И все же он не должен терять спокойствия.
— У меня с деньгами все в порядке, Дмитрий, — небрежно ответил он. — И запросы у меня скромные.
— Ну да, — согласился с ним его советский собеседник немного загадочно, — похоже, у вас все есть. И все-таки, может, мы могли бы вам в чем-то… помочь?
Джордж знал, что должен поддерживать игру.
— Это очень любезно, — сказал он почти шутя. — Но с какой стати ваше посольство хочет помогать такому человеку, как я?
— Потому что вы воспитывались в духе марксизма и, может быть, иногда испытываете ностальгию…
— Никогда.
— Я имею в виду не систему, а страну. Неужели вы не ощущаете, что в каком-то смысле лишились корней?
— Я — американец, — твердо заявил Джордж Келлер. Дмитрий оценивал его реакцию. Не спеша с ответом, он полез во внутренний карман и достал два тонких серебристых футляра.
— Сигару? — предложил он. — Гаванские. Нам присылают с дипломатической почтой. Готов поспорить, вы ни разу не пробовали таких, да?
— Нет, благодарю, — вежливо отказался Джордж. — Я не курю.
Ему хотелось, чтобы наблюдатели из ФБР заметили, что он даже не дотронулся до коммунистической сигары.
Якушкин закурил и стал пускать колечки дыма.
— Доктор Келлер, — заговорил он с нарочитой неторопливостью, — у меня есть кое-какая информация, которая может представлять для вас интерес.
От внезапной перемены в интонации русского Джорджу стало неуютно.
— Я всегда рад получить информацию от русского посольства, — ответил он, нервно посмеиваясь.
— Это связано с положением дел у вашего отца, — сказал дипломат. — Я подумал, вам бы хотелось знать, что…
— Я и так знаю, что мой отец — партийный функционер, — перебил его Джордж раздраженно.
— Я имею в виду состояние его здоровья.
— Он болен?
— У него рак легких.
— О-о. — Джордж помрачнел. — Жаль услышать такое.
— Это будет очень мучительно, сомнений нет, — прибавил русский.
— Что значит «мучительно»?
— Послушайте, — по-братски стал его утешать Дмитрий, — вы же являетесь специалистом по Восточной Европе, и вам хорошо известно, каков уровень медицинского обслуживания в Венгрии. У нас нет таких широких возможностей для лечения больных, как на Западе. И поэтому неизвестно, сколько времени он протянет. Может быть, один год. А может, и несколько месяцев…
Якушкин вздохнул, как уставший от жизни врач.
— Джордж, иногда из-за этой проклятой гонки вооружений проблемы людей отодвигаются на второй план. Если бы ваш отец в таком состоянии находился в Америке, ему было бы намного легче. Вы так далеко ушли от нас вперед в производстве… забыл это слово… анальгетиков.
— Уверен, у партийного руководства нет недостатка в западных лекарствах, Дмитрий.
— Правильно, — согласился русский. — Но мы-то с вами знаем, что должность, занимаемая вашим отцом, не настолько высока…
Он замолчал и выпустил еще одно кольцо дыма от кубинской сигары.
— Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, — негромко возразил Джордж.
— Ну как же, — произнес Дмитрий, слегка улыбнувшись, — отец есть отец. Я хочу сказать — будь я на вашем месте, мне бы захотелось помочь ему. Хотя бы спокойно умереть. Это возможно, я бы мог это устроить.
— Вот и устройте.
И снова наступило молчание, словно передышка между раундами в схватке.
Якушкин ответил без обиняков:
— Так просто не получится.
— На что это вы намекаете, интересно?
Дмитрий снова наполнил бокал Джорджа вином, а затем стал убеждать его дружелюбным голосом:
— Прошу вас, Келлер, если вы думаете, будто я собираюсь просить вас о шпионаже, то вы жестоко ошибаетесь.
— Но вам ведь действительно от меня что-то надо, — упорствовал Джордж.
— Да. Но это абсолютно в рамках закона. Речь идет о том, чтобы просто немного разобрать завал, возникший по вине бюрократии в органах управления. Вот уже несколько месяцев мы все пытаемся заполучить кое-какое оборудование…
— Которое я, по-вашему, для вас украду, — перебил его Джордж.
— Нет-нет. Это небольшое приспособление мы собираемся купить. Слышите меня? Купить. Это всего лишь устройство для увеличения фотоизображений, сделанных с метеорологических спутников. Здесь абсолютно нет никакого надувательства, но ваше Министерство торговли чинит нам препятствия.
— И вы хотите, чтобы я их заставил?
— Ну, «заставил», пожалуй, слишком сильное слово, — произнес дипломат. — Мне больше нравится «слегка подтолкнул». Слушайте, мне от вас нужно всего лишь одно — чтобы вы сами убедились в том, что «Тэйлор RX-80» не имеет ценности для военных. Не спешите и звякните мне, когда все выясните. В любом случае, приятно было провести с вами вечер.
— Да, — ответил Джордж, стараясь не терять равновесия. — Большое спасибо.
* * *
В докладной записке для ФБР, содержавшей отчет о второй встрече с Дмитрием Якушкиным, атташе по культуре советского посольства, Джордж Келлер коротко изложил:
Я пытался завербовать его. Он пытался завербовать меня. Матч закончился с ничейным счетом.
Дж. К.
Но на самом деле в последующие дни Джорджа постоянно преследовали мысли об отце, которого он ненавидел. И мысли о том, что отец сейчас умирает в одной из больниц Будапешта. И еще о том, что он может перестать его ненавидеть.
Прошло три дня и три ночи, а он по-прежнему не знал, что делать. Ему вдруг в голову пришла мысль, что русские, наверное, блефуют. Пользуются его неосведомленностью, а на самом деле отец, скорее всего, полон бодрости и сил и находится сейчас в одном из санаториев для партийных чинуш. Откуда ему знать?
Дмитрий Якушкин это предвидел. На четвертый день, когда Джордж спустился утром за почтой, он обнаружил в почтовом ящике большой желто-коричневый конверт. В конверте находились два рентгеновских снимка грудной клетки и короткая записка от дипломата:
Дорогой Джордж, думаю, это вас заинтересует.
Д.
30 сентября 1973 года
Боюсь, с Джорджем Келлером случилось что-то очень нехорошее. Он позвонил мне сегодня днем и поинтересовался, имея в виду мои активные связи с Ассоциацией выпускников, знаком ли я с кем-нибудь из хороших врачей-специалистов в Вашингтоне.
Я был озадачен по нескольким причинам. Почему он спрашивает меня, дилетанта? И почему не спросит у тех из друзей, кто живет с ним в одном городе?
Он объяснил, что дело это серьезное и нужно сохранить все в тайне. Разумеется, я сказал, что постараюсь ему помочь, но мне нужны подробности, хотя бы знать — врача какой специальности он ищет.
Сначала он ответил как-то странно. Ему нужен надежный врач, которому «действительно можно доверять».
Из этих слов я заключил, что у Джорджа, по-видимому, какое-то нервное заболевание. Уж я-то знаю, каким огромным нагрузкам подвергается нервная система у этих строго засекреченных ребят.
Однако нет. Оказалось, ему нужно выяснить фамилию лучшего онколога в Вашингтоне или в его окрестностях.
Это меня очень огорчило. Зачем ему понадобился специалист по раковым заболеваниям? Но задать этот вопрос я не решился.
Просто сказал, что поспрашиваю у своих знакомых медиков из числа друзей и сразу же ему позвоню. Он тут же настоял, что сам будет звонить.
В эту минуту раздался голос телефонистки, которая предупредила, что три минуты его разговора истекли. Он сунул в телефон еще несколько монет, чтобы успеть сказать, что перезвонит мне завтра, в это же самое время.
Естественно, я немедленно связался с офисом Ассоциации выпускников и попросил одного из своих приятелей, который работает там, посмотреть банк данных и найти нужного Джорджу человека (разумеется, не называя никаких имен). Вскоре я выяснил, что один из наших однокурсников, Питер Райдер, теперь профессор онкологии, работает в медицинском центре имени Джонса Хопкинса, который находится рядом с Балтимором.
И хотя я был очень встревожен состоянием здоровья Джорджа, что-то еще не давало мне покоя.
Почему он звонил мне из переговорного пункта?
Питер Райдер, профессор онкологии медицинской профессиональной школы имени Джонса Хопкинса, заставил Джорджа вздрогнуть, когда поприветствовал его.
— Как поживаешь? — спросил он по-русски.
— Не понял. Почему вы заговорили со мной по-русски?
— Господи, — сказал высокий лысоватый врач, едва скрывая свое разочарование, — ты что, не помнишь меня? Мы же сидели с тобой за одной партой на занятиях по славистике. Думаю, в те времена ты был слишком увлечен лекциями и ничего вокруг не замечал, да?
