Семизначная цифра в присланном чеке, видимо, ввергла его в состояние многодневной эйфории. Иначе он двадцать раз подумал бы, прежде чем покупать этот загородный особняк с мраморным бассейном. В процессе постройки особняк переходил постепенно от одного дипломата к другому, и каждый дипломат добавлял новые архитектурные детали, соответствующие его национальным традициям. Проблема была не в цене (новоиспеченный миллионер мог позволить себе такой расход), а в том, что он часто терял Меладу в бесчисленных спальнях, ванных и кабинетах. В поисках ее он брел из арабского крыла в испанское, переходил из китайского зала во французскую оранжерею, вслушиваясь в смутное внутреннее чувство, говорившее ему, как в детской игре: «Прохладно, холодно, теплее, еще теплее…»
Иногда ему приходилось несколько раз подняться на третий этаж и спуститься обратно, окликая ее, прежде чем она отзывалась из какой-нибудь потаенной готической башенки, пристроенной, видимо, немецким потомком Синей Бороды. Отзывалась и кидалась к нему. И тогда все становилось жарко-жарко. Совсем горячо.
Эти первые недели вместе остались в его памяти именно ощущением исходящего от нее жара. Жар шел от щек, от глаз, от рук. Будто гудящее дровяное пламя выжигало ее изнутри, не оставляя ей ничего своего, заполняя другой, огненной, ему одному принадлежащей стихией. Одна лишь раскаленная оболочка прижималась к нему. Она так сливалась с ним, так беспомощно повисала, что трудно было представить, чтобы она когда-нибудь могла вернуться к самостоятельному существованию. В ней не было легкости – ни одного глотка. Но он блаженствовал под этой новой для него, горячей тяжестью.
Замотав мокрые волосы в тюрбан из полотенца, женщина проходит в детскую. Будит детей, целует их, отправляет в ванную. Сама идет на кухню. Чайник – на газ, хлеб – в тостер, яйца – на сковородку. Оладьи, джем, апельсиновый сок. Солонка в виде матрешки. Салфетки с красными петухами. Холодильник весь облеплен записочками – нужные телефоны, рецепты блюд, напоминания об уплате счетов, расписание визитов уборщицы. Женщина вдруг начинает выдергивать эти записки из-под магнитных зажимов и не читая кидать их в мусорное ведро.
Антон встал со своего места, со стаканом в руках тихо прошел по остывающей палубе к дверям банкетного зала. Бобби все еще напевал, подыгрывая себе на электрическом рояле. Слушатели мечтательно поддавались ему, забывали мимолетное Сейчас, отплывали один за другим каждый в свое Вчера, Завтра, Всегда.
Антон скользил взглядом по лицам.
Козулин-старший сидел в самоходном кресле прямо, вглядывался в варяжскую черноту за окном, время от времени терся щекой о руку медсестры, поправлявшей ему пышный монмартрский бант. Нежность и преданность этой сорокалетней дамы казались неподдельными, а если они и подогревались слегка отписанным ей в завещании Малевичем, то у кого бы повернулся язык осудить ее за это?
На груди у старика белел круглый значок с собачьей мордой. Незабвенный ньюфаундленд на несколько лет сделался самым знаменитым псом в стране. Его морда улыбалась в рекламных роликах фирмы «Пиргорой» с миллионов телевизионных экранов.
Жена-1 располнела за прошедшие годы еще больше. Она говорила, что презирает повальное диетическое безумие, охватившее страну, что не желает опускаться до уровня тех психопаток, которые после каждой ложки супа достают карманный калькулятор и спрашивают у него разрешения проглотить еще несколько калорий. Вам нравятся ходячие скелеты в юбках, заполнившие улицы Нью-Йорка? Тем хуже для вас. Свиная нога, зажаренная ею к последнему семейному обеду, плавала в шипящем и булькающем жире. Сын-1-2 по секрету рассказал Антону, что студенты почти не записываются на курс профессора Козулин, и она очень переживает из-за этого. Но не сдается. Несколько случайных политических переворотов в Восточной Европе не могут нарушить правильного хода мировой истории. И если легкомысленные студенты не хотят больше изучать правильный, научно обоснованный ход, она не станет подлаживаться под их ограниченность и отступать от своих убеждений.
Единственное, с чем она не смогла примириться, – измена Голды. Та, вернувшись из Перевернутой страны, наотрез отказалась жить с матерью. Переехала в общежитие, перешла на другой факультет, сменила друзей. Ходили слухи, что несколько раз ее видели в церкви. По окончании университета поступила на работу в какое-то правительственное учреждение, название которого было подозрительно расплывчатым: «Бюро международных исследований». Жених, приехавший с ней на праздник, имел короткую солдатскую стрижку и снисходительный взгляд человека, знающего про вас больше, чем вы сами. Время от времени они оборачивались друг к другу и бережно целовались, не обращая внимания на остальных.
Неисправимая, непримиримая Сьюзен, жена-3, приехать, как всегда, отказалась. Даже не отпустила старших близнецов, хотя те просились. Зато миссис Дарси была здесь. Сияла. Блаженствовала. Какая злая неправда – говорить про нее, будто она обожает манипулировать людьми, дергать их вправо-влево за веревочки. Если она берет покровительство над кем-то, то исключительно для его же пользы. Чтобы помочь, направить, дать набраться сил, выйти на новый путь. Как она помогла, направила, подтолкнула ныне знаменитого мистера Себежа. А уж если кто-то обратится к ней за советом – как, например, сейчас бывшая (вторая) жена мистера Себежа – она тем более не будет чувствовать себя вправе отказать.
Кэтлин наклонялась к ней в перерывах между музыкальными номерами, что-то негромко говорила. Потом выслушивала ответ задумчиво кивала. Жена-2 теперь вела очень насыщенную, деловую жизнь. Несколько лет назад она с двумя подругами основала новый журнал под названием «Полная безопасность». В нем были разделы «Путешествие без неожиданностей», «Ваш дом – ваш бункер», «Финансовый покой», «Последствия риска», «Соломка в ванной», «Битва за здоровье» и многое другое. Журнал, вопреки прогнозам скептиков, быстро стал набирать подписчиков, популярность его росла с каждым месяцем. Антон несколько раз давал им интервью для раздела «Рассказывают спасшиеся». Он рад был тому, что жена-2 наконец-то нашла себе занятие по душе, гордился ее успехами. Как-никак он в свое время обучил ее некоторым приемам стрельбы по врагу, крадущемуся за твоей спиной в зеркале Будущего. Они теперь стали настоящими друзьями. Им всегда было о чем поговорить, потому что они до сих пор многое в жизни любили сообща, на равных: подросших детей, войну с Горемыкалом, нежную тайну чайника, незабвенную гордячку Сьюзен.
Линь Чжан качала на коленях заснувшего мальчика. Вавилонец – морской подкидыш – вырос крепким бутузом, который уже в пять лет освоил курс математики, преподаваемый в восьмом классе. Пабло-Педро оставил их – не вынес приезда родни из Гонконга, этих гнусных торгашей, немедленно открывших кондитерскую, фирменным продуктом которой стал бесконечный торт в форме Великой китайской стены (продается на дюймы, сантиметры, вершки, за каждую башню – небольшая наценка). Но Линь Чжан недолго оставалась одна. Велико было удивление обоих кланов – Козулиных и Себежей, – когда Рональд Железная Ладонь начал обзванивать их, приглашая на свою свадьбу и смущенно намекая, что с невестой они все более или менее знакомы.
Сейчас он сидел рядом с женой, сияя капитанскими позументами, и время от времени убирал железным пальцем волосы со лба спящего Вавилонца. Линь Чжан жаловалась, что в семейных спорах о воспитании ребенка Рональд всегда может одержать над ней верх, спросив: «Кто извлек это существо из пучины водяного небытия на свет Божий – я или ты?»
Жена-5 сидела у самой стены, в заднем ряду, прячась за спиной тети-мамы Кларенс. Она согласилась приехать при одном условии: что Антон ни словом, ни жестом не выдаст тайны их возобновившихся отношений. Нет-нет, она еще ничего не решила, ничего не может обещать ему. Не для того она всю жизнь пряталась от славы и богатства отца, чтобы потом утонуть в славе и богатстве мужа. И дети! Подумай о детях! Каково им будет жить под бременем двойной известности? Знаменитый дедушка Бобби уже несколько раз звонил знаменитому папе Энтони, и они втайне разрабатывали тактические ходы, которые должны были бы убедить Джил, что инфлюэнца, в конце концов, не самая опасная болезнь и что дети ее могут оказаться к ней вовсе не восприимчивы.
Козулин-младший сильно сдал после смерти жены. Та умерла через несколько месяцев после счастливого воссоединения братьев, будто действительно только и ждала склянку невской воды и пригоршню земли из Летнего сада. Уж не ее ли благословениями были накликаны на голову Антона все невероятные удачи последних лет? Но, с другой стороны, не они ли, не старики ли Козулины были главной причиной того, что Мелада так и осталась чужой в новом мире? За что они так невзлюбили ее? Даже по имени старались не называть, обходились одними местоимениями или числительными: «та», «эта», «ваша седьмая». Вот и неделю назад, когда Антон позвонил старику спросить, нельзя ли Меладе привезти на праздник подругу («Ведь она почти никого не знает из приглашенных, ей будет одиноко»), он услышал в ответ долгую паузу. «Энтони, зачем вам все это? – сказал наконец адмирал Козулин. – Зачем вам понадобилось сводить вместе всех своих жен? Не вышло бы скандала, а? Не испортят они нам праздник? Если ваша седьмая боится, что ей будет одиноко среди пятидесяти приглашенных, не лучше ли ей остаться дома?»
