Ознакомительная версия.
Ее отец, всегда чрезмерно внимательный, пошел за ними и теперь наблюдает с вершины холма. Она ощущает его взгляд, знает, что он направлен именно на нее; знает и то, что отец заметил прикосновение пальцев Мэтью к ее ладони. Она опускает глаза; ее щеки пылают, и в глубине живота что-то ворочается. Странно, но выражение папиного лица, его присутствие на холме донельзя обостряет ее чувства. Она понимает, что ее любовь к Мэтью — а ведь это именно любовь, сомнений нет — до странности схожа с ее страстью к отцу; ей хочется, чтобы ее ценили, покоряли, она отчаянно стремится показаться занятной и умной…
Саффи крепко спала на кушетке у камина, на коленях у нее лежал пустой бокал, на губах играла легкая сонная улыбка, и Перси с облегчением вздохнула. И на том спасибо; ставня сорвалась, нет ни следа того, что заставило Юнипер потерять память, но, по крайней мере, на домашнем фронте все спокойно.
Она сползла с подоконника, уцепилась за камни облицовки и, собравшись с духом, спрыгнула в сырость. Старый ров напитался дождем и быстро поднимался, вода стояла уже выше лодыжек. Так она и думала; нужны специальные инструменты, чтобы вернуть ставню на место.
Перси потащилась вдоль стены замка к кухонной двери, распахнула ее и ввалилась в дом, подальше от дождя. Контраст был поразительным. Теплая сухая кухня с ее ароматами жаркого и гудящим электрическим светом была воплощением домашнего уюта, и у Перси перехватило дыхание от желания стянуть промокшую одежду, резиновые сапоги и раскисшие носки и свернуться клубочком на коврике у плиты, оставив все, что надо сделать, несделанным. Уснуть с детской уверенностью в том, что обо всем позаботится кто-то другой.
Она улыбнулась, ухватила столь предательские мысли за хвост и отшвырнула в сторону. Не время мечтать о сне, тем более о том, чтобы свернуться клубочком на кухонном полу. Она усердно заморгала, когда капли покатились по лицу, и отправилась за ящиком с инструментами. Сегодня она приколотил ставню гвоздями, а при дневном свете починит как следует.
Сон Саффи перекрутился, как лента; место и время изменились, но центральный образ остался, как темный силуэт на сетчатке, если закрыть глаза, глядя на солнце.
Папа.
Саффи стала младше, ей двенадцать лет. Она поднимается по лестнице, с обеих сторон от нее каменные стены, и она постоянно оборачивается, ведь папа считает, что сиделки запретят ей приходить, если обо всем узнают. На дворе 1917 год, идет война; папа был в отъезде, но вернулся с фронта и, как твердят им бесконечные сиделки, с края гибели. Саффи поднимается по лестнице, потому что у них с папой новая игра. Тайная игра, по правилам которой она делится с ним своими страхами, и его глаза загораются от радости. Они играют в нее уже пять дней.
Внезапно действие сна переносится на несколько дней назад. Саффи больше не на холодной каменной лестнице, а в своей кровати. Она просыпается рывком. Одинокая и испуганная. Тянется к сестре-близнецу, как всегда, когда ей снится кошмар, но простыня рядом пустая и холодная. Все утро она бродит по коридорам, пытаясь заполнить дни, которые потеряли всякий смысл и значение, пытаясь убежать от кошмара.
А теперь она сидит, прислонившись спиной к стене, в комнатке под винтовой лестницей. Это единственное место, где она ощущает себя в безопасности. Звуки несутся вниз из башни, камни вздыхают и поют; она закрывает глаза и слышит его. Голос, шепчущий ее имя.
На единственное радостное мгновение ей кажется, что вернулась сестра. Но затем, сквозь дымку, она видит его. Он сидит на деревянной скамье у дальнего окна и держит трость на коленях. Папа, хоть и здорово изменившийся, больше не тот сильный молодой человек, который отправился на войну три года назад.
Он подзывает ее, и она не в силах отказать.
Она медленно ступает, остерегаясь его и новых призраков за его плечами.
— Я скучал по тебе, — говорит он, когда она приближается.
Его голос звучит настолько знакомо, что вся тоска, которую она сдерживала во время его отсутствия, подкатывает к горлу.
— Садись рядом, — велит он, — и расскажи мне, что тебя напугало.
И она рассказывает. Рассказывает ему все. О сне и о мужчине, который приходит за ней, страшном мужчине, живущем в иле.
Наконец Том добрался до замка и обнаружил, что это вовсе не фонарь. Огонек, на который он шел, путеводный маяк для застигнутых бурей моряков, на самом деле был электрическим светом, струившимся из окна одной из комнат замка. Том заметил, что ставня слетела с петель, нарушая затемнение.
Он предложит починить ее, когда окажется под крышей. Юнипер жаловалась, что все хозяйство держится на плечах ее сестер, которые лишились даже той скромной помощи, что была до войны. Том не слишком хорошо разбирался в механизмах, но вполне умел управляться с молотком и гвоздями.
Немного повеселев, он прошлепал по воде, стоящей в низине вокруг замка, и поднялся на переднее крыльцо. Мгновение помедлил у входа, проводя инвентаризацию. Его волосы, одежда и ноги были такими мокрыми, как будто он переплыл Ла-Манш, чтобы здесь очутиться, и вот он здесь. Он скинул вещмешок с плеча и заглянул внутрь в поисках варенья. Вот оно. Том вытащил стеклянную банку и поднес к глазам, провел пальцами по гладким бокам в поисках повреждений.
Все идеально. Возможно, у него началась полоса везения? Том с улыбкой попытался пригладить волосы, постучал в дверь и принялся ждать с банкой варенья в руке.
Выругавшись, Перси треснула ладонью по крышке ящика с инструментами. Господь милосердный, где этот чертов молоток? Она ломала голову, пытаясь вспомнить, где в последний раз его оставила. Надо было починить курятник Саффи; на подоконнике в желтой гостиной отошли планки; потом еще балюстрада на лестнице в башню… Перси толком не смогла бы ответить, когда положила молоток обратно в ящик, но была уверена, что сделала это. Она никогда не забывала о подобных вещах.
Черт побери.
Перси похлопала себя по бокам, просунула руку между пуговицами дождевика, запустила в карман брюк и с облегчением схватила кисет с табаком. Выпрямилась и разгладила листок папиросной бумаги, держа его подальше от капель, которые все еще стекали с ее рукавов, волос, носа. Она насыпала табак вдоль складки, лизнула и запечатала сигарету; покрутила цилиндрик между пальцев. Чиркнула спичкой, глубоко затянулась. Вдохнула восхитительный табачный дым, выдохнула разочарование.
Ей только пропавшего молотка не хватало. Помимо возвращения Юнипер, загадочной крови на ее блузке, новости о том, что она собирается замуж, не говоря уже о случайной встрече с Люси…
Перси снова затянулась, выдохнула и что-то смахнула с глаза. Саффи не нарочно, она не могла… она ничего не знает о Люси, о любви и утрате, которую пережила сестра. Перси позаботилась об этом. И все же возможно, что ее сестра-близнец услышала, увидела или непостижимым образом почувствовала нечто, чего не должна была. Но Саффи, несомненно, не из тех, кто станет напоминать Перси о ее несчастье. Ей лучше прочих известно, каково лишиться любви.
Шум. Перси затаила дыхание и напряженно прислушалась. Ничего не услышала. Она представила, как Саффи спит на кушетке и пустой бокал из-под виски балансирует у нее на коленях. Возможно, она шевельнулась, и бокал упал. Перси уставилась в потолок, подождала еще полминуты и решила, что продолжения не последует.
Времени стоять и оплакивать прошлое не было. Зажав сигарету губами, она продолжила копаться в инструментах.
Том снова постучал и поставил банку у двери, чтобы потереть руки друг о друга. Замок, уж верно, не маленький; кто знает, сколько времени требуется спуститься с верхнего этажа на нижний. Прошла минута или около того; он отвернулся от двери, следя, как дождь струится с карнизов, и удивляясь тому странному факту, что, стоя на крыльце в промокшей одежде, больше мерзнет, чем под проливным дождем.
Он посмотрел на землю и обратил внимание, что замок окружен кольцом воды. Однажды в Лондоне, когда они лежали в постели и он расспрашивал о замке, Юнипер рассказала, что когда-то в Майлдерхерсте был ров, отец приказал засыпать его после смерти первой жены.
— Наверное, от горя, — предположил Том.
Взглянув на Юнипер, он представил зияющий ужас, если утратит ее, и ясно понял, на что способно подвигнуть мужчину подобное горе.
— Не от горя, — возразила она, теребя кончик пряди. — Скорее от вины.
Ее слова озадачили его, но затем она улыбнулась, перекатилась и села на краю кровати; ее обнаженная спина была гладкой и прямо умоляла о прикосновении, и он забыл о возникшем недоумении. И вспомнил о нем только сейчас. Вины… в чем? Он сделал мысленную пометку выяснить позже, когда он познакомится с ее сестрами, когда они с Юнипер объявят новость, когда они останутся наедине.
Ознакомительная версия.
