— Я хочу оставить для себя что-то от Сержа в мире жизни, и поэтому омывать руки не стану.
Вместе с Максом и Филиппом она выходит на широкую площадь перед кладбищем, где припаркованы машины. Попрощавшись со всеми, они возвращаются в «Бо Риваж».
По дороге они не проронили ни слова, и Клод, настоявшая на том, что сама сядет за руль, вела машину, соблюдая всю необходимую предосторожность. В холле отеля их заметил консьерж и поднял руку. Они подошли к нему. Консьерж выразил Клод и Филиппу свои соболезнования, а потом сказал:
— Месье Сорель, вам уже три раза звонил мэтр Марро. Он просил вас немедленно приехать к нему. Он все время повторял это слово «немедленно». И если мадам Фалькон сможет сопровождать вас, это, мол, будет очень кстати.
Когда они вошли в кабинет адвоката, тот встал из-за стола и поспешил им навстречу, семеня своими маленькими ножками… этот мэтр Раймонд Марро, самый толстый человек из всех, кого видел Филипп. Клод смотрела на него с нескрываемым удивлением.
— Наконец-то! — произнес он. — Мадам Фалькон, месье Сорель! — он схватил руку Клод, изобразив нечто вроде поцелуя. — Прошу вас принять мои искренние соболезнования по случаю потери этого столь дорогого для вас человека, дорогая мадам! — и, безо всякого перехода: — Сегодня днем мне нанесла визит ваша невестка, дорогой месье Сорель, Прошу вас, господа, садитесь, — он пододвинул им два кресла, стоявших перед его необъятных размеров столом. Шторы и гардины перед окном опять были задернуты, горел электрический свет.
Колосс проходит за стол и устраивается на своем удобном стуле. Сегодня на нем сшитый на заказ костюм из превосходнейшего материала. Густые черные волосы тщательно причесаны, лицо розовое, как у огромного младенца, серые проницательные глаза. Щеки у Марро свисают, как у хомяка. От него сильно пахнет одеколоном.
Филипп замечает, что Клод по-прежнему не сводит с адвоката удивленного взгляда.
— Моя невестка? Нанесла вам визит? — переспрашивает Филипп адвоката, который роется в каких-то бумагах.
— Совершенно верно. Мадам Симона Сорель, — Марро поднимает на него глаза. — Времени у нее было в обрез. Мы говорили совсем недолго.
— Что ей было нужно?
— Об этом речь впереди, месье Сорель. Будьте столь добры, не перебивайте меня. Эта красивая дама, с которой нас связывают столь неприятные и некрасивые переживания, принесла подарки для вас. Поскольку мне известно, как близко вы воспринимаете все, что касается жизни месье Сореля, я позволил себе, мадам Фалькон, передать эти подарки вам обоим. Потому что они имеют огромное значение — для вас обоих. — Он ловким движением достает из картонной коробки видеокассету. — Позвольте попросить вас об одной услуге, месье Сорель: вложите эту кассету в видеомагнитофон. Мне что-то не хочется вставать из-за стола.
Филипп принял кассету из его рук. На ней красным фломастером было написано: «Кадры и звук этой видеопленки перезаписи не подлежат! Запись самоуничтожается через десять секунд после первого просмотра!»
Он сунул кассету в видеомагнитофон.
Марро продолжал говорить:
— Солнце светит прямо в окно. Поэтому я задернул гардины. Так вам будет лучше видно. Вот вам пульт, месье. Большое спасибо! — Передавая пульт, он успел нажать на одну из кнопок.
— Ну-с, посмотрим, — проговорил мэтр Марро.
Сначала пошло черно-белое изображение, затем последовали белые цифры «три», «два», «один» — и уже в цвете появилась Симона Сорель. Длинные черные волосы зачесаны назад и перехвачены на затылке заколкой. Филипп увидел ее большие карие глаза, высокий лоб, крупный четко очерченный рот… Его левое веко дернулось. Он вспомнил о встрече с Симоной в «Бо Риваже», о шантаже и о той немыслимой сумме, которую пришлось заплатить мэтру Марро, чтобы избежать скандала. «Что на этот раз? — подумал Филипп. — Я больше этого не вынесу…»
Симона была в серебристой блузке; она сразу начала говорить, глядя прямо в камеру:
— Добрый день, господин Сорель! Хотя я жена Кима и тем самым ваша невестка, полагаю, что официальное обращение будет для вас приятнее, чем, допустим, фамильярное «пап» или «папочка». Мне тоже так удобнее.
Я должна сообщить вам следующее. Поздним вечером седьмого октября 1997 года мы с моим мужем, будучи во Франкфурте, услышали по радио сообщение о том, что в Женеве перед отелем «Бо Риваж» убит владелец галереи Серж Молерон. На нем был ваш светлый плащ. Уже в первом сообщении было упомянуто, что следственная комиссия не исключает возможности, что этот самый светлый плащ стал причиной того, что преступники убили не того, кого намеревались. Убить было решено вас, а не Сержа Молерона…
«Она говорит так же продуманно и уверенно, — подумал Филипп, — как и тогда, когда пришла ко мне в отель. Благовоспитанная дочь добропорядочного врача из Любека…»
— Через час после этого сообщения нам нанес визит некий господин, с которым мы не были знакомы и который нам не представился. Он сказал нам, что ему велено отвезти нас кое-куда, где нам сделают одно предложение. Чтобы убедить нас это предложение принять, он сказал, что речь пойдет об очень большой сумме и назвал ее. После чего мы последовали за ним в его машину…
Мэтр Марро довольно заулыбался, прокашлялся и сказал:
— Пардон!
— Мы находились в пути около трех часов, — продолжала Симона холодно и несколько высокомерно, — поначалу нам казалось, будто мы где-то в Таунусе, но потом, в сумерках, мы потеряли всякую ориентацию. Наконец, машина остановилась перед какой-то виллой. Вы поймете меня, месье Сорель, если я не стану описывать ни вида самой виллы, ни того, как выглядел встретивший нас господин. Да и произошедший между нами разговор я передам вам в самых общих чертах. Он подтвердил, что в Женеве убили не того, кого хотели. Он сказал также, будто вам, месье Сорель, угрожает смертельная опасность. У Кима, дескать, есть шанс спасти вас, если он согласится вместе со мной и еще двумя людьми, которые присоединятся к нам, похитить доктора Дональда Ратофа и его дочь Николь.
— Безумие какое-то… — начал Филипп.
— Тихо! — прикрикнул на него Марро. — Никакое это не безумие после всего, что ваша невестка поведала мне во время своего весьма недолгого визита. Ничто из того, что вы здесь увидите и услышите, безумием не назовешь — и слава богу!..
Симона продолжала говорить:
— Смысл похищения будет состоять в том, объяснил нам этот человек, чтобы заставить Ратофа под угрозой, что в противном случае убьют его самого и его дочь, рассказать при включенной видеокамере со всеми подробностями о том, в какой степени он сам и фирма «Дельфи» повинны в случившихся вирусных атаках и на каком уровне сейчас находится программа, которую этот человек назвал «пылесосом»…
— Этого не может быть, — тихо проговорил Филипп. — Этого не было. Эта женщина лжет!
— Эта женщина не лжет! — с нажимом проговорил выведенный из себя адвокат. — Все это имело место в действительности. Попридержите лучше язык, месье!
— Нам сказали, что мы получим копию признания Ратофа. А оригинал заказчики оставляют у себя. Оригинал может быть использован много раз, с него можно сделать и другие копии. Этот человек сказал, что если Ким передаст такую копию отцу, это может спасти ему жизнь. — Симона скривила свои красивые губы. — Этому человеку было, конечно, известно об отношениях между Кимом и вами, господин Сорель. Его предложение можно было счесть и предельно циничным. Как бы там ни было, для этого человека или, точнее говоря, для тех, кто за ним стоял, — кассета с признаниями Ратофа обладала огромной ценностью. Этот человек сказал, что готов заплатить нам большой аванс, а когда дело будет сделано, расплатиться сполна — и сумма была названа очень большая. Но решать, принимаем мы предложение или нет, мы должны были сразу, на месте. — Симона мягко улыбнулась. — Ким, конечно, немедленно согласился. После чего мы получили аванс, и нас отвезли обратно в город, где в одном неприметном с вида доме нас познакомили с нашими будущими «коллегами». — Симона несколько наклонилась вперед. — Во время этого возвращения в город Ким признался мне, что уже почти потерял всякую надежду на то, что между вами когда-нибудь опять установятся нормальные отношения. Его явно угнетало то, сколько денег вы всякий раз за него платили — по самым разным поводам. Ему не хотелось быть у вас в вечном долгу. А тут ему представилась возможность сбросить с себя эту ношу. Если признания Ратофа имеют для вас такую важность, он это для вас сделает — вы их получите. Буквально он выразился так: «и тогда мы будем квиты».
— «Квиты», — автоматически повторил Филипп.
— А вы что, поцелуев от него ждали? — Марро снова разозлился. — Возьмите себя в руки, месье!
