Лесли Уоллер - Банкир

– По голосу не слышно. Ладно, иди наверх.

Эдис стояла у щита, сине-зеленый халат из шотландки наброшен на плечи. Ее волосы были закручены в маленькие желтые локоны. Лицо казалось белым как мел и невыразительным, краска на глазах смыта, губы бело-розовые. Слабые зеленоватые тени лежали под скулами.

– Прости, что разбудил тебя.

– Ты не разбудил. Я читала. Я слышала, как ты пришел и занялся чем-то у камина. И тогда, зная, что ты дома, я заснула.

– Не надо было ждать. Я говорил, что не представляю, на сколько могу задержаться.

– Да.– Ее рука опустилась с выключателя.– Но я никогда не знаю, что может…– она сделала неопределенный, непонятный жест,– в этом городе. Я никогда не знаю, что может случиться с тобой поздно ночью.

– Ничего. Я езжу на такси.

– И потом,– продолжала она,– заснув, я неожиданно проснулась, потому что ты как-то замычал, что ли, или застонал. Это был ужасный звук, Вудс. Я не знаю, но это прозвучало…– Она покачала головой.

– Как что?

– Это глупо,– продолжала она,– но у мужчин твоего возраста бывают сердечные приступы.

– Ну, ну! Пожалуйста.

Она вздохнула с каким-то странным присвистом.

– А оказалось, что ты нагрузился и мучаешься в темноте, потому что боишься включить свет.

– Я боюсь?

– Иди спать, Вудс. Иначе мы разбудим детей.

– Я не включал свет, потому что боялся тебя разбудить. Она пошла в спальню.– По какой-то причине ты пытался подняться в темноте и скрыть от меня, как поздно ты возвращаешься.

– Какая же это причина?

Она присела на край кровати.

– Ей-богу, Вудс, это смешно. Если кто-нибудь и знает причину, так это ты. А теперь ложись спать.

– Не сказав тебе причины?

Некоторое время она холодно смотрела на него.– Предупреждаю тебя, не начинай ничего сейчас.

Он скорчил негодующую гримасу, снял пиджак и бросил его на стул. Рывком расслабил галстук.– Ладно,– сказал он, расстегивая рубашку,– тогда у меня к тебе вопрос.

– Ну давай хоть вопрос.

– Ты можешь вспомнить какой-нибудь из моих поступков, который был полностью моим решением?

Что?

– Сдаюсь,– объявил он, снимая рубашку.– Все линии связи порваны. Между мной и тобой. Между мной и мной. Центральная не отвечает. Дежурного нет у пульта.– От облегчения его охватило какое-то легкомысленное веселье. Она не подозревала, больше того, ее даже не интересовало, как он провел вечер.

– Ты пытаешься изображать пьяного? Да?

Он начал мурлыкать мелодию какой-то старой песни, которую едва помнил. Снимая брюки, небрежно бросая их на пиджак, он наполовину пел, наполовину шептал:

Он надел пижаму, все еще тихо напевая.– Что случилось,– неожиданно спросил он,– со Скини Эннисом? Обычно я очень хорошо имитировал его.

– Не имею представления,– сказала Эдис.– Ты выключил свет наверху?

– Нет. До утра еще какая-нибудь бедная душа, может, захочет пройти по ней. Какой-нибудь пьяный взломщик.

– Пожалуйста, выключи, Вудс.

– Ты помнишь оркестр Хэл Кэмп, группу трубачей? Унисон. Очень эффектно. «У меня свидание с ангелом»,– тихо пропел он.

Она отвернулась от него, уткнув голову в подушку. Он нахмурился. Спустя момент сел на край своей кровати и выключил лампу на ночном столике.

– Да. Хорошо. Спокойной ночи,– сказал он.

Он сидел в темноте, прислушиваясь к ее дыханию, пока оно не стало ровным и глубоким. Потом встал и подошел к окну. Через бетонно-ажурный фасад он видел холодно светящийся уличный фонарь; какое-то время он думал о Вирджинии, потом о Гауссе. Закурив сигарету, он сел у окна и начал думать о том, на сколько может хватить тридцати долларов женщине, ее дочери и их собаке.

В Бруклине было ужасно холодно. Ночной январский ветер дул вдоль Ист Ривер, по реке плыли куски льда. В районе Хейтс ветер стонал среди маленьких, но элегантных многоквартирных домов и выл на открытом месте вокруг Бороу Холла. К десяти часам вечера даже деловой квартал окутала тишина, изредка нарушаемая одиночными машинами. Если не считать паутины Бруклинского моста в отдалении, решил Палмер, этот район мог бы сойти за деловую часть любого маленького городка. Настолько основательно резкий ветер вымел улицы.

Шофер Палмера, уроженец Бруклина, искусно провел машину через несколько переулков и остановил перед внушительным старым зданием, которое одно время было масонским храмом, если судить по эмблемам, вырезанным на гранитном фасаде. Оно не могло им больше быть, подумал Палмер, выходя из машины, поскольку здесь было назначено сегодняшнее собрание.

Он постоял некоторое время на морозном ветре и неторопливо осмотрелся. Это было его первое знакомство с Бруклином. Старый город, подумал он. Он выглядит теперь намного старее Манхэттена, который вынужден постоянно молодеть, понемногу съедая куски самого себя, когда-то бывшие его юностью.

– Джимми, вы мне не понадобитесь до полуночи,– обратился он к шоферу.– Вы бы подыскали теплое местечко погреться.

– В это время здесь уже все закрыто, мистер Палмер.

– Тогда заприте машину и пошли со мной.

Они поднялись по широкой каменной лестнице. Шофер толчком открыл массивную с богатой резьбой деревянную дверь. В вестибюле, отделанном ореховым деревом, никого не было. Палмер прислушался и услышал смех. Он пошел на звук и, пройдя по коридору, остановился у огромной двустворчатой двери из орехового дерева с резными медными ручками. Нажав на одну из них, он приоткрыл дверь и обнаружил, что смотрит прямо в желтый глаз. В глубине комнаты продолжали смеяться.

– Вуди! – Бернс настежь открыл дверь, и показались его оба глаза и ухмыляющаяся физиономия.– Деточка, ты опоздал. Я уже волновался и отгрыз несколько ногтей.

– Где может подождать мой шофер?

– Внизу, в холле,– ответил Бернс, показывая рукой.– Первая лестница направо.

– Увидимся позже, мистер Палмер,– сказал Джимми.

– Заходи, Вуди, лапочка.– Бернс ввел Палмера в комнату и захлопнул дверь. Смех оборвался.

Палмер огляделся. Почти всю длину комнаты (метров пятнадцать) занимал стол. На белой скатерти остатки обеда. Вокруг стола сидела группа мужчин в вечерних костюмах.

Насколько Палмер знал, он никогда не встречал ни одного из них, но их лица не были для него совершенно незнакомыми. Такие лица можно было встретить и в Олбани, и в коридоре отеля в центре города, где находилась контора Вика Калхэйна. Такие же лица или же очень похожие неизменно появлялись на обедах, которые Палмер посещал последние три месяца.

Несмотря на разнообразие некоторых деталей, эти лица делились на определенные типы.

Толстые лица обычно имели тенденцию быть толстыми на определенный манер: жир концентрировался под носом, вокруг рта, в тяжелых челюстях и толстых, мощных складках под подбородком, как будто однажды очень высокая температура растопила весь жир и заставила его стечь в низ лица. Худые лица почти всегда были сильно загорелые – декабрь и январь на берегу Майами,– резкие морщины, как глубокие скобки, вокруг рта, фиолетово-серые пятна под глазами и стрелообразные морщины, расходящиеся веером от ноздрей.

У толстых лиц были сальные, неопределенной формы носы и желтоватые плешинки. Худые лица имели острые, угрожающие носы под седеющими, коротко подстриженными волосами. На обладателях всех этих лиц, как униформа, были надеты синие, светлее, чем темно-синие, смокинги, сшитые по последней моде, туго обтягивающие, с узкими воротниками шалькой. У всех, как униформа, на рубашках был сложный белый на белом узор. Изредка встречались прекрасные кружева, но это ничего не меняло. Все это были рубашки, которые люди такого сорта обычно надевают к деловым костюмам.

Бернс медленно провел Палмера вокруг стола, представив его каждому из почти пятидесяти присутствующих мужчин. Теперь они снова оказались на том месте, откуда начинали обход. Палмер не запомнил ни одного имени. Они, как всегда, были примерно на одну треть ирландскими, одну треть итальянскими, одну треть еврейскими. Когда он сел рядом с Бернсом, появились официанты, чтобы убрать остатки обеда. Два официанта катили по комнате передвижной бар, раздавая ликеры, бренди, виски и кофе.

– Два королевских кофе,– заказал Бернс.

Палмер наблюдал, как один из официантов налил две неполные чашки кофе, а его напарник долил в каждую из них до края бренди и затем поставил их перед Бернсом и Палмером.– Мне не надо,– произнес Палмер вполголоса. Беседа вокруг стола возобновилась.– Просто немного виски со льдом.

Из середины противоположной стороны стола поднялся один из обладателей толстых лиц и слегка постучал ложкой по стакану.