Маргарет Этвуд - Слепой убийца

— Какая удачная сделка, эта его женитьба: две по цене одной. За понюшку табаку нас купил.

— Не говори глупостей, — сказала Уинифред, но напора у неё явно поубавилось. — Что бы там Лора ни болтала, Ричард совершенно чист. Просто первый снежок. Ты серьёзно заблуждаешься. Он передал, что готов это заблуждение простить. Вернись к нему — и он все простит и забудет.

— Но я не забуду, — ответила я. — Он не снежок. Совершенно другая субстанция.

— Тише ты, — зашипела Уинифред. — Люди оглядываются.

— Они все равно будут смотреть, — сказала я. — Потому что ты вырядилась, как лошадь леди Астор. Учти, этот зеленый тебе совсем не идет — особенно в таком возрасте. Вообще-то никогда не шел. У тебя как будто желчь разлилась.

Стрела попала в цель. Уинифред потеряла дар речи: ещё не привыкла к моему новому амплуа гадюки.

— Скажи, чего именно ты хочешь? — спросила она. — Разумеется, Ричард абсолютно ни в чем не виноват, но скандал ему ни к чему.

— Я уже сказала, чего именно. Очень ясно. А теперь мне нужен чек.

— Он хочет видеться с Эйми.

— Ни за какие коврижки в мире, — сказала я. — У него слабость к малолеткам. Ты знала это, всегда знала. Даже в восемнадцать я уже была старовата. А Лора под боком — слишком большой соблазн, я теперь понимаю. Он не мог её пропустить. Но до Эйми он своими грязными ручонками не дотянется.

— Не говори гадости. — Уинифред уже разозлилась, её лицо под макияжем пошло красными пятнами. — Эйми — его родная дочь.

Я чуть не сказала: «А вот и нет», но поняла, что это будет тактической ошибкой. По закону она его дочь; я не могла доказать обратное: тогда ещё все эти гены не придумали. Знай Ричард правду, он только упорнее старался бы отнять у меня Эйми. Возьмет её в заложницы, а я утрачу все завоеванные преимущества. Какие-то кошмарные шахматы.

— Его ничто не остановит, — сказала я. — Даже кровное родство. А потом отправит её куда-нибудь за город делать аборт, как Лору.

— Не вижу смысла продолжать эту дискуссию, — заявила Уинифред, хватая норку, перчатки и сумочку из рептилии.

После войны все изменилось. Мы стали иначе выглядеть. Со временем исчезли шероховатая серость и полутона, их место заняли яркие полуденные краски — кричащие, отрицающие тень, простые. Ярко-розовые, резко-синие, красные и белые — словно мячи на пляже, ядовито-зеленый пластик, солнце слепит, точно прожектор.

На окраинах маленьких и больших городов без устали рычали бульдозеры и валились деревья; в земле открывались огромные воронки котлованов. Улицы — сплошь гравий и грязь. В кляксы черной земли высаживали тоненькие деревца, — особенной популярностью пользовались березы. Стало гораздо больше неба.

Мясо, громадные ломти, куски и глыбы мерцали в витринах мясников. Апельсины и лимоны, яркие, точно восход, горы сахара и желтого масла. Все только и делали, что ели. Запихивали в себя яркое мясо и остальную яркую еду, будто завтра уже не наступит.

Но завтра как раз было, просто сплошное завтра. Исчезло вчера.

Теперь у меня появилось достаточно денег — от Ричарда и кое-что из Лориного наследства. Я купила домик. Эйми все дулась, что я вырвала её из прежней жизни, гораздо богаче, но понемногу привыкала, хотя временами я ловила её холодный взгляд: она уже тогда считала меня неудачной матерью. Ричард же пользовался преимуществами далекого родителя, и теперь, когда его не было рядом, представлялся ей просто блестящим. Но поток подарков сократился до ручейка — и что ей оставалось? Боюсь, я ожидала от неё чрезмерного стоицизма.

Тем временем Ричард готовился примерить мантию власти — по свидетельству газет, ему оставался только шаг. Конечно, я была некоторой помехой, но все разговоры о нашем расставании подавлялись в зародыше. Считалось, что я «за городом» — в некоторой степени это и к лучшему, пока я собираюсь там и оставаться.

Я не знала, что ходили и другие слухи — о моей неустойчивой психике: дескать, Ричард поддерживает меня деньгами, хотя я чокнутая, и вообще Ричард святой. Карту с полоумной женой можно разыграть без вреда для себя: супруги власть имущих несчастному обычно симпатизируют.

В Порт-Тикондероге я жила довольно тихо. Куда бы я ни шла, меня сопровождал уважительный шепот; при моем приближении голоса затихали и возобновлялись, когда я проходила мимо. По общему мнению, что бы там ни было с Ричардом, пострадала наверняка я. Меня обманули, но поскольку не бывает ни справедливости, ни милосердия, ничем тут не поможешь. Так дела обстояли, естественно, до появления книги.

Время шло. Я занималась садом, читала и так далее. Я даже стала — скромно, начав с продажи нескольких Ричардовых драгоценных зверюшек, — торговать в художественных салонах. Как выяснилось, это помогло мне устойчиво продержаться ещё десятилетия. Жизнь начала притворяться нормальной.

Но невыплаканные слезы могут отравить. И воспоминания тоже. И молчание. Пошли плохие ночи. Я не могла спать.

Лорино дело формально закрыли. Еще несколько лет — и о ней никто не вспомнит. Не стоило клясться, что буду молчать, говорила я себе. Чего я хотела? Ничего особенного. Какого-то мемориала. Но что такое мемориал, в конце концов, если не поминовение перенесенных ран. Перенесенных и не прощенных. Без памяти — не было бы мести.

Да не забудем. Помни меня. Вам — из слабеющих рук. Крики страждущих призраков.

Я поняла, что нет ничего сложнее, чем понять мертвых, и ничего опаснее, чем ими пренебрегать.

Я отослала книгу. Через некоторое время получила письмо. Ответила. И все пошло своим чередом.

Перед выходом книги прислали авторские экземпляры. Внутри на суперобложке — трогательная справка об авторе:

Когда Лора Чейз написала «Слепого убийцу», ей ещё не исполнилось двадцати пяти лет. Это был её первый роман и, как ни печально, последний: в 1945 году она трагически погибла в автокатастрофе. Для нас большая честь представить публике этот первый цвет молодой и одаренной писательницы.

А сверху фотография Лоры, неважная копия, точно засиженная мухами. Ну, все-таки кое-что.

Сначала о книге не писали ни слова. В конечном счете, это маленькая книжка, едва ли бестселлер; её хорошо приняли критики Нью-Йорка и Лондона, но у нас особо никто не заметил — поначалу, во всяком случае. Потом в неё вцепились моралисты, проповедники принялись стучать кулаками по кафедрам, подключились местные склочники, — и поднялся шум. Осознав, что Лора Чейз — свояченица Ричарда Гриффена, трупные мухи вдумчиво зашелестели страницами. К тому времени у Ричарда хватало политических врагов. Поползли намеки.

Опять всплыла удачно замятая в свое время версия Лориного самоубийства. Пошли разговоры, и не только в Порт-Тикондероге — во влиятельных кругах тоже. Если она и впрямь покончила с собой, то почему? Кто-то анонимно позвонил — кто бы это мог быть? — и открылась история с «Белла-Виста». Показания бывшего служащего (поговаривали, что одна газета ему щедро заплатила) привели к расследованию сомнительной деятельности клиники; в результате в «Белла-Виста» перекопали задний двор, а саму клинику закрыли. Я с интересом разглядывала фотографии: прежде это был особняк одного мебельного магната, в столовой неплохие витражи, хотя в Авалоне лучше.

Переписка Ричарда с директором клиники навредила особенно.

Иногда Ричард мне является — в мыслях или во сне. Серый, но в радужных переливах — точно бензин в луже. Смотрит подозрительно. Очередное укоризненное привидение.

Незадолго до того, как в газетах объявили, что Ричард отходит от политики, он мне позвонил — впервые после моего отъезда. Он был взбешен и безумен. Ему сказали, что по причине скандала партия не может выставить его кандидатуру на выборах, и с ним перестали знаться влиятельные люди. При встречах его обдавали холодом. Еле здоровались. Я это все нарочно сделала, сказал он, чтобы его уничтожить.

— Что сделала? — спросила я. — Ты не уничтожен. Ты по-прежнему очень богат.

— Книгу! Это диверсия! Сколько ты заплатила, чтобы её напечатали? Не могу поверить, что Лора написала этот грязный… этот кусок дерьма!

— Ты не можешь поверить, — отвечала я, — потому что был ею одурманен. Не можешь смириться с тем, что пока ты по ней ползал, её в постели не было — она была с другим, не с тобой, а с тем, кого любила. Книга же об этом, я правильно понимаю?

— Это тот красный? Тот ублюдок хренов — на пикнике? — Ричард, похоже, был вне себя — обычно он редко ругался.

— Откуда мне знать? — сказала я. — Я за ней не шпионила. Но я согласна — без пикника не обошлось. — Я не стала ему говорить, что было два пикника с Алексом: один с Лорой, а второй, спустя год, уже без неё — когда я встретила Алекса на Куин-стрит. Тот — с яйцами вкрутую.