— Достал меня этот Зефирович! Ему ничего нельзя поручить, любое дело завалит!
Нас каждый раз удивляет такая беспомощность, и мы ему советуем:
— Разве вы не знаете, что с ним делать? Лишите его раз–другой премии, и станет он исполнительным и шелковым.
Но поведение «крутого патрона» довольно часто не поддается логике, особенно когда он своему подневольному подчиненному тут же дает противоположную характеристику:
— Не–ет, Иван Зефирович — нормальный человек, я не могу его наказывать.
После такого оверкиля в суждениях мы разводим руками:
— Иван Павлинович, вы сначала определитесь, плох или хорош ваш подчиненный как работник, а не как «нормальный человек», а потом просите совета.
Потуги великого руководителя всех времен и народов заслуживают изучения, а по части педагогики требуют исследования под названием «Как ответственного исполнительного подчиненного перевоспитать в тупого безынициативного лодыря», возможно даже с защитой докторской диссертации. При этом строгий и требовательный начальник, чтобы окружающим показать, насколько он крут и принципиален, во весь свой громкий голос ругает своего подчиненного. Делает он это от души и при открытых дверях, чтобы каждое его веское начальственное слово слышали все. Было время, когда терпеливый послушник сносил все карательно–воспитательные меры, исходя из известного принципа: «ты начальник — я дурак». Теперь же он дважды законный пенсионер (в первый раз — уйдя из КГБ, а второй — достигнув 60-летнего возраста) и не желает мириться с положением мальчика для битья. Иван Зефирович иногда сопротивляется и пытается доказать, что в данном случае дурак не он, а его начальник. Мина, подкладываемая под незыблемый авторитет руководителя, приводит замечательного педагога в неописуемый экстаз бешенства, и в нашем рабочем пространстве воцаряется трехэтажный гвалт. Тогда встревоженный начальник отдела вскакивает со своего места, чтобы выяснить причину скандала и пресечь обоюдную порку.
К сожалению, Иван Павлинович со своим единственным подчиненным обращается как с ординарцем, а то еще хуже — как с денщиком, порой скатываясь к доисторическим отношениям «помещик — крепостной». Когда Иван Зефирович, не желая никого посвящать в болезни своей сестры, выходит из кабинета, чтобы поговорить с нею по сотовому телефону, то со стороны новоявленного барина следуют обвинения:
— Какого хрена ты выходишь, у тебя от меня секреты?
— Ты ведешь тайные переговоры?
— Ты меня стесняешься?
— Ты боишься, что я о тебе что–то узнаю?
В то же время холоп Ванятка под предлогом нужды выходит в туалет, чтобы не слышать семейных разговоров его высокоблагородия, который на это никак не реагирует, так как воспринимает как должное. Крепостной исходит из правила: как мне не интересны твои разговоры с барыней (может быть, ты хочешь ее обложить матом или наоборот, она сама тебя строит не по–женски), так и я не хочу посвящать тебя в свои личные дела. Тогда я в уме прикидываю: а если бы у столоначальника Ивана Павлиновича был не один, а целый десяток крепостных–подчиненных ваняток. Все тихо радуются, что у барина в секторе–поместье лишь один холоп, иначе, будь их больше, то лбы трещали бы у всех, а бардак малый превратился бы в большой.
Склочный и невыносимый характер злого барина позволяет ему раба божьего Ванятку выгонять в предбанник на тумбочку, где тот с видом бедного родственника обедает. В кабинете–поместье слева довольно часто происходят воинственные баталии с бурлящими и продолжительными накачками. Тогда Иван Павлинович не имеет никакой возможности прерваться хотя бы на перекур, а про обед и говорить не приходится. В этот период он переживает, нервничает и не спит ночами. У подчиненного же в качестве ответной реакции возникает едва сдерживаемое желание плеснуть начальнику в лицо горячим чаем вместе с фразой:
— Успокойся хоть на время обеда, а то даже поесть невозможно!
Чтобы в горячке этого не допустить, Иван Зефирович и выходит с бутербродом в предбанник. Большая часть выволочек, которые устраивает Иван Павлинович, ничтожны и не заслуживают внимания. В течение дня с его стороны могут продолжаться претензии и наезды, начинающиеся с вопроса, который можно тут же забыть. Например:
— Зефирович, я тебе уже полгода назад просил купить силовой кабель. Почему не купил?
Тот исходит из экономного отношения к материальным ценностям и их разумного использования, поэтому возражает:
— Так ведь у нас этих кабелей и без того хватает — чемодан с трудом закрывается.
Но на любое разумное возражение у важного патрона найдется свое начальственное мнение, не терпящее даже правильных аргументов. Вот и следует слово за слово, а затем вереница упреков: то — не так, это — не эдак. Вместо того чтобы прекратить глупый и никчемный спор, Иван Павлинович нагнетает его и переходит на личность подчиненного:
— Ну, ты прямо как моя жена.
Иван Зефирович тут же парирует укол:
— Вам крупно повезло, коль имеете дело с умными людьми.
Выискивание блох под ногтями у подчиненного продолжается на повышенных голосах и ультравысоких тонах часами. Это не воспитание подчиненного и не рабочий процесс, это проявление такой отрицательной черты характера руководителя, как чрезмерная и неуместная придирчивость. Хотя даже я, как ответственный за делопроизводство в управлении, могу Ивану Павлиновичу предъявить претензий и вопросов больше, чем блох у самой вшивой собаки в округе.
При поступлении документа, даже самого никчемного и ничтожного по значимости и трудности исполнения, Иван Павлинович в орбиту его производства, будто в космос, запускает весь коллектив отдела… независимо от чьего–либо желания. Своим пустяшным делом он шумно и категорично отрывает любого сотрудника, вплоть до начальника отдела, от важных документов и собеседников. К сожалению, Иван Павлинович изначально пришел в банк, не наученный хотя бы азам исполнительской или штабной культуры. Именно по этой причине он не знает, как реагировать на документ, а при его получении банально теряется. Даже если ему покажут, расскажут и еще планы со схемками в картинках нарисуют, то его рассудок все равно не охватывает комплекса необходимых действий для исполнения порученного дела. Наверное, предки нашего столоначальника с девятого поколения служили в армии на низших должностях, так как он простую операцию способен постигать пошагово, как молодой солдат: делай раз, делай два…
Сколько раз он подходил к нам за консультацией с уже готовым в своей голове решением. Ему, будто малому ребенку, подробно объясняют, как надо сделать правильно, но начальник маломерного подразделения слушает и нам навязывает свой вариант исполнения. Получив подробный совет, он делает по–своему, в результате его накрывает вал разборок и переделок. Мы же только плечами пожимаем, удивляемся упертости и настойчивости Павлиныча. Ведь если не в курсе, как делать правильно, то повторяй за знающим товарищем по разделениям: делай раз, делай два…
Уже восемь лет как наш банк перешел на электронный документооборот по системе «Рекорд». Но Иван Павлинович с самого начала не горел желанием освоить новое, поэтому всячески ее клял, ругал и бойкотировал. Для него система трудна в понимании и в освоении, и, чтобы с нею не связываться, шел на хитрость и готовил документ в традиционном формате — на бумажном носителе, для чего присваивал ему гриф ограниченного доступа. Не глядя, пару таких документов я зарегистрировал и в последний раз предупредил, чтобы он больше так не поступал. Нашего столоначальника можно предупреждать бесконечное количество раз, так как из непостижимого упрямства он все равно делает по–своему. Когда в очередной раз он принес мне грифованный документ без сведений ограниченного характера, то я, как и обещал, завернул его без регистрации обратно. Упрямец пытался на меня наехать, но я молчать не стал, выдал всю подноготную его документа и предложил, как положено, оформить его в системе «Рекорд». Иван Павлинович не из тех, кто сдается сразу, в отношении меня он использовал один из своих излюбленных приемов — измор. Несколько минут он стоял над моей душой, надеясь на слабость моей нервной системы. И я не выдержал:
— Павлиныч, если вы думаете, что сможете стоять дольше, чем я сидеть, то глубоко ошибаетесь.
Еще несколько раз он пытался пробить брешь в моей обороне и добиться необоснованной регистрации. Но я всегда оставался настороже. Так удалось противника прогресса повернуть лицом к системе электронного документооборота. Но из–за своего духа противоречия он толком так и не освоил «Рекорд». Когда нам надоедает повторять одно и то же по нескольку раз, мы ему по–человечески советуем:
