— Хочу сходить в магазин. Тебе ничего не нужно?
Герб покачал головой и, отмахнувшись, сосредоточился на разговоре. «Книгу обсуждают. Интересно, что представляет собой автор „дойной коровы“?» — подумала Пиппа, прошла через гостиную к входной двери, села в машину и… окаменела.
Пол был усеян бычками — штук десять, не меньше, — вдавленными в ковровое покрытие. Пиппа бросила курить лет двадцать назад, и сейчас запах сигарет заставлял горло сжиматься. Герб сигареты вообще никогда не жаловал, а с сигарами завязал по совету кардиолога. Что же, черт возьми, случилось? Пиппа собрала окурки в один из полиэтиленовых пакетов, которые всегда держала в бардачке, и вернулась в дом, решив продемонстрировать находку мужу. Он до сих пор разговаривал по телефону, и Пиппе пришлось ждать. Машину ведь не закрывали, выходит, могли напроказничать подростки из соседнего городка. Или Крис Надо вздумал столь изощренным способом отомстить за неожиданное вторжение. Или это дело ее собственных рук? Пиппа почувствовала, как зарделись щеки. Если так, значит… Значит, во сне она не просто ходит, но и курит, а похоже, еще и водит машину. К сердцу потянулись ледяные щупальца страха.
Откуда она взяла сигареты? Страх превратился в настоящую панику, Пиппа будто летела вниз, вниз, вниз, попав в кабину лифта с оборванным тросом…
Ничего не подозревающий Герб продолжал трещать по телефону:
— Таким образом, у вас, Фил, два варианта. Первый — найти литагента. В принципе я сам могу кого-нибудь порекомендовать. Рано или поздно, агент все равно понадобится: вы же теперь писатель. Второй — повременить, заключить договор самостоятельно и сэкономить на комиссионных. Плюс второго варианта в том, что весь аванс достанется вам. Плюс первого — если нанять агента до издания этой книги, он заинтересуется сильнее и станет ревностнее блюсти ваши права, ведь вы сразу принесете отличный заработок.
Чувствуя, как кружится голова, Пиппа вернулась к машине и на черепашьей скорости покатила к круглосуточному магазину. В нем продавали самые необходимые продукты и, эксклюзивно на территории Мэриголд-виллидж, «Нью-Йорк таймс». Не снимая солнечные очки, Пиппа вошла в торговый зал. Начисто забыв про составленный список, она машинально взяла газету, яйца и упаковку смеси для блинов. Едва справляясь с нервным напряжением, она шагнула к кассе и подняла голову. За кассовым аппаратом сидел Крис Надо. Свежевыбритый, пахнущий «Олд спайс», волосы тщательно уложены, густые брови росчерками талантливой кисти выделяются на бледной коже. Была в нем какая-то неуклюжесть, сила, укрощенная и подавленная настолько, что стала походить на расхлябанность.
— Вы Пиппа Ли, верно?
— Ой, привет! — Женщина нехотя сняла очки. — Уже нашли новую работу?
— Угу, спешу к успеху и материальному благополучию.
— Сегодня чудесный день! — сменила тему Пиппа.
— Стараюсь не замечать подобные вещи, — отозвался парень, проворно нажимая на кнопки, и Пиппа заметила: ногти у него обкусаны практически до мяса. Затем ее взгляд метнулся к стенду с сигаретами, и внезапно захотелось курить.
— М-м-м, и еще пачку… «Мальборо лайтс», пожалуйста.
Обернувшись, Крис достал сигареты:
— Дорогая привычка!
— Вообще-то я не курю… — пробормотала Пиппа, и тут ее неожиданно озарило: — А по ночам вы здесь не работаете?
— Еще не доводилось, а что?
Пиппа вздохнула с облегчением:
— Ну, магазин ведь круглосуточный… Наверное, ужасно сидеть и всю ночь ждать… ждать пока кто-нибудь придет… Например, за сигаретами или чем еще… — На глаза навернулись слезы, горло судорожно сжалось. Крис смотрел на нее с бесконечным терпением, бледное лицо казалось бесстрастным. Парень словно насквозь ее видел! А полное отсутствие манерности было чуть ли не оскорбительно. Слава богу, хоть эмоции немного улеглись…
— Спички дать?
— Да, пожалуйста. Как мама?
— Понемногу приходит в себя… Извините, что сбежал от вас в тот день. Гиперобщительностью не отличаюсь.
— Это мне не следовало… не следовало к вам врываться, — с трудом подбирала слова Пиппа. Мужчина, стоящий в очереди за ней, многозначительно откашлялся, и она, выложив купюры, полезла в кошелек за мелочью. — Ну, пусть Дот позвонит мне, если возникнет желание.
— Нет, не возникнет, — покачал головой Крис. — Маме очень стыдно, поэтому первый шаг придется делать вам.
Вернувшись в машину, Пиппа вскрыла пачку, вытащила сигарету и с наслаждением затянулась. По пальцам и губам пробежал электрический импульс, легкие наполнились дымом, а все, на что она смотрела — собственные руки, руль, бензоколонка за окном, — новыми цветовыми нюансами и деталями. «Господи, ну зачем я курю?» — подумала она. Взгляд упал на Криса, рассчитывавшегося с кем-то из покупателей. Какой странный молодой человек! Кажется умным, только… Теперь она понимала, о чем говорила Дот: что-то с ним не так. Подняв голову, Крис увидел ее в окно. Пиппа помахала ему, выбросила окурок и поехала прочь.
На ужин снова ожидались Сэм Шапиро и Мойра Даллес. Для горячих блюд было слишком жарко, и Пиппа приготовила тушеный лосось, на гарнир — картофельный салат с соусом «винегрет» и накрыла стол во внутреннем дворике. После ужина все четверо мирно лакомились клубникой, любовались искусственным озером в золотых лучах заката и слушали сверчков.
— Чудесная клубника! — похвалил Сэм.
— У фермеров покупаю, — объяснила Пиппа и, глядя на Шапиро, в очередной раз подумала, насколько он изменился. Кожа на длинной шее стала дряблой и при любом движении колыхалась, как бородка индюка. Кончик ястребиного носа притупился, даже закруглился, словно сточившись от бешеного ритма последних тридцати лет, в течение которых он работал по шестнадцать часов в сутки практически без выходных, преследуемый сюжетами своих романов, словно Орест фуриями. Глаза, некогда сверкавшие, будто расплавленный деготь, теперь напоминали потухшие уголья. Казалось, отдав писательству душу, Сэм — кусочек за кусочком — съел себя, и теперь осталась лишь сухая оболочка. Снова и снова он брал свою жизнь и вовлеченных в нее людей, уваривал — вместе с кожей и костями — в клейкую массу, по цвету похожую, как представлялось Пиппе, на китовую ворвань, а затем лепил образ, сложную скульптурную группу, историю, созданную из человеческих страстей, переживаний, чувств.
Несмотря на искреннюю симпатию и привязанность, основную проблему Шапиро Пиппа видела в том, что Сэм нуждался именно в бурных скоротечных романах, черпая в них сырье для творчества. К себе он был куда безжалостнее, чем ко всем остальным, и слава богу, иначе вышел бы настоящий монстр. Ведь каждый раз именно Сэм первым прыгал в котел, дабы расплавиться и снова воскреснуть, — вот бесконечный, беспросветный алгоритм его судьбы. Писатель — и ничего больше! «Надежда-то давно умерла», — с тоской думала Пиппа. Таковы условия сделки: в обмен на нормальное существование он получил двенадцать романов, два из них считались классикой жанра, остальные — великолепными. Имя Сэма Шапиро наверняка войдет в историю. И все-таки Пиппа жалела старого друга, а еще сильнее — Мойру, которую угораздило его полюбить. Шапиро ведь никогда не оправдает ее надежд. Впрочем, Мойра слишком требовательна. Пиппа знала, дабы удержать Сэма, нужно превратить совместную жизнь в красивую, яркую картинку: такая гарантированно привлечет его внимание и заставит выползти из скорлупы хотя бы на время. С другой стороны, Мойра ведь тоже литератор может, они друг друга понимают? Вздохнув, Пиппа заметила за искусственным озером желтый пикап Криса. Интересно, что сейчас творится в доме Надо?
— Как успехи с новым романом? — поинтересовался Герб.
— Пока готовы только сто страниц, — ответил Сэм. — О результате говорить рано.
— Я отойду на секунду, — бросила Пиппа, юркнула в ванную, заперла дверь и, раскрыв окно, достала из шкафчика сигареты, спрятанные за таблетками от гипертонии, которые принимал Герб. Выпустив дым, она смотрела, как сизое облачко рассеивается и исчезает в темном воздухе. Затем почистила зубы.
К гостям Пиппа вернулась с пластом фисташковой халвы и, чувствуя легкую тошноту, ругательски ругала себя за выкуренную сигарету. Тяжело вздохнув, Мойра подняла голову, чтобы взглянуть на небо, подтянула колени к тяжелой груди, и большие, черные, со стрелками черной же подводки глаза покрылись поволокой. От всех Мойриных слов и жестов веяло неуверенностью. В двадцать четыре она стала лауреатом вожделенной премии, ежегодно присуждаемой Йельским университетом лучшим молодым литераторам. С тех пор Мойра записала в свой актив несколько томов удивительно саркастичных стихов и несколько бурных, удивительно скоротечных романов. Сейчас, на середине четвертого десятка, она по-прежнему смотрела на мир с неиссякаемым восторгом, в юности так ярко, броско и выгодно контрастировавшим с недюжинным умом. Нет, развалиной Мойра не считалась, отнюдь, на фоне стареющих представителей литературных кругов она выглядела сногсшибательно. Пиппа испытывала к ней симпатию, а порой жалость. Жалость к безответственной невротичке, взрослой женщине без детей и даже без медицинской страховки, ищущей любовь с безудержным рвением двадцатилетней девчонки. И все-таки иногда Пиппа ловила себя на том, что завидует безбашенной эгоистке Мойре.
