— Если бы он хоть на минуту задумался, что его план вовсе не совершенен, он начал бы искать способы раскрыть мой блеф. Но он был безоговорочно уверен — в себе, наверное, — и не мог даже представить, что я нашла брешь. И поверил мне.
Майк нервно смеется.
— По-моему, ты говоришь убедительно.
— Он даже не предполагал, что мы можем представлять угрозу. Все равно как если бы бог боялся, что люди выследят его и убьют. Извини за неудачное сравнение.
— Я слишком много повидал, чтобы рассуждать о боге, — отвечает Майк. — Может, это и есть мудрость.
— Знать так много, что не можешь ничего решить?
— Нет. Пожалуй, нет.
— Понимаю.
— И где же наш... полубог? Где он сейчас?
— Пропал.
— Навсегда, я надеюсь.
— Не уверена, — говорю я. Мартин не стал бы вот так исчезать; все было не так просто.
— Что ты имеешь в виду? Неужели думаешь, что он вернется, чтобы отомстить, или еще зачем-то?
— Нет. Думаю, с нами он закончил. Но это вовсе не значит, что он заляжет на дно и пропадет. Мне кажется, в один прекрасный день Мартин еще найдет, что сказать этому миру. Может, через сорок лет.
— По крайней мере, сейчас он на безопасном расстоянии, — замечает Майк.
— На безопасном? Сомневаюсь. Боги, какими бы они ни были, всегда представляют опасность. — Я осторожно перешагиваю торчащий корень. — Я бы о нем не забывала, поверь. Нам всем следует об этом помнить.
Мы ступаем в пеструю тень на опушке леса; насекомые дымчатыми облаками кружатся и танцуют в жарком воздухе. Майк закатывает рукава.
— Меня тревожит то, чему мы его научили, — произносит он. — В следующий раз у него получится лучше, что бы он ни задумал.
— Ты прав, — соглашаюсь я. — Меня это тоже пугает. Но что мы можем сделать?
— Мы могли бы сдать его в полицию, — раздумывает Майк. — Ведь он же убийца, так?
— Не совсем, — отвечаю я, улыбнувшись двойственности ситуации. — Он всего лишь школьник, замешанный в дурацком розыгрыше. Никто же не пострадал, ведь так? Никто не умер. Нельзя совершить убийство и не оставить трупы. А все трупы гуляют по улицам, и вид у них подозрительно живой.
Майк начинает что-то говорить, но осекается.
— Да. Так они и скажут. Я точно знаю. — Потом он с отчаянием в голосе произносит: — Но он сумасшедший, Лиз. Разве они не поймут?
Я поворачиваюсь к нему лицом: вокруг нас жужжит теплый лес.
— Мы же не поняли, — напоминаю я. — Нет, им в жизни не разглядеть то, что увидели мы. Для этого надо было побывать там... Мартин абсолютно нормален. Смышленый, красноречивый, обаятельный парень; просто случилось так, что он возомнил себя богом, а других людей — игрушками.
— Это чудовищно, — пустым голосом говорит Майк.
— Он мог бы многого добиться, — добавляю я. — И до сих пор может. Знаешь, что Картер написал в его табеле в конце последнего семестра? «Я глубоко убежден, что Мартин найдет прекрасное применение своим многочисленным способностям». Без сомнения, он далеко пойдет. — Я усмехаюсь. — Наверное, Гитлер в школе тоже получал такие отзывы.
— Не смешно, — бросает Майк.
— Знаю. Поэтому я и смеюсь. Эй, это всего лишь убийство, давай не будем относиться к этому слишком серьезно, ладно?
Минуту он смотрит на меня в тишине, потом его лицо озаряет широкая улыбка.
— Ты ненормальная, — говорит он, поворачивается и медленно целует меня. Я хватаюсь ладонями за спину его куртки, стискиваю кулаки и крепко прижимаю его к себе.
И мы молча идем дальше, пересекаем ручей, вьющийся среди деревьев, и вскоре оказываемся на тропинке, выходящей на главную дорогу. Позади, над густой летней зеленью рощи, выступают две башни Нашей Любимой Школы, серые, маленькие. Мы не спеша двигаемся к деревне, во «Всадник», где за столиками открытого кафе уже расположились первые за вечер посетители.
— Что будешь пить? — спрашивает Майк, когда мы добираемся до места.
— Что угодно. Мне все равно.
Он заказывает пинту пива и стакан апельсинового сока; бармен путает наши заказы. Мы меняемся стаканами и выходим на улицу.
— За убийц, — говорит Майк.
Мы сидим на нежно тающем солнце и тихо пьем.
* * *
Майк очнулся от удушья; казалось, огромный груз давил ему на грудь, и легче стало, лишь когда он выпрямился и глотнул воздух. Кошмар исчез, и он остался один в тишине Ямы. Смутные обрывки сна все еще витали в глухих уголках сознания, но он никак не мог их ухватить. Постепенно воспоминания отступили.
Должно быть, сегодня четвертый день. День, наступление которого никто не предвидел. Майк горько усмехнулся в темноту: только Мартин способен на такое. Потом улыбка погасла; сознание прояснялось, и он все отчетливее чувствовал боль. В какой-то безумный момент ему представилось, что он тяжело заболел в Яме и не может позвать на помощь, попав в ловушку из-за идиотской шуточки Мартина, которая внезапно обернулась серьезной угрозой. И тут он вспомнил вчерашнюю вечеринку и количество выпитого. Недомогание оказалось всего лишь похмельем. Это его немного утешило.
Чтобы понять, наступил ли день или все еще середина ночи, он поискал на пустом небе Ямы маленькую серую звезду, которую открыла Лиз. Звезда была там, где он видел ее в прошлый раз: одинокая точка тусклого света. Ему хотелось, чтобы свет был ярче, но дверь в Яму находилась в конце короткого коридора, и солнце никогда не попадало непосредственно в замочную скважину.
— Майк? — раздался голос Джеффа.
— Да?
— Сколько времени? Не пора вставать?
— Не знаю. На улице день.
— Дерьмо. — Последовало молчание; Майк слышал, как Джефф ворочается в спальном мешке. — Наверное, нужно включить свет.
— Ладно.
Вспыхнула лампочка, и пощечина яркого света заставила Майка вздрогнуть от неожиданности. У основания черепа зарядила мерная пульсация головной боли.
— Выглядишь ужасно, — заметил Джефф.
— И самочувствие тоже не фонтан.
— Выпей воды.
Алекс неохотно поднялась.
— Что происходит?
— Пора вставать, — сказал Джефф. — Почти пора. Полвосьмого.
— Я все еще здесь, — невнятно пробормотала Фрэнки. — Мне показалось, что все это — плохой сон, и я проснусь дома.
— Как же, — брякнул Джефф. — Майк, я серьезно. Иди попей водички. Станет намного лучше.
— Наверное, ты прав, — ответил Майк, нетвердо поднялся на ноги и завернул за угол, в уборную. Сложив ладони под закручивающейся струйкой воды из крана, он быстро ополоснул шею и лицо и сделал семь или восемь глотков. Вода была холодная, с металлическим привкусом. Под ногами, из решетки в полу, слабым, отдаленным эхом барабанил водосток. Майк выпрямился, встряхнул головой. Вернувшись в комнату, он обнаружил, что остальные проснулись и сели. Разговор сразу же зашел о Мартине.
— Бред какой-то, — злилась Фрэнки. — У нас есть дела поважнее, чем торчать здесь. Мои родители взбесятся, если я не приду домой.
— Но они же ни о чем не узнают до следующей недели, — напомнил ей Джефф. Фрэнки осеклась: об этом она не подумала.
— Я и забыла, — голос ее звучал растерянно.
— Где же он? — спросила Алекс. — Это уж слишком. До сих пор все это казалось забавным. Но это же ребячество.
— Наверное, он просто хочет посмотреть, как мы отреагируем, — беззаботно заметил Джефф. — Должно быть, это часть его эксперимента. Выскажем ему все, что думаем, во время этого... как это называется?
— Разбор полета, — подсказала Алекс. — По крайней мере, Мартин так сказал.
— Майк сегодня такой красавчик, — добавила Фрэнки. — Только сейчас заметила. Ну и видок у тебя!
— Спасибо, — Майк отвесил шутливый поклон. — От твоих слов сразу полегчало.
— Ты в порядке? — спросила Лиз. Майку стало приятно, что она так искренне обеспокоена.
— Перебрал с Джеффовым водочным коктейлем, — поспешно ответил он. — Жить буду.
— У меня тут есть... вот. Выпей парацетамол.
Майк удивился, но взял предложенный пузырек с таблетками.
— Откуда они у тебя?
— Ну, — Лиз пожала плечами. — Подумала, вдруг понадобится.
— В твоем рюкзаке случайно не найдется двенадцатифутовой лестницы и лома? — поинтересовался Джефф. — Только если они у тебя есть, не жди, пока тебя спросят. Можем выбраться прямо сейчас.
Никто не засмеялся.
Тут Алекс воскликнула:
— Я поняла! — Все уставились на нее. — Почему он не пришел, — объяснила она. — Это же очевидно. Думаю, все со мной согласятся: такая глупость — не выпустить нас вовремя — не в духе Мартина. Не в его стиле. На такое способны шестилетние дети: запереть кого-нибудь в шкафу и отказываться открывать дверь. Правда ведь?
— Ну, — настороженно согласился Джефф. — И что?
— Каков был первоначальный замысел? — продолжала Алекс. — Мы должны были спуститься сюда на трое суток, потом собраться у Мартина дома и остаток недели обсуждать случившееся. Говорить о том, как мы узнали друг друга по-настоящему и прочее. Он спрячет нас у себя до официального возвращения экспедиции из Скалистого края. Но что если по какой-то причине он не может привести нас к себе домой? Может, произошло что-нибудь заурядное, например, в тот вечер неожиданно зашел друг. Так и было, спорим? Он просто ждет абсолютно безопасного момента, чтобы нас выпустить.
