— Там!
Они долго молча смотрели на остров, который лежал далеко и был голубым, таким голубым и далеким, каким бывает иногда ранним утром немецкий лес.
А когда один из монахов взглянул на другого, он увидел, что тот плачет.
— Почему ты плачешь?
— Не от радости. У меня для этого нет оснований.
Они прошли еще часть пути.
— Теперь ты должен написать об Элен, — сказал тот, который плакал. Другой не слышал, он протянул руку. Одинокая лодка плыла в широком голубом море. Они пристально смотрели на нее и надеялись, что лодка подойдет к острову. Но она не подошла. Она лежала, все такая же маленькая и одинокая, на поверхности голубого моря.
— Все-таки хотелось бы мне знать, — сказал один из монахов, — любили ли они нас?
Второй монах ответил не сразу. Убедившись, что лодка уходит далеко в море и становится все меньше и меньше, он сказал:
— Таких, как мы, любить нельзя!
Эрвин Штриттматтер пришел в литературу после второй мировой войны.
Его первая книга «Погонщик волов» (Ochsenkutscher) была издана в 1950 г., когда автору было уже 38 лет.
Великий поэт и драматург Бертольт Брехт, который немало помог Штриттматтеру дружеским участием и творческими советами, говорил о нем так: «Эрвин Штриттматтер принадлежит к тем новым писателям, которые не вышли, не выросли из пролетариата, а идут и растут вместе с пролетариатом».
Сын небогатого крестьянина, он родился в небольшой саксонской деревне вблизи от угольных шахт Нидерлаузицкого бассейна.
Уже подростком узнал он вкус соленого пота, стекающего по напряженным до боли скулам, когда спину давит тяжелый мешок зерна, узнал, как трудно подавать снопы в молотилку, когда руки немеют и кажутся вывихнутыми в суставах, а глаза нестерпимо горят от соломенной пыли… Изведал он терпкую горечь нужды и унижений и радость от ломтя хлеба, когда голоден, от солнечного тепла весной, свежего ветра летом и жаркого огня в зимний вечер…
Отец хотел, чтобы Эрвин вышел «в люди», стал чиновником или пастором. Мальчика отправили в гимназию в город. Но деревенскому пареньку было не по себе в среде сынков буржуа и чиновников, которые смотрели на него свысока. Он удрал из гимназии и вернулся в деревню.
Многое в судьбе Станислауса Бюднера — «чудодея» воссоздает непосредственный живой опыт автора. Штриттматтер тоже был учеником и подмастерьем пекаря и официантом в кафе. Но кроме этого, он побывал еще конюхом, чернорабочим на фабрике оптических приборов, шофером, батраком на птицеферме и рабочим на заводе пластмасс.
Он непрерывно занимался самообразованием. Жадно читал все, что попадало в руки. Однажды он нанялся сторожем в зверинец какой-то предприимчивой графини, разводившей лис, куниц и хорьков для продажи. Молодого сторожа соблазняла библиотека графини, и он выговорил себе право брать книги. Графиня согласилась, но вычитала у него из жалованья плату за… пользование библиотекой.
В молодости Штриттматтер увлекался то мистикой, то прикладными науками; писал стихи, которых никто не печатал, мечтал, фантазировал, разочаровывался, впадал в отчаяние и снова мечтал и надеялся… Потом его призвали в армию. Испытания этих лет также отразились в соответствующих главах «Чудодея».
Уходя на фронт, он уже с первых дней ненавидел войну, хотя еще и не понимал ее настоящей сути. Он испытывал глубочайшее отвращение к уродливой бессмысленности и бесчеловечности солдатчины. Ему противно было слышать, как жестокие и наглые начальники, а вслед за ними и одураченные гитлеровцами собратья болтали о «воинском долге», «героизме», «достоинстве великой Германии»…
В ранце солдата Штриттматтера лежали книги скорбных и нежных стихов Рильке и язвительно остроумных, безнадежно пессимистических афоризмов Шопенгауэра. На фронте он стал толстовцем.
Наивные и добрые социально-этические утопии Л. Толстого привлекли его своей противоположностью изуверским реакционным теориям и кроваво-грязной практике фашизма. В то же время художественному мироощущению Штриттматтера оказалось необычайно близким все творчество, а с ним и все мысли великого русского писателя. Не желая больше служить фашистам, Штриттматтер дезертировал из армии.
После войны он вернулся на родину и начал крестьянствовать вместе с отцом. Он получил надел после земельной реформы, осуществленной новыми народными властями Германии, увлеченно работал в поле, экспериментировал в севооборотах, в откорме скота. Вскоре Штриттматтер стал одним из организаторов сельскохозяйственного кооператива в своей деревне.
Впервые в истории Германии экономикой и всей общественной жизнью страны руководили настоящие представители и защитники трудового народа. Великую правду социализма Эрвин Штриттматтер, как и миллионы его земляков, сперва ощутил, а затем и осознал в трудные дни послевоенной разрухи.
В общении с революционерами-антифашистами, в повседневной упорной работе над восстановлением страны, искалеченной и обездоленной гитлеровской войною, Штриттматтер впервые обрел подлинную ясность идейно-политических представлений о судьбе своего народа и всего человечества. Писатель впервые начал понимать действительные причины и действительный смысл всего, что происходило вокруг него. В 1947 г. он вступил в ряды Социалистической Единой Партии Германии.
Именно в это же время он стал и писателем.
«Без Германской Демократической Республики я не был бы тем, кем стал теперь, не знал бы того, что знаю, не смог бы написать того, что пишу», — так он сам говорит о себе.[29]
Уже в первой большой книге Штриттматтера — в романе «Погонщик волов» проявились те особенности его мироощущения и творчества, которые в значительной мере присущи всему, что он писал впоследствии, в том числе и «Чудодею».
Прежде всего это необычайно явственная достоверность как в отдельных образах, так и в панорамных картинах жизни немецких деревень и городов, труда и быта, отдельных человеческих судеб, общественных и личных отношений…
Даже самый придирчивый критик и самый недоверчивый читатель не может усомниться в том, что все рассказанное и описанное Штриттматтером не придумано, не вычитано из книг, не услышано с чужих слов, а он сам непосредственно видел, ощутил, испытал.
Все его книги написаны очень любопытным, зорким и нелицеприятным, безжалостно правдивым наблюдателем.
«Погонщик волов» (1950) — летопись детства и ранней юности Лопе Кляйнермана. Сын батрачки, он с самых ранних лет испытывает голод, унижения, тяжелый безрадостный труд.
Люди маленькой деревни и поместья, где живут и работают Лопе и его родители, люди на шахте, куда он уходит, оставив свою первую самостоятельную «должность» погонщика волов, предстают на страницах романа свободными от какого-либо литературного грима. Они разговаривают каждый по-своему настоящей, живой, а не дистиллированной литературной речью.
Закрывая эту книгу, наполненную такими, казалось бы, в общем неказистыми и обыденными людьми и событиями, читатель, еще даже не успев осознать, чем именно они привлекали его к себе неотрывно от первых до последних строк, уже замечает, что перед ним прошел целый период истории Германии, яснее предстали многие раньше вовсе непонятные явления в жизни этой страны, в частности некоторые, так сказать, социально-психологические источники гитлеризма.
* * *
Достоверность и эпичность, правдивость изображения человеческих характеров, поступков, мыслей и настроений — все эти качества, необычайно отчетливо и властно проявившиеся уже в первой книге Штриттматтера, определяют все его последующее творчество.
Драматической стихотворной хронике «Кацграбен» и сборнику рассказов «Стена упала» (1953), детской повести «Тинко» (1954), «Чудодею» (1957) и драме «Невеста голландца» (1959) неотъемлемо присущи именно эти черты.
Пьеса «Кацграбен» по сути тоже летопись — правдивая запись бесед и споров, зарисовки некоторых простейших, будничных, но в то же время исторически знаменательных событий (строительство шоссе, организация полива засушливых полей, прибытие первых тракторов), происходивших в течение нескольких лет в небольшой деревне («Кацграбен» — «кошачий ров» звучит примерно так же, как по-русски «чертовы кулички»).
Пьеса написана стихами, и это придает «возвышенную» форму будничным злободневным событиям. Такое необычное сочетание сугубо прозаической темы и поэтической формы оказывается отнюдь не искусственным приемом. Пьеса раскрывается перед читателем и перед зрителем правдивой драматической летописью — увлекательным рассказом.
Размеренная речь персонажей ни на миг не перестает быть индивидуально и социально-определенной живой речью крестьян и шахтеров, выражением их мыслей и сомнений, больших и малых страстей.
