых вы тут только что говорили! Зато я твердо знаю, что никогда не был приспособленцем и не пресмыкался перед королем!
Али-бек резко поднялся со стула. Его лицо пылало от гнева. Дрожащей рукой он указал на дверь.
Иса покинул кабинет…
Несмотря ни на что, он твердо решил не поддаваться отчаянию и бороться не на жизнь, а на смерть, пока теплится хоть искра надежды. Последнее слово должно принадлежать Сальве, только ей. Конечно, нельзя особенно рассчитывать на твердость ее характера или силу любви…
На следующий день он позвонил ей.
— Сальва… — умоляюще начал он. — Нам надо немедленно встретиться.
В ответ послышались гудки: на противоположном конце провода бросили трубку. Он чувствовал себя так, будто получил пощечину…
— Неразрешимые трудности, говорите? Таких нет! — воскликнул Ибрагим Хайрат.
Они сидели за столиком в своей кофейне в углу большого, переполненного посетителями зала. Пальто были свалены рядом на стульях. Ибрагим — человек хилого сложения, коротышка с большой головой — едва доставал ногами пола, хотя сидел на самом краю стула. Больше всего на свете он боялся насмешек и, чтобы избежать их, всеми способами пытался придать себе как можно более внушительный вид. Именно для этого он постоянно хмурил лоб.
Иса отметил про себя, что Ибрагим говорит о трудностях и их преодолении с поразительным спокойствием.
Впрочем, ведь он почти не пострадал от революции — переворот не причинил ему никакого ущерба. Он как был, так и остался преуспевающим адвокатом; как и прежде, в газетах часто появлялись его статьи. А Аббас? Ему что? Он как бы врос в свою должность, а ведь в прошлом куда больше, чем Иса, прикарманивал чужие деньги. Как бы то ни было, но все они остались друзьями: ни зависть, ни озлобление последних дней не смогли омрачить их старой дружбы.
Здесь находился и Самир. Он беспрерывно грыз орешки арахиса, наваленные кучкой на небольшом подносе.
— Красивые слова, — сказал Самир. — Прошло уже столько времени, а мы по-прежнему не у дел…
Иса с тоской посмотрел в окно: на улице моросил дождь, и струйки воды медленно стекали по стеклам.
— Может быть, устроиться секретарем-машинистом? — спросил он.
Аббас затянулся — вода в наргиле забулькала. Затем он выпустил клуб дыма, надув при этом щеки, точно трубач духового оркестра; табачный дым, как туман, обволок лампу, приспущенную над столиком.
Иса осмотрелся, вглядываясь в окружающие лица. На них можно было прочитать все что угодно: полное безразличие, мечтательность, страсть, азарт — не было лишь беспокойства, волнения по поводу происходящих событий. «Почему же колесо истории в своем извечном движении должно было подмять именно меня?» — с грустью подумал он. Некоторое время Иса смотрел в окно, словно хотел увидеть кого-то на залитой потоками дождя мостовой, поблескивающей в тусклом свете уличных фонарей.
— Хороша зима, но Каир не приспособлен к ней, — вдруг заметил он.
— Не забывай, — обратился Ибрагим к Самиру, — что в правлениях многих компаний сидят наши люди…
Наши люди! И так говорит человек, который каждый день обрушивается в своих статьях на партии, требуя их ликвидации. Что, кроме отвращения, может вызывать лицемерие, сеющее вражду! Куда только девались былое благородство и порядочность!
— Скажи, пожалуйста, что ты чувствуешь, когда читаешь свои статьи в газетах? — спросил Иса.
С невозмутимым спокойствием Ибрагим ответил:
— Я спрашиваю сам себя, почему богу было угодно, чтобы человек пал так низко?
Все, кроме Исы, понимающе заулыбались.
— Ничего, не расстраивайся, мы не успокоимся, пока не увидим вас обоих на высоких должностях в солидной компании, — произнес, оторвавшись на мгновение от трубки, Аббас — лысый человек среднего роста с мертвенно бледным лицом, на котором выделялись своим болезненным блеском большие навыкате глаза; Аббас выглядел лет на десять старше своих лет.
Разговор не клеился. «Сколько людей вокруг! — подумал Иса. — Что у них в действительности на уме? Каковы их сокровенные чаяния? Понять это невозможно… Немы, словно рыбы…»
— Представляете, — неожиданно обратился он к друзьям, — люди происходят от рыб!
Все удивленно переглянулись. Иса продолжал, как бы отвечая сам себе:
— Но рыб не стало от этого меньше, и миллионы их по-прежнему плавают в океане. Вот где кроется подлинная причина нашей трагедии!
Он умолк. Посмотрел в окно и, увидев нищего, с мольбой глядящего с улицы на людей за столиком, отмахнулся от него. Дождь прекратился.
— Все же у меня удивительная судьба, — снова заговорил Иса, — подумать только, страдать за чужие грехи!
— Ты убежден в этом? — с иронией спросил Аббас.
Иса промолчал, вспомнив, как Сальва бросила телефонную трубку, не пожелав даже разговаривать с ним.
Ибрагим, заговорщицки подмигнув, предложил:
— Друзья! А не выпить ли нам чего-нибудь крепкого? Посмотрите, какая ночь!
Самир словно ничего не слышал. Отпив из стакана глоток воды, чтобы промочить пересохшее от арахиса горло, он задумчиво произнес:
— Допустим, что мы и в самом деле совершали ошибки. Но неужели нет ничего, что говорило бы в нашу пользу?
Иса устало прикрыл глаза. Сердце глухо стучало в груди. В голове проносились обрывочные картины недавнего прошлого. Дубинки полицейских в зоне канала… Бурный энтузиазм, сменяющийся душевной опустошенностью… Надежды на славное будущее. Внезапный крах… Полная апатия… Напрасные поиски утешения у холодной и пустой Сальвы. Наконец, резкие гудки отбоя в телефонной трубке…
— Да… — нарушил молчание Самир. — Мы считали себя авангардом надвигавшейся революции, а она, как видите, выбросила нас за борт.
— Нужно просто попытаться вновь примкнуть к ней, — возразил Ибрагим.
В глазах Самира появилось грустное выражение.
— Нам, видимо, суждено умереть дважды, — сказал он.
— Да, это так… — поддержал его Иса.
Разговор снова прервался. Воцарилась тишина. Мимо прошел чистильщик обуви, барабаня рукой по своему ящику. Самир громко рассмеялся. Друзья недоуменно посмотрели на него. Он объяснил:
— Я вспомнил, как однажды чуть было не поступил в военное училище.
Всем почему-то стало вдруг весело.
— А знаете, чем нам хуже, тем большим оптимистом я становлюсь, — добавил он.
«Ну и нашел себе утешение», — усмехнулся про себя Иса…
Часов около десяти, накинув на плечи пальто, он оставил друзей и вышел на улицу. Глянул на небо, усеянное тысячами звезд. После недавнего дождя воздух был удивительно чист, Иса с удовольствием вдохнул полной грудью. На асфальте мостовой кое-где поблескивали большие лужи. Освежающие порывы ветра то и дело ударяли в лицо, словно пытаясь подбодрить его. Понемногу Иса успокоился. Пришли мысли о том, что не все еще потеряно — на худой конец в ближайшие два года ему полностью гарантировано прежнее жалованье, да и счет в банке может пригодиться…
Первыми, кого Иса встретил в клубе, были Шукри-паша и шейх ас-Сальгуби. Они о чем-то перешептывались, изредка посмеиваясь. Завидев Ису, они поздоровались с ним, довольно равнодушно поинтересовались новостями. Напрасно он ожидал, что ас-Сальгуби сообщит ему что-нибудь о возможности устройства на работу. Вместо этого шейх иронически спросил:
— Ну как, ты по-прежнему радуешься ликвидации договора с Англией?
Иса давно уже понял, что шейх — ярый сторонник англо-египетского договора — считает его расторжение главной причиной постигших их бед.
— Да… События обрушились на наших друзей так внезапно… Словно гром с ясного неба, — проговорил Халим Шукри. — Скоро, наверно, наступит и наш черед.
Иса медленными глотками пил чай, изучающе вглядываясь в лоснящиеся лица своих собеседников. Неожиданно Халим Шукри наклонился к нему:
— Ты, кажется, уже на очереди!
Иса возмутился, но промолчал, заметив про себя: «Разве я не один из них? Мало им всего, что я пережил… так на тебе: желают мне новых бед!»
Вскоре он покинул клуб. Тягостные мысли роились в голове, когда он шел по улице. В ушах звучал то воркующий смех Сальвы, то гудки телефонного отбоя… Было холодно, но он весь пылал от негодования. Ведь он любил ее, ни на секунду не задумываясь, заслуживает ли она этого! Вначале, конечно, его привлекало другое — богатство, положение… Но после первой же встречи он искренне влюбился. А она… поторопилась повесить телефонную трубку… Может быть, это и к лучшему, что на него сразу обрушились оба эти удара — крах служебной карьеры и любовная драма. Теперь ему все безразлично, для него больше нет ничего святого. Устройство на работу? Его это не волнует. Пусть думают об этом другие. Он может прожить и так. Да и вообще, работа интересует его в последнюю очередь. Пусть знают об этом все эти пьянчужки. Он не собирается сдаваться, и они еще услышат о нем!
