Потом Антония еще несколько дней вспоминала о футболке, которая так к ней и не попала. Она все спрашивала себя, кто же ее взял. В выходной даже завела об этом речь в автобусе, но никто футболки не видел. Потом все забылось, в конце концов, ничья жизнь еще не менялась из-за какой-то тряпки, сказала она себе.
А потом наступил Хеллоуин. Мариана заранее накупила конфет, чтобы раздавать их детям, которые постучатся в дом этим вечером. Ромине купила костюм ведьмы, чтобы тоже ходила к соседям со словами Sweet or trick,[12] но та, вернувшись из школы, сразу же заперлась в своей комнате, а Мариана уговаривать ее не собиралась. Педро еще был слишком мал, чтобы гулять и выпрашивать сладости, он плакал при виде разряженных людей. В дверь Андраде стучали несколько раз. Дети их друзей, товарищи Ромины по школе, «ребята, которые любят здоровые развлечения», сказала с укоризной Мариана своей дочери. Конфеты были куплены в супермаркете несколько дней назад и лежали в буфете в гостиной — там Мариана держала те продукты, которые хотела сохранить. К девяти часам вечера к ним успели зайти уже три группы детей. В четверть десятого снова раздался звонок. Антония направилась открывать дверь, получив приказ раздать оставшиеся конфеты и выпроводить ребят вон. Мариана не любила, чтобы ее беспокоили за ужином. Стоя на пороге, Антония увидела девочек, вылезавших из джипа, за рулем которого сидела Нане Перес Айерра. Она тоже вышла и попросила Антонию позвать свою хозяйку. Ей пришлось повторить это дважды, потому что Антония стояла столбом, уставившись на ее дочку, девочку лет восьми, наряженную ведьмой, с посеребренными ногтями, острыми вставными зубами и красной струйкой, бежавшей изо рта, в черной юбке до пола и черной футболке с камешками, той самой, что раньше принадлежала хозяйке Антонии.
— Я хотела показать тебе это, — сказала Нане Мариане, когда та наконец появилась.
— Поверить не могу, что это моя футболка!
Антония подтвердила:
— Да, это она.
Но ее никто не слышал.
— Знаешь, девочки в этом возрасте такие — она увидела футболку, когда я раскладывала вещи для распродажи, и просто загорелась, мол, хочет надеть ее на Ночь ведьм, так что я убрала эту вещь с прилавка. Но она знает, что после Хеллоуина все нужно вернуть обратно, да?
Девочка не ответила, она продолжала наполнять свою корзинку конфетами из пакета, который держала в руках Антония.
— Я разрешила ей поносить футболку, а на следующей распродаже снова положу на прилавок.
— Ой, если ей так нравится, пусть оставит себе. Это подарок от тети Марианы! — сказала та и наклонилась, чтобы поцеловать девочку.
— Ладно, только тогда ты должна будешь выбрать одну из своих футболок и отдать взамен, потому что мы с детства должны действовать сообща, чтобы мир стал лучше, да? — сказала мать, но девочка ничего не могла ответить, потому что ее рот был занят огромной конфетой, которую она никак не могла разжевать.
Антония так и стояла там, уставившись на футболку. Она насчитала пять пустых мест — там, где камешки выпали из кругов. Но, к счастью, не в очень заметных местах: два сбоку, почти у шва, два у подшивки и один под грудью. Жаль, конечно, прежде все были на месте. Зато на следующей распродаже она станет еще доступнее, как говорила ее хозяйка. Вещи с дефектами, думала Антония, всегда стоят дешевле.
Летом детскую площадку в Лос-Альтосе полностью обновили. Для ремонта выбрали именно это время года, потому что летом людей в поселке становится меньше и многие из них — случайные жители, снявшие дом на отпуск, тогда как мы сами перебираемся куда-нибудь еще. Худший выбор в этом году сделали те, кто уехал в Пинамар,[13] взбаламученный убийством фотографа, который вздумал снять служащего частной почтовой службы, прогуливавшегося по пляжу.
Детская комиссия предоставила в администрацию детальный отчет с описанием всего оборудования, которое требуется заменить. Поселок развивается во многих отношениях, так что детская площадка тоже не может оставаться такой, какой была прежде, — это приводилось в качестве основного аргумента. Заканчивался отчет словами: «Не станем забывать, что дети — наше будущее». Наняли двух архитекторов, специалистов в данной области: они уже проектировали площадки для нескольких поселков в округе и для двух торговых центров. Работая над проектом, они предложили три варианта сметы, из которых был утвержден один, самый приемлемый. Так что лестницы, горки и качели из дерева и железа, появившиеся еще при строительстве поселка, заменили на пластмассовые, в стиле фирмы Fisher-Price. Было немного грустно, когда строители демонтировали самую большую детскую горку.
Но в докладе комиссии четко указывалось, что новые горки будут еще современнее, еще безопаснее, а средств на их обслуживание потребуется меньше. Поэтому старые убрали. У дорожки на площадку высадили новые растения, а вместо фонтанчиков с питьевой водой, у которых дети летом развлекались, несмотря на лужи, установили диспенсеры минеральной воды. Их не было в первоначальном проекте, их внесли туда после того, как в какой-то телепрограмме сказали, что грунтовые воды в нашем районе могут быть загрязнены непонятным веществом, которое не поддается химическому анализу.
Не только горки с качелями, но и сама площадка зазвучала иначе. И в буквальном смысле тоже. Голоса в песочнице постепенно менялись, хотя сперва никто этого не замечал, пока в один прекрасный день не услышать этого было уже нельзя. Крики и смех детей остались такими же, а вот взрослые голоса стали совсем другими. До начала девяностых годов здесь раздавался говор центральных провинций и парагвайская речь. Это было время слов «хозяйка» и «че, хозяйка». Но с начала девяностых перуанская речь заглушила все остальные. Хотя она была мягче, спокойней и вежливей.
— Ты ботиночки сейчас извозюкаешь!
— Этот мальчишечка настоящий чертененок!
— Эта девчоночка вечно ходит мокрая.
— Я сама видела, эта девчушка хватала песочек и кидалась им в остальных!
Но все говорилось очень тихим голосом, будто они боялись кого-нибудь потревожить. А вокруг, как всегда, кричали и смеялись дети, поднимавшиеся по лестницам, чтобы скатиться вниз по разноцветным трубам.
После ремонта появились желтые, красные и синие горки, туннели и переходы. А еще там были специальные брусья и горизонтальные лестницы, по которым можно перебираться с одной стороны песочницы на другую, пластиковые качели «под дерево» для детей побольше и зеленые — для самых маленьких, с перетяжками для безопасности. Качели, кольца и даже маленькая карусель. На нескольких столбах поставили дом с синей крышей и желтой дверью, привезенный прямо с фабрики Fisher-Price и сделанный в США специально для Лос-Альтоса, своего рода «дом на дереве» — с решетками на окнах, чтобы дети могли оттуда высовываться, но не выпадали, и с подвесным мостом, по которому легко было добраться до большой горки. Площадка была убрана так, что чище некуда, и сверкала яркими красками, еще не выгоревшими на солнце. От прошлой площадки остались лишь подвесные цепи для качелей — тяжелые цепи, каких сейчас уже не делают. Архитекторы так и не смогли никому доказать, что на современных пластиковых веревках качели будут точно так же крепко держаться и раскачиваться до самого неба.
Ромина и Хуани познакомились на детской площадке. Хотя они и ходят в одну и ту же школу, но раньше не встречались. Познакомились они вечером. Хуани приехал туда один, на велосипеде. Он из тех немногих детей, что появляются на площадке без сопровождения взрослых. С остальными всегда кто-то бывает. Какая-нибудь «девушка, что присматривает за детьми». Или домашняя прислуга. У Хуани нет никого, то есть раньше была няня, а теперь нет, осталась только женщина, которая убирается дома по утрам, но утром он уходит в школу. Мальчишки раскачиваются на качелях слишком быстро. Иногда цепи, на которых подвешены качели, заплетаются и потом раскручиваются. Ромина не смотрит на них, чтобы не закружилась голова. Она сидит в песочнице и рисует веточкой на песке. Рисует дом и реку, а потом стирает. Очень высокий мальчик перевесил качели на верхнюю балку, подальше от земли. Антония покачивает Педро на детских качелях и болтает с другой служанкой. Они говорят на одном языке и в то же время как будто на разных. Высокому мальчику стало скучно, и он ушел. Хуани занял его качели. И сам их раскрутил. Он качается один. Две девочки дерутся из-за вторых качелей. Одна, в вышитых джинсах, хватает за волосы другую, в розовом платье. Та плачет. На них не смотрит никто, кроме Ромины. Девочка ревет еще сильнее. Потом кричит. Тут подходят две няни, которые должны за ними присматривать.
— Ну что ты за чертенок, — говорит одна из них той девочке, которая не плачет. — Дай покачаться своей подруженьке, пусть она не плачет.
