— Почему это они назначили старшими этих двоих? — пробормотал кто-то.
— Потому что мы сидели к ним ближе других, — как всегда миролюбиво ответила Фрэн.
— И потому, что мы — лучшие, — прорычал Луиджи, скроив ужасную гримасу.
Эйдан и Синьора взяли такси и вскоре подъехали к особняку, где обитало семейство Гаральди.
— Он даже красивее, чем я предполагала, — прошептала Синьора.
— Лэдди никогда не бывал в домах, подобных этому. — Эйдан изумленно смотрел на большие мраморные ворота и огромный сад, раскинувшийся за ними.
С уверенностью, которой она вовсе не ощущала, Синьора обратилась к величественному швейцару:
— Vorrei parlare con la famiglia Garaldi.[98]
Он попросил ее представиться и сообщить цель их визита. Эйдан с восхищением слушал, как она объясняется на итальянском языке, и даже немного завидовал. Швейцар в красно-серой ливрее отошел к висевшему на воротах внутреннему телефону, снял трубку и стал что-то торопливо говорить в нее.
— Надеюсь, они справятся без нас там, в ресторане, — озабоченно проговорила Синьора.
— Конечно, справятся! Какая ты молодец, что так быстро нашла новый ресторан взамен закрывшегося. Мне показалось, что там очень уютно, и обслуга такая доброжелательная.
— Да, исключительно. — Казалось, мысли Синьоры витают где-то далеко.
— Исключительно? — удивился Эйдан. — Почему? По-моему, здесь к нам вообще все относятся очень доброжелательно.
— Я — про официанта. Я знала его отца, представляешь?
— Это было на Сицилии? — Да.
— А самого парня знала?
— С того самого дня, когда он появился на свет. Я наблюдала, как его крестили…
Вернулся швейцар.
— Синьор Гаральди в недоумении. Он хотел бы поговорить с вами. Не могли бы вы подойти и взять трубку?
— Я должна встретиться с ним лично. Дело слишком серьезное, чтобы объясняться по телефону, — объяснила Синьора. Эйдан восхитился ее мужеством, хотя и был несколько смущен тем, как она приоткрыла кусочек своего сицилианского прошлого.
Вскоре они миновали ворота, прошли через сад с фонтаном, поднялись по широкой лестнице и оказались перед массивными дверями. Да, видимо, господа Гаральди были и впрямь очень состоятельными людьми. Неужели Лэдди удалось проникнуть в это святилище?
Их провели в просторный холл. В следующую секунду из боковой комнаты, словно чертик из коробочки, выскочил разъяренный коротышка в парчовой домашней куртке и потребовал объяснений. Следом за ним, вышла его жена, которая безуспешно пыталась урезонить мужа, а через открывшуюся настежь дверь был виден вконец растерянный и побелевший от страха Лэдди, скрючившийся на вертящейся табуретке возле рояля. Когда он увидел их, его лицо осветилось радостью.
— Синьора! — горестно воззвал он. — Мистер Данн! Какое счастье, что вы пришли! Теперь вы сможете им все объяснить. Ни за что не поверите, но с перепугу у меня из головы вылетело все, что я знал по-итальянски. Я только смог перечислить им дни недели, времена года и названия итальянских блюд. Это было ужасно!
— Sta calma, Lorenzo,[99] — сказала Синьора.
— Они считают, что моя фамилия О'Донохью, и все время пишут мне ее на бумаге. — Никогда еще Лэдди не выглядел таким перепуганным и расстроенным.
— Пожалуйста, успокойся, Лэдди, О'Донохью — это я, я так подписала письмо.
— Вас зовут не О'Донохью! — заплакал Лэдди. — Вас зовут Синьора!
Эйдан обнял его за трясущиеся плечи, предоставив Синьоре объясняться с хозяевами дома, что она и сделала — доходчиво и хладнокровно. Она напомнила им о мужчине, который, работая простым гостиничным портье, год назад в Ирландии нашел и вернул им их деньги. О мужчине, который поверил словам благодарности, принял за чистую монету их приглашение прийти в гости, если он когда-нибудь окажется в Италии. Синьора рассказала, как тяжело Лэдди давалось изучение итальянского языка. Она представилась сама и представила Эйдана, сказав, что они руководят курсами итальянского, на которых учился Лэдди, объяснила, что в результате недоразумения Лэдди решил, будто Гаральди прислали ему в гостиницу письмо и пригласили к себе. Синьора пообещала, что они все сейчас же уйдут, но попросила синьора Гаральди проявить сердечную теплоту и сделать какой-нибудь символический жест в знак того, что он не забыл удивительной честности и порядочности этого человека, вернувшего им тугой бумажник. Ведь так поступил бы далеко не каждый.
Ощущая, как вздрагивают плечи Лэдди, Эйдан размышлял о странном течении жизни. А что, если он все же стал бы директором Маунтенвью? Ведь еще совсем недавно ему так сильно этого хотелось! И только теперь Эйдан понял, что, случись такое, он возненавидел бы свою новую должность уже через три дня, и что лучшей кандидатурой на пост директора действительно был Тони О'Брайен. И этого человека он совсем недавно считал воплощением зла, а он оказался настоящим трудягой, который надорвал свое сердце работой. Вскоре Тони станет его зятем. Если бы не он, Эйдан никогда не стоял бы здесь, в роскошном римском особняке, комкая в кармане записи лекции, которую завтра он будет читать своим ученикам на развалинах Форума, успокаивая рыдающего ирландского портье и с гордостью глядя на необыкновенную женщину, благодаря которой его жизнь так сильно изменилась. Благодаря ее словам лицо хозяина дома, еще недавно искаженное яростью и тщетными усилиями хоть что-нибудь понять, смягчилось и разгладилось.
— Лоренцо! — проговорил синьор Гаральди, подходя к Лэдди. Тот при его приближении съежился и затрясся от страха. — Lorenzo, mio amico![100] — Он поцеловал Лэдди в обе щеки.
— Синьор Гаральди, — протяжно застонал Лэдди и схватил коротышку за плечи. — Mio amico!
Синьор Гаральди затарахтел, объясняя жене суть происходящего. Через пару минут на столе появилось вино и маленькие итальянские пирожные. Лэдди уже сиял, улыбаясь от уха до уха и повторяя со счастливым видом:
— Giovedi.
— Почему он твердит это слово? — Синьор Гаральди поднял свой бокал и был готов выпить за следующий четверг, но ему хотелось знать, чем знаменателен этот день.
— Для того чтобы он не заявился сюда самостоятельно, я сказала ему, что мы встретимся с вами в четверг. Я ведь писала вам, что, возможно, в четверг мы заедем к вам минут на десять. Разве вы не получили мое письмо?
Коротышка выглядел пристыженным.
— Видите ли, у меня постоянно просят денег, и каждый день почта приносит множество писем с просьбами о пожертвованиях. Вот я и подумал, что ваше письмо — из той же серии. Должен признаться, что я даже не прочитал его как следует. Теперь мне очень стыдно…
— Не стоит, синьор Гаральди. Но скажите, как, по-вашему, можем мы с Лэдди навестить вас в четверг? Он так давно мечтал об этом. Я хотела бы сфотографировать вас вместе, и тогда он показывал бы этот снимок всем своим знакомым в Ирландии.
Супруги Гаральди переглянулись.
— А почему бы вам не прийти сюда всем вместе? Я имею в виду всю вашу группу. Выпьем вина, отпразднуем…
Глаза Синьоры расширились.
— Но ведь нас — сорок два человека! — сказала она.
— Поверьте, этот дом рассчитан на то, чтобы принимать гораздо большее число гостей, — с легким поклоном и немного кокетливо ответил Гаральди.
Был вызван лимузин с шофером, и вскоре они уже ехали по вечернему Риму, направляясь к «Катанье». Улица, на которой был расположен ресторан, наверное, еще никогда не видела подобных машин. Синьора и Эйдан обменивались взглядами, как родители, которым чудом удалось выручить своего неопытного ребенка из крайне опасной ситуации.
— Как бы я хотел, чтобы меня сейчас видела моя сестра! — вздохнул Лэдди.
— Ей было бы приятно? — ласково спросила Синьора.
— Она знала, что так будет. Однажды мы ходили к гадалке. Та предсказала, что сестра выйдет замуж, родит ребенка и умрет от болезни, а я достигну больших успехов в спорте и совершу путешествие. Так что сестра не удивилась бы. Жаль только, что она не дожила до этого дня.
— Действительно жаль. Но, может быть, она сейчас все же видит вас? — Эйдану хотелось приободрить этого простодушного добряка.
— Я вовсе не уверен в том, что люди могут жить на небесах, мистер Данн, — ответил Лэдди.
— Правда? А вот я с каждым днем верю в это все сильнее, — тихо проговорил Эйдан.
Приехав в «Катанью», Эйдан и Синьора застали своих учеников распевающими народную ирландскую песню «Равнины Атенри». Рядом кучкой собрались официанты, и когда пение закончилось, они разразились восторженными аплодисментами. Все остальные посетители, которые отважились в этот вечер остаться на ужин в «Катанье», уже давно присоединились к ирландцам, и когда троица — Синьора, Эйдан и Лэдди — вошла в зал, их встретили приветственным ревом.
