Вскоре шевельнулся и Пекин. ЦК Компартии Китая объявил, что начинает грандиозное строительство собственного Великого Поднебесного Зонтика. Было предложено покрыть Поднебесным щитом Японию, Монголию и Корею взамен на присоединение к Китаю этих стран. Корейцы и монголы согласились сразу, а по Японии прокатилась волна массовых самоубийств, разделившая страну сразу на три лагеря: прокитайский, проамериканский и самурайский.
Звучали также разговоры о создании всеобщего западноевропейского зонтика, но в это мало кто верил – сливки европейского общества вместе с политиками и учеными в первые же дни хаоса перебрались в США. К тому же у западных стран не было природных энергоресурсов – нефти и газа.
Новый лидер арабского мира взамен то ли снова умершего, то ли опять убитого Усамы бен Ладена объявил начало вселенского газавата против неверных, у которых необходимо силой отобрать средства для создания панисламского солнечного зонта. Но новая война, не считая отдельных локальных конфликтов, так не вспыхнула, потому что западным дипломатам удалось расколоть исламский мир, уговорив часть стран на создание солнечного зонтика совместно с Ираном, Пакистаном и Индией, у которых имелась ядерная энергия.
Но скорее всего, новая большая война не началась потому, что время уже слишком убыстрилось…
Тищик и сила обстоятельств
По ТВ передали, что закрываются сетевые супермаркеты. Останутся работать только отдельные магазины, находящиеся под государственным контролем. Тут же показали репортаж о работе одного из таких магазинов: длинная, втиснутая в узкую дверь очередь, измученные люди выносят, прижимая к себе, пакеты с сахаром, солью, консервами, крупами. Затем начались новости на самую актуальную тему последних дней: мировая гонка по созданию защитных солнечных зонтиков. Противостояние ведущих мировых держав в этой области уже называют «теплой войной», – говорили журналисты…
– Знаешь, я чувствую с себя трясущимся дедом, которого собираются сдать в дом престарелых, – с усмешкой сказал я Лизе. – В убогий стардом, где смерть будет длинной и нищей…
– Не будет, – покачала головой Лиза.
– Конечно, – кивнул я. – А какие есть способы? Срочно поплыть в Америку? Или записаться на завод по производству отечественного зонтика, чтобы по блату нам с тобой выделили места под ним?
– Зонтики не оттянут финал…
– Тогда что, харакири? Я думаю, ядов приличных сейчас хрен найдешь. Ты знаешь способ, чтобы умереть безболезненно?
– Саша, надо… мне кажется, просто… подождать немного… Если есть что-то, что может спасти нас, оно спасет.
– Да? Мы что, смотрим сейчас многосерийный фильм под названием «Смерть под солнцем?» Знаешь, когда неизлечимо больного подключают к дыхательному аппарату, то обычно все знают, что он все равно умрет…
– Я думаю, если вот так говорить и думать… точно все будет плохо…
– А еще что думаешь, провидица?
– Если мы родились человеками, то и должны умереть ими, Саша.
– Я так не думаю, Лиза.
– Почему?
– Потому что не чувствую себя человеком.
Раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал в ней глухое мычание. Тищик – сразу понял я. Как видно, он развязал.
– Гена, ты?
– Я тут подумал… о тебе… – промычал Тищик, – у меня тут…
На фоне слов Тищика послышались мужские голоса. Потом Гена уронил трубку, но не на рычажки телефона, а, видимо, на пол. Голоса продолжали о чем-то спорить, раздался грохот, словно что-то упало. Потом снова грохот.
Несколько раз произнеся «Гена» и не получив ответа, я стал одеваться.
Лиза отправилась со мной, хотя я ее не просил и не говорил, куда иду.
На улице в глаза летел крупный льдистый снег, было холодно и темно. Мы сели в машину, немного проехали, но вскоре стал заканчиваться бензин. Завернули на заправочную станцию – но не обнаружили там ни служащих, ни топлива.
В окнах дома напротив мерцали экраны телевизоров.
Неужели действительно последним, что поглотит мрак, будет телевизионный экран?
Дойдя пешком до дома Тищика, мы поднялись на третий этаж. Дверь открыл мужчина с рыжими усами во врачебном халате.
– Я его друг, – сказал я, – что с ним?
– Обычный запой, – с вежливой улыбкой сказал врач. – Вызвал нас по телефону, просил вывести, вот и выводим…
Я прошел в комнату, где на диване, отвернувшись лицом к стене, лежал Тищик. Он был в одежде, которую, видимо, не снимал уже несколько дней. Комната была чрезвычайно грязная, в ней был сильный беспорядок. Стоял кислый запах от протухшей пищи, на полу были горки грязи, которые липли к подошвам обуви, когда я на них ступал.
– Как процесс? – спросил я.
– Хорошо, что вы пришли, – обратился ко мне второй врач, – мы сделали все, что нужно, капельница, таблетки. Но дело в том, что за работу нужно расплатиться. А клиент, как видите, в некондиции.
Гена пошевелился и что-то промычал.
Я достал бумажник. Помня, что подобная наркологическая процедура обычно стоила от ста до двухсот долларов, я протянул врачу шесть тысяч рублей – почти все, что у меня оставалось.
– Хватит?
– Видите ли, – ухмыльнулся, покусывая рыжие усы, первый врач, – сегодня данная работа стоит полторы тысячи долларов…
– Что? Что это за цены?
– Равновеликие обстоятельствам, – пожал плечами второй врач.
Какие-то секунды я соображал. Потом сказал.
– Ну хорошо. А если у меня нет этих денег? То есть у меня их точно нет?
– Тогда… немного нервно ответил рыжеусый, – мы… оставляем за собой право ввести больного обратно в состояние… так сказать, перманентного алкогольного состояния. Потому что…
– Да что ты объясняешь, Миша! – брезгливо бросил второй врач у окна. – Мы не лохи тут, чтобы вкалывать за какие-то копейки. Нас уже трое клиентов за последние три дня кинули. Так что…
– Извольте платить, – вежливо закончил рыжеусый.
Только теперь я заметил, что беспорядок в комнате напоминает тот, что оставляют после себя квартирные воры: ящики столов выдвинуты, книги сброшены с полок. Генка хоть и бухал в последние месяцы, но так со своими вещами, тем более с книгами, никогда не обращался.
Еще краем глаза я увидел взгляд Лизы – усталый, дрожащий…
– Ну хорошо… – сказал я, увидел лежащий на стуле шприц и взял его, – ну хорошо… – обхватив шприц как нож, я поднял его над собой, – ну хорошо…
– Эй, ты что это? – сказал, пятясь рыжеусый…
– Ну-у опять… – досадливо морща лицо, протянул второй врач.
– Ну хорошо, – со шприцем, как с копьем, я шел на них, – равновеликие обстоятельствам, значит? И у меня – равновеликие. Сейчас сделаю тебе укол в лобешник! А тебе в горло. И мне за это ничего не будет. Время такое сейчас, что можно не платить. Понимаешь?! – резко заорал я и взмахнул шприцом. И тут же почувствовал за спиной, как похолодела от испуга Лиза. Решила, что я ударю?
Наркологи уже вываливались из квартиры через распахнутую входную дверь. Но рыжеусый задержался и опасливо шагнул назад:
– Послушайте, деньги-то дайте. Ну, те шесть тысяч, что…
Я дал ему деньги. Но он не уходил:
– Вы это… Я понимаю… Ему покой нужен, пусть спит. Я таблетки на столе оставил… Главное, проследить, чтобы он опять не выпил…
– Знаю, – махнул я рукой.
Дверь закрылась.
Лиза сидела на корточках на буграх грязи возле дивана и гладила рукой по грязным взъерошенным волосам Тищика.
– Привет… други… – услышал я его слабый голос. Он часто так говорил – «други» вместо «друзья».
Тищик медленно повернулся к нам лицом.
– Ну ты и орешь, мертвые вскочат… – улыбнулся он кислой улыбкой. – Сань, ты меня с леди не познакомил.
– Это Лиза, – сказал я.
– Привет, меня Геннадий зовут… – Тищик протянул Лизе дрожащую руку, она накрыла ее своими обеими ладонями. – А у нее ладони… как у моей бабушки, мягкие… маленькие солнца. Тебе сколько?
– Двадцать один, – сказала Лиза.
– Двадцать один! Еще ничего позади, кроме детства… ах, чудо! – медленно, хрипло усмехнулся Тищик и тяжело задышал: – Сашка, слушай, налей водки, чуть-чуть совсем, а то говорить не могу! Там, на кухне в холодильнике… Да не боись, – добавил он, видя мое лицо, – я и без нее помру, ты же знаешь…
– Хорошо, – сказал я после паузы.
Сходил на кухню. Принес бутылку и стакан. Наливая Гене, я сказал:
– Только чуть-чуть…
– Конечно! – Генка быстро, залпом выпил, и лицо его сразу разгладилось. Словно смятый лист бумаги намок и распрямился, а внутри изможденного тела включился и заработал генератор по выработке энергии.
– Ну вот, теперь мы стали все одинакового возраста, – произнес уже здоровым голосом порозовевший Тищик. – Времени-то нет, други, его нет совсем… оно как море, когда плывешь по нему, а оно штилевое… и нет движения, и никакого горизонта вокруг… Хорошо, что я побыл когда-то моряком, Сашка! Как там на улице, холодно?
– Снег идет. Мороз ударил, градусов пять.
