– И детей ему рожать будешь?
– Нет, я хорошо предохраняюсь…
– А когда он опять врать начнёт?
– Он! Этого! Не! Сделает! Он! Знает! Что! Разрушит! Этим! Всю! Мою жизнь! Он меня любит! Любит! Любит!
– Ну а если?
– Я буду изучать под микроскопом каждое его слово. Одна маленькая ложь — и я уйду в ту же секунду.
– Лен, а у тебя самой-то — какая цель в жизни?
– У меня! Сейчас! Одна! Цель! В жизни! Отучить! Мишу! Лгать! И! Подличать!
Ленка, оказывается, вообще не заметила моего ухода. Продолжала разговаривать с Никой как будто со мной. Только уже когда переместились в комнату, да и то сильно не сразу, она заметила, что меня и здесь нет. Спросила Нику, та сказала, что я ушёл. Ноль реакции.
* * *
Наверное, самым жутким зрелищем — была та валяющаяся на полу туристическая сидушка пенковая. Ленкина. Забытая здесь три года назад. В течение разговора Ленка ТРИЖДЫ зацеплялась за неё взглядом, и каждый раз, покрутив её перед глазами, произносила ДОСЛОВНО одну и ту же фразу: «Странно. Похоже, что моявещь. У меня была такая же. И цвет такой же. И швы — как будто я сама шила…»
На третий раз Ника не выдержала — принесла Ленкины болотные сапоги и рюкзак.
– Лен, заберёшь?
– А что это?
– Твои сапоги и рюкзак.
– Зачем? У меня есть…
– Затем, что они носят названия «Ленкины сапоги» и «Ленкин рюкзак». И никак больше не называются и не будут называться. А если к тебе нет уважения, этих названий в доме звучать не должно. Значит — уноси!
Молчание.
Пора было включаться мне. Успел немного обдумать. Логика не катит, мягкость не катит, придётся бить.
– Лена, значит, так. Я тебя поздравляю. Ты — хорошая ученица у хорошего учителя. Ты великолепно научилась лгать и подличать.
– Я не лгу и не лгала!
– Вот монитор. Вот моё письмо. Вот твоё письмо. Найди, где я оказался неправ. Найди, где ты написала хоть слово правды.
– Ещё вчера утром всё это было правдой.
– Правды «вчера» и правды «сегодня» — нет. Все твои слова, с первого до последнего, — ложь.
– Нет! Верь мне!
– Чорта с два. Ни единому слову больше верить не собираюсь.
– Ну! Поверь! Ты! Мне! Я! Пришла! К тебе! Как! К Богу!
– Врёшь.
– Нет! Я, наконец, поняла, зачем я пришла в прошлый раз. Я многократно пыталась смыться, не получалось. И я подумала, что если я дам слово тебе — это меня заставит.
– Дала. Нарушила. Опять предала и продала. Что дальше?
– Я не предавала!
– Разве? В каждой ведь мелочи… То письмо январское — ты много раз перечитывала?
– Да!
– Там было чёрным по белому написано, что сюда — только за ВЕЩЕСТВЕННОЙ помощью, но ни в коем случае не за моральной. Было?
– Наверное. Не обратила внимания.
– А было. То есть, ты сюда обманом попала, получается. Для того чтобы опять всех продать и предать.
– Я никогда тебя не предавала — и уж тем более не продавала!
– Лен, тысячу раз было.
– Да поверь ты мне! Ты для меня Бог, ты должен понять! Я всю ночь не спала, думала. Вот и придумала — приду, объясню, ты всё поймёшь. А потом я приведу Мишу, и вы станете друзьями!
Пипец, приехали. Не могу. Антракт. Не прошибается ничем и никак. Ленка в тотальной истерике, орёт опять, кулаками по полу молотит…
Ника пытается ей объяснить про комплекс вины… Про то, что если любишь — предавать нельзя… Про то, как она по всей стране ездила, искала себе мужчину, нашла меня и теперь фиг кому отдаст, так вот именно это, мол, и есть любовь. Про то, что в те места, которые наши с Ленкой, я её не повёз, как ни упрашивала, а то, что Ленка своего повезла, — уже предательство и продажа…
– Володь, ну что мне делать???
– Лен, повторяю. Вот телефон. Три звонка. Первый — матери, которой ты на этот раз объясняешь ВСЁ. Второй — отчиму. Он тоже обязан знать всё. В данный момент, после того что он сотворил, он, как говорят блатные, за пидара канает. Хочешь, чтобы его опять за человека считали — дай возможность исправить. Нет? Почему нет? Ты его пидаром сделала, ничего не объяснив, – тебе и исправлять… Третий звонок — Мише. Объясняешь, что он подонок и что ты не возвращаешься. Паспорт с собой? Остальное – беру на себя.
– Нет!
– Хорошо, буду звонить сам. Давай телефон отчима.
– Я его не знаю!
– Но ты же с ним договаривалась?
– Да, в этом я соврала. Но только в этом.
– Не беда, у мамы спросишь.
– Нет!!!
– Хорошо, спрошу сам.
– Нет!!!!!!! Не надо звонить!!!!!
Хлопает глазами, орёт, визжит, слёзы в три ручья, опять кулаками по полу молотит… Ничего не понимает и ничего не хочет понять. Полный и абсолютный переклин. Хорошо, прибавим…
– Лен, я ведь всё равно позвоню. Не сейчас, так потом.
– Не надо!!! Ну что мне делать?
– Так я ж сказал — вот трубка… Три звонка.
– Нет, я этого не сделаю!
– Как хочешь. Только если я это сделаю сам и потом — оно же хуже будет…
– Ты мне угрожаешь?
– Неа. Просто рассказываю, что я сделаю в любом случае и каковы будут последствия… Лен, последний раз: Миша — твой любимый муж?
– Нет у меня любимого мужа! И не будет!
– Извини, но тогда всё то, что ты делаешь, всё то, как он тебя с потрохами покупает на свои спектакли, да ещё и в придачу покупает всё то, что, по твоему утверждению, для тебя свято, — разве не обычная проституция?
– Володь! Считай! Меня! Кем! Угодно! Сволочью! Стервой! Лгуньей! Проституткой! Единственное прошу — не считай меня наркоманкой!
Опять пипец, опять приехали… Где там Ника-то? Ой, а она подружку, оказывается, вызвала, на кухне тусуются. Помощи теперь ждать неоткуда. Лечь на диван, закрыть глаза, перестать реагировать. Это — всё. Это — нельзя понять. Это — нельзя принять. Надо просто остаться в живых.
Минут через десять Ленка встаёт.
– Ну, я пошла?
– Прощай.
Одевается, уходит…
* * *
Иду на кухню. Меня шатает. Тут ещё и Ольга…
– Привет, Володь. А мне тут Ника сказала, что там Ленка была. Знаешь — три года вы с Никой, но три года, как ни зайду, каждый раз не могу отделаться от ощущения, что Ленка тоже здесь. А вот теперь — и живьём увидала. Из-за угла, правда.
– Уже не здесь, Оль. Уже конец. Всему конец.
* * *
Приятная дама Ольга. Очень мягкая, очень умная. Потрепались минут десять — и стали расплавленные мозги обратно кристаллизоваться. И вот здесь — как удар молнии. На этот раз я наконец понял всё. Кажется.
Правы были, стопроцентно правы были и отец, и Георг, и те психиатры… То, что мы видели сегодня, — много раз читано в книгах. Просто для того, чтобы вспомнить те книги, успокоиться надо было хотя бы чуть-чуть.
Маниакальный психоз. Бред сверхценной идеи. Крайняя степень острого приступа тяжёлой шизофрении… К сожалению, на этот раз ошибки быть не может. Все провалы в памяти — отсюда же… Все эти смены лексики, смены акцентировки и тембровки голоса — отсюда же… Вот такие, братцы, пироги с котятами. Больно. Очень больно.
Получается, что эта тварь Миша — сначала наркотиками, а теперь они уже не нужны, теперь слова достаточно — научился сознательно вызывать у Ленки подобные приступы? Бог ты мой, есть ли пределы подлости человеческой? Ведь это же… до такого и гитлеровские «врачи-экспериментаторы» в концлагерях не додумались!
И ведь на чём, сволочь, играет-то? У Ленки очень мощные материнские инстинкты… Как она тогда ребёнка хотела! Но двух подряд скинула, не смогла… Ведь эта мразь — провоцирует выброс нерастраченного материнского инстинкта на себя! Бьёт на жалость — а оно как чортик из табакерки и выскакивает. И все мозги набекрень.
А оно — прогрессирует. Со страшной скоростью прогрессирует. Ещё полгода-год-полтора — и может рухнуть Лена в психушку навечно. Если немедленно не выдрать её оттуда и не начать серьёзнейшие усилия по стабилизации состояния. А выдрать помимо её желания — никак. Законы на стороне этого мерзавца. Ни один психиатр не начнёт ни лечить, ни обследовать без согласия пациента или ближайших родственников. Ну или суда. А для суда — нужны куда как более веские основания, чем то, что у нас в руках… Тьфу, гадство какое!
* * *
Идиот! Ленка-то — до дому добралась? С ней же что угодно сейчас произойти может!
Мобильник — не отвечает. На сэмээски — нет реакции. Кто бы позвонил, проверил? Ага, Наталью попросить…
Ф-фух. Ленку к телефону позвали, ответила почти нормальным, хоть и очень усталым голосом. Отбой тревоги.
* * *
Так. Что можно сделать? Первое. Ленкина матушка. Сволочь такая. Без неё — никак. Ленку только к ней можно, так что нужна активнейшая матушкина помощь. Сама она наворотит чорт те чего. Только совместные усилия. Придётся налаживать диалог. Даже с подобной гадиной. Где телефон? Трубку, паскуда, не берёт –наверное, с тех пор ещё телефон в чёрном списке её определителя… С мобилки? Тоже не берёт. С Никиной мобилки? Ну, откуда же такие падлы берутся? Её собственная дочь на грани психушки, а ей собственные нервы, здоровые как стальные тросы, дороже… Ладно, отложим.
