Санитар подчеркнуто игнорировал его.
— Как вы? — обратился некто ко мне.
— Не знаю, — ответил я. — Когда придет врач, чтобы рассказать мне, как я себя чувствую?
— Уже скоро. — Санитар прошел к соседу. — Мистер Тейтельбаум! Надо оставить этого джентльмена в покое. Ему нужен отдых.
— Он сам начал разговор, — ответил Тейтельбаум, на секунду подняв руку и тут же положив ее обратно.
— Тогда я не имею права винить вас, — сказал санитар и вышел.
— Это был доктор Ллойд, — сказал Тейтельбаум. — И больше советов от меня не получите. Ни за что! Он — психиатр нашего этажа. А вот теперь страдайте от молчания на здоровье!
Я погрузился в сон и проснулся лишь от прикосновения врача-практиканта, разорвавшего пленку на бандаже. Он остался удовлетворен увиденным, потому что следующее, что я помню, это его удаляющиеся шаги и прикосновения сестры, накладывающей новые бинты. Я просыпался и засыпал целый день. Тейтельбаум отсутствовал, в палате царила тишина. Он пришел к ужину, и я был рад его увидеть. Я сказал, что весь день меня одолевала дрема, а он ответил, что меня накачали лекарствами. Впрочем, об этом я и сам догадался.
На следующий день я чувствовал себя гораздо лучше, и молоденькая сестричка усадила меня в кресло на колесах и отвезла погреться на солнышке. В последующие дни, пока я сидел в кресле на углу большого кирпичного здания, каждый пациент психушки нанес мне визит. Они напоминали мне осторожных собачек, подходивших, обнюхивающих меня и, узнав, что я из себя представляю, отходивших. Они были дружелюбны и одной чертой походили друг на друга. Их всех переполняли тайны, которые они никогда никому не собирались открывать. Но лишь только отходил санитар, в мои уши вливался поток стенаний о преследовании, измене и злодействе. К своему собственному удивлению, я верил всем их сказкам. Больные психбольницы были так убедительны. Эти люди, казалось, не состыковались с обществом и окружающими по вполне резонным причинам.
Ничтоже сумняшеся, я предполагал, что все они обуяны одной мыслью — как выбраться отсюда! Большинство же обитателей были озабочены другим — как подольше продержаться здесь. Некоторым местные условия вообще казались шикарными.
Например, была здесь одна молодая женщина, — ей около двадцати пяти лет, и уже пятеро детей. Ее муж не признавал противозачаточных средств, поэтому прогноз на дальнейшую жизнь можно было выразить одним словом — ЕЩЕ! Куда она должна была возвращаться? В несколько темных комнат, где трое ребятишек спят в одной кровати, где на столе стопка неоплаченных счетов, белье в углу, вечно полная немытой посуды раковина, в квартиру, в которой невозможно поддерживать чистоту. Добавьте ненасытное и непрекращающееся желание мужа, постоянная головная боль о детях, ее бедные груди, вислые раньше времени, и вся она, хронически уставшая и безнадежно деморализованная! «Гринмидоу» был ее Ривьерой. Ныне же она наслаждалась жизнью, доселе ей неизвестной, развлекалась сменой нижнего белья и показом и обсуждением его на лужайках с соседками по палате, праздно проводила время в кафе и флиртовала без опасений, что все закончится полным набором ответственности, как раньше. К чему ей было торопиться назад в семью?
Вскоре я поддался общему настроению. Даже не хотел никому звонить. Разве что Гвен, узнать, все ли у нее в порядке? Но, только по причине абсолютной усталости и ни по чему другому, я не стал.
Как-то мне было разрешено поговорить с братом. Сестра набрала номер, и я спросил Майкла, как отец.
— Выздоравливает, — поосторожничал Майкл.
Я слышал, как Глория дышит ему в ухо. Меня он не спросил про мое здоровье. Пришлось самому поведать, что мне ничего не нужно.
Потом состоялась встреча с доктором Ллойдом. Он оказался молодым человеком с прической «а-ля воскресная школа» и вполне приличными манерами. Он спросил меня, как дела. Отлично, ответил я. Что-нибудь нужно? Нет, ничего. Все нормально? Нормально. Он улыбнулся и ушел.
Но немного погодя вернулся. Что-то в моих ответах насторожило его.
— Вы не собираетесь меня выписать? — спросил я.
— Мы вообще не любим подолгу держать здесь пациентов.
Я ощутил, что неправильно ответил на его вопросы, что мне грозит опасность.
— Зачем их выписывать отсюда? — спросил я. — Чтобы они вновь вернулись в мир, делающий их больными? — Он с интересом изучал меня. — Я достаточно серьезно болен, чтобы понять прелесть здешней жизни. И, по правде говоря, это единственное место из многих, где есть время для самоуничижения. Американский эквивалент убежища Будды. Неплохое сравнение, а-а?
— Не очень хорошее, по-моему.
Он улыбнулся и ушел окончательно.
Как только он скрылся из вида, меня окружили соседи и спросили, что он сказал.
— Он собирается выписывать меня, — сказал я, печально опустив голову.
Они расхохотались, и непочтительный смех был услышан доктором Ллойдом, стоявшим невдалеке. Он, оказывается, записывал свои наблюдения после нашего разговора.
Пациенты расселись вокруг меня и стали сыпать советами. Основное направление касалось моего дела. Закон гласил, что человек не может быть помещен в психиатрическую больницу больше чем на десять дней, если нет официального заключения врача. Выяснилось, что слушания проходят прямо здесь. А судья, выслушав обе стороны, решает, помещать ли человека в больницу и на какой срок.
Слушание моего дела происходило в комнате, — уменьшенной копии судебного помещения. Маленькая сцена предназначалась для стола судьи. По краям стола развевались два флага — звездно-полосатый и флаг штата Коннектикут. Прямо перед столом судьи вытянулась скамья на несколько человек. Меня привел в мини-суд санитар. Рядом со мной, готовый отвечать на вопросы правосудия, сидел доктор Ллойд.
За длинным столом сбоку сидели Флоренс, Артур Хьюгтон и доктор Охс. Последний был с Флоренс, новенький.
Жена ласково улыбнулась мне. Их обуревало чувство сострадания по отношению ко мне — бедному родственнику.
Судья был толст, средних лет, похож на фермера-джентльмена. Мне показалось вначале, что он торопится. Он быстро прочел петицию на помещение меня в больницу и заключение врача.
— Насколько я понял, — сказал он, — передо мной надлежащий документ, подписанный супругой и двумя врачами, которые произвели тщательный осмотр пациента. Так?
Он поднял голову и оглядел присутствующих. Никто не ответил.
— Так? — переспросил судья.
— Да, сэр, — ответил Артур.
— Что «да, сэр»? — спросил судья.
— Осмотр был произведен самым тщательным образом, ваша честь.
— Вы — один из этих врачей? Ваше имя? Вы… Ну как вас там, доктор…
— Я не врач. Мое имя Артур Хьюгтон.
— Что такое Артур Хьюгтон? — спросил судья, который начал мне нравиться.
— Я — юрист этой семьи.
— Вы представляете интересы…
— Семьи.
— Обоих вы в любом случае представлять не можете. Так кого же конкретно?
— Ваша честь, данная ситуация уникальна…
Судья повернулся ко мне:
— Он представляет ваши интересы?
— Нет, — ответил я.
— Тогда он представляет ваши интересы? — судья обращался к Флоренс.
Она прошептала «да» и залилась краской стыда.
— Я немного глуховат, — обратился судья ко всем сразу, — поэтому говорите громче. — И углубился в прочтение бумаг еще раз.
Я подмигнул Артуру Хьюгтону.
Судья, прочитав еще раз, недовольно проворчал:
— Меня интересует следующее: поскольку вы не врач, то на каких основаниях вы можете утверждать, что обследование пациента было тщательным?
Артур не собирался слушать поучения провинциального судьишки и с апломбом заявил:
— Потому что я превосходно знаю этих врачей!
Судья взглянул на него и раздвинул губы в улыбке.
Затем обратился к доктору Охсу:
— Вы — доктор Тэйлор?
— Нет, ваша честь, — ответил Охе.
— Тогда, исключив одно из двух, вы — доктор Лейбман?
— Нет, ваша честь.
— Тогда кто вы такие? И где те, чьи подписи стоят здесь? Клерк, сплошная путаница. Я вынужден отложить слушание дела на месяц. Ничего нельзя разобрать.
Он бросил бумаги на стол и начал ворчать что-то о стопке документов дома, о стопке, которую он еще не начал читать, и так далее… Клерк зашептал ему, оправдываясь.
Заговорил Артур:
— Они скоро приедут, ваша честь.
— Кто они?
— Доктор Лейбман и доктор Тэйлор. Сейчас они едут из Нью-Йорка.
— Почему их уже нет здесь? Я-то ведь здесь!
— Прямо перед заходом сюда мне позвонили и сказали, что они в пути. Десять миль отсюда.
Судья обратился ко мне:
— Вы не хотите отложить слушание?
Я не успел ответить, потому что Артур сделал это за меня:
— Прошу вас, сэр, рассмотреть дело сегодня. Завтра моему клиенту необходимо быть в Калифорнии.
