— Мотек! — надрывно зовет его Клод.
Она стоит рядом с его телом на коленях, она склонилась над ним и шепчет:
— Мотек! Скажи что-нибудь!..
Губы его шевелятся, и он шепчет:
— Клод, я тебя…
И тут Серж умолкает. Рот его остается открытым, а дождь лупит по его глазам.
Филипп тоже опускается на колени, он держит Сержа за руку, люди выходят из автомобилей и из отеля, вокруг них образовалось плотное кольцо любопытствующих. Никто не произносит ни слова, не задает никаких вопросов, и вот раздаются сирены патрульных машин и «скорой помощи». Чиновники полиции пробивают себе дорогу через толпу. Синие огни на крышах их машин продолжают мерцать. Полицейские оттесняют толпу подальше: «Проходите! Проходите!» Торопливо подходит врач в белом халате, опускается на колени рядом с Филиппом, чтобы осмотреть тело Сержа. Клод поднялась. Филипп тоже. Они видят, как врач расстегивает плащ. Костюм Сержа и его черная рубашка в крови.
Врач поднимает голову, смотрит на Клод и покачивает головой. Затем отворачивается. Подходят санитары с носилками. Клод хочет подойти поближе к Сержу, однако Филипп удерживает ее, а полицейские продолжают оттеснять любопытствующих.
Вдруг появляется Макс. Он поддерживает под руку Клод, которая, похоже, больше ничего не видит и не слышит, и говорит:
— Вот, возьми! — и он протягивает Филиппу тонкую золотую цепочку с амулетом. — Я сначала прибежал в твою гостиную, там он и лежал на полу, этот амулет… цепочка порвалась… Клод с такой силой обняла Сержа, что тогда это, наверное, и случилось…
Филипп видит порванную золотую цепочку с амулета Мане-Каца, на одной стороне которого десять заповедей на скрижалях, а на другой Моисей со свитком в руках и это дивное дитя, которое Мане-Кац так часто изображал, хотя никто не знает, почему…
В понедельник, 13 октября, Сержа Молерона хоронят на кладбище в Вейрье. На небе нет ни облачка, светит солнце, веет легкий ветер.
В Женеве два еврейских кладбища: старое в Каруже и новое, очень просторное, у дороги де’Арваль, в районе Вейрье, который тоже относится к Женеве, хотя находится на некотором расстоянии от города, ближе к французской границе.
Клод, Филипп и Макс приехали на «лагуне». На окруженной густым лесом парковке много легковых машин. Клод в черном платье, голова покрыта черным платком. Очки у нее в черной оправе. Макс и Филипп в черных костюмах в черных галстуках к белым рубашкам. Кипы, прошитые золотыми нитями, которые у них на головах, им дал серебряных дел мастер Давид Левин.
На белом камне у ворот кладбища на иврите и по-французски выбиты слова:
ОЖИВУТ МЕРТВЕЦЫ ТВОИ,
ВОССТАНУТ МЕРТВЫЕ ТЕЛА!
ВОСПРЯНЬТЕ И ТОРЖЕСТВУЙТЕ,
ПОВЕРЖЕННЫЕ В ПРАХЕ
Исайя 26:19
На площади перед траурным залом Клод и Филипп видят много знакомых лиц. Все мужчины в кипах или в шляпах, а женщины покрыли головы темными платками. Пришел Давид Левин с женой, Поль и Моник, молодые сотрудники из галереи Молерона, дружелюбный бармен и блондин-пианист из «Библиотеки», работники Пти Пале и персонал из отеля и ресторана «Бо Риваж». Были здесь и супруги Мартиноли из «Ла Фаволы» и даже месье Жакье с женой из Ивуара. В траурном зале женщины сидели на деревянных скамьях отдельно от мужчин. У главной стены траурного зала со звездой Давида стоял простой стол, а на нем, покрытый черным полотном, покоился гроб с телом Сержа Молерона.
Труп за несколько дней до этого подвергли вскрытию. Были приглашены патологоанатомы. Клод с Филиппом несколько раз вызывали для дачи свидетельских показаний. Комиссар Жан-Пьер Барро из уголовного отдела, худощавый человек с безжизненными глазами, задал им множество вопросов, потому что когда Сержа застрелили, на нем был светлый плащ Филиппа, и комиссар считал, что убить хотели его, Филиппа, а не Сержа Молерона. Убийца застрелил Сержа по ошибке. А почему было решено «убрать» Филиппа? Это как-то связано с его профессиональными обязанностями? С тем, что ему стало известно и что он пока скрывает от других? Или, может быть, тут замешан его сын Ким? И кто такой этот Макс Меллер? Зачем он приехал из Ментоны в Женеву? О чем он говорил с Филиппом? Столько разных вопросов… Филипп сказал, что с Максом Меллером знаком несколько десятков лет и что тот приехал для того, чтобы повидаться и поговорить обо всем после долгой разлуки; а кто и почему может захотеть убить его, он даже представить себе не может. Вроде бы врагов у него нет…
Клод тоже дала показания, которые мало что прояснили и ничем не помогли следствию.
В зал входит раввин, и все встают. Раввин читает молитву, начиная ее нараспев библейской цитатой, и Давид Левин, сидящий рядом с Филиппом, переводит ему полушепотом на французский: «Он как камень, и безупречны деяния его». Потом Давид Левин выходит вперед и в честь покойного и во утешение друзей его произносит несколько слов о Серже Молероне. Он заканчивает свою короткую речь такими словами: «Каждый человек — это целый мир. Кто убивает человека, тот разрушает целый мир. Но тот, кто спасет хоть одного человека, спасет целый мир… Тот, кто убил Сержа Молерона, разрушил целый мир…»
Филипп смотрит на Клод, и ему кажется, что лицо ее окаменело, на его взгляд она не отвечает.
Раввин произносит молитву «El male rachamim» — «Господь исполнен добросердечия», как снова переводит ему Давид Левин, молитву о святости души покойного. При этом все присутствующие в зале снова встают.
Потом четверо мужчин, среди них и Давид Левин, подходят к столу и снимают с гроба черное покрывало. Все видят простой гроб из светлого дерева — безо всяких украшений. Четверо поднимают его и выносят из траурного зала. Там они ставят его на низкий катафалк с небольшими резиновыми колесами; раввин с несколькими мужчинами подходят к нему, двое везут гроб, а все мужчины и женщины, которые пришли попрощаться с Сержем Молероном, шествуют следом в некотором отдалении по широкой аллее — вплоть до самого кладбища. Траурная процессия проходит мимо могил с надгробными плитами из серого, черного или белого мрамора, на которых под именем покойного написано несколько слов на иврите.
За мужчинами следуют женщины, постоянно соблюдая расстояние. Солнце освещает могилы, между которыми растут плакучие ивы, ветви у которых такие тонкие, что они напоминают золотые волосы. В светлое небо тянутся черные стволы кипарисов, справа от кладбища возвышаются огромные горы. Воздух настолько прозрачен, что кажется, будто до них рукой подать. Недалеко в перелеске вовсю распевают птицы.
Они доходят почти до самого кладбища, и Филипп начинает беспокоиться: где же они опустят Сержа в землю, ни одной вырытой могилы не видно. Но вот они через белые решетчатые ворота проходят в другую часть кладбища, которая еще больше первой, здесь много нетронутой земли, растут кусты и деревья, а самих могил пока мало. Они останавливаются перед холмиком свеженасыпанной земли у совсем недавно вырытой могилы. И здесь женщины держатся на некотором расстоянии от мужчин. Евреи опускают гроб в могилу. Раввин читает молитву, завершающуюся словами: «Бог дал, Бог взял, да благословенно будет имя Господне», а Давид Левин переводит ее Филиппу. Макс, двое незнакомых им мужчин и Филипп бросают лопатами на гроб комковатую землю, при этом Филиппу удается незаметно для других бросить в могилу разорванную цепочку с амулетом.
Давид Левин объяснил Филиппу, что при «произнесении Кадиша, молитвы, в которой славится Господь и все его деяния, должно присутствовать не меньше десяти взрослых мужчин-евреев, но их может быть и больше. Поскольку у Сержа нет родственников, Левину как его другу поручили произнести в память о погибшем священные слова. После него еще раз читает молитву раввин, завершив ее пропетыми псалмами, призванными помочь преодолеть боль, тоску и смерть, заглянув в вечность. Раввин завершает церемонию словами: «Да утешит Господь вас со всеми, горюющими о Сионе и Иерусалиме!»
После долгого обратного пути через кладбище, они, уже неподалеку от выхода, оказываются перед сложенной из камней конусообразной пирамидой с чашей на вершине, из центра которой бьет струя воды. Здесь участники похоронной процессии останавливаются и омывают руки, а Давид Левин говорит Клод и Филиппу: «Мертвое тело — нечистое, потому что в нем нет больше божественной жизни. Поскольку жизнь — это отражение божественного в этом мире, все мертвое с духовной точки зрения нечисто. Прежде чем выйти из ворот, мы омываем руки наши, чтобы не перенести ничего из мира смерти в мир жизни». И он подставляет руки под струю воды. Филипп следует его примеру, а Клод говорит:
— Я хочу оставить для себя что-то от Сержа в мире жизни, и поэтому омывать руки не стану.
Вместе с Максом и Филиппом она выходит на широкую площадь перед кладбищем, где припаркованы машины. Попрощавшись со всеми, они возвращаются в «Бо Риваж».
