— Ну что ты за чертенок, — говорит одна из них той девочке, которая не плачет. — Дай покачаться своей подруженьке, пусть она не плачет.
Но девочка не хочет уступать. Другая, в розовом платье, снова хнычет. Хуани слезает со своих качелей и предлагает их плачущей девочке.
— На, качайся, — говорит он.
Ромина наблюдает за этим, рисуя что-то в своей песочнице.
— А я хочу другие, — отвечает девочка.
Хуани подталкивает свои качели к другой, той, что не ревет, и предлагает ей поменяться с плаксой. Девочка не соглашается. Хуани злится и раскачивается все выше и выше.
— Я все расскажу твоей маме, — говорит няня той девочке, что не плачет и не выпускает качели из рук.
— Дура, — отвечает ей девочка и убегает.
Плакса перестает хныкать и бежит за ней. Они топчут рисунок Ромины. Лезут на желтую горку, катятся вниз, смеются. Няни возвращаются обратно на скамейку — болтать. Одна жалуется на то, что хозяйка не позволяет ей спать днем, в сиесту, а от этого у нее отекают ноги. Хуани раскачивается все выше. Ромина наблюдает за ним. Она стерла веткой растоптанный рисунок и снова смотрит на мальчика. С ее места кажется, что Хуани своими коричневыми ботинками почти касается неба. Не долетает до него совсем чуть-чуть. Ромина встает и подходит к соседним качелям. Садится на них. Начинает раскачиваться. Когда она раскачалась почти как следует, Хуани вдруг прыгает с высоты на песок. Его качели продолжают летать туда-сюда, но уже по инерции. Ромина тоже хочет спрыгнуть, но никак не решается.
— Давай, ничего с тобой не будет! — кричит ей Хуани снизу.
Она нерешительно раскачивается туда-сюда.
— Давай, я тебя жду.
И Ромина прыгает. Она летит по воздуху, и ей впервые после переезда из провинции Корьентес становится легко-легко. Она падает на песок и ударяется ногой. Хуани помогает ей подняться.
— Больно? — спрашивает он.
— Нет, — отвечает она и смеется.
— Как тебя зовут?
— Рамона, — выводит она на песке.
Стоять на входе, у первой лунки, и смотреть на вроде бы без конца и края расстилающуюся зелень — одна из тех привилегий, которую мы, живущие в Лос-Альтосе, иногда недостаточно ценим. До тех пор пока не утратим ее. Человек привыкает ко всему, даже к чуду. Многие из нас месяцами не прогуливаются по полю около хотя бы одной из восемнадцати лунок, будто совсем не важно, что они там есть — в нескольких метрах от дома и в полном нашем распоряжении. Не нужно быть гольфистом, чтобы наслаждаться естественной красотой. Естественной — потому что это луг, деревья и водоемы. Но и не вполне естественной — потому что этот пейзаж не существовал до нашего прихода. Раньше здесь было болото. Площадку спроектировал инженер Перес Эчеверриа, известный своей площадкой для гольфа в южной зоне. Говорят, что план он составил, совершая на вертолете облет рощи, которую потом вырубили. Сейчас невозможно представить, что на месте наших зеленых лужаек когда-то было болото. Сейчас здесь растут деревья, специально привезенные из нескольких питомников. Кусты высаживали с учетом требований ландшафтного дизайна, раз в сезон их подновляют, а каждую неделю подстригают. По ночам включается автоматическая система полива. Применяются удобрения, гербициды и пестициды. А вот ручей у лунки номер пятнадцать тек и раньше. Но мы его очистили. Теперь, благодаря обработке воды и специальным водорослям, которые насыщают экосистему кислородом, ручей стал сине-зеленым. Но рыбы, обитавшие там раньше, до очистки, исчезли. Это были рыбы без названия, какие-то черные карасики. На их место мы заселили оранжевых рыбок, они расплодились и теперь стали настоящими хозяевами ручья. А еще нутрии и утки. Хотя в последние годы уток и нутрий становится все меньше. Говорят, будто кто-то на них охотится. Для того чтобы потом съесть. Но это маловероятно. Обслуживающий персонал, садовники, кэдди, что подносят клюшки для гольфа, и прочие, даже если бы и решились на такое, все равно не смогли бы пронести свою добычу мимо охраны. Как-то раз поймали одного кэдди, который перекинул убитую утку через стену своей жене. Он сказал, что эту птицу случайно сбили сильным ударом мяча у лунки номер четыре. Конечно, ему никто не поверил — женщина, стоявшая по другую сторону ограды, только что кастрюлю с собой не притащила. Комитет по гольфу и комиссия по охране окружающей среды вместе завели на него дело.
Наши озера на самом деле — сохранившиеся остатки того самого болота. Но никто об этом не задумывается. Площадки для гольфа без водоемов не бывает. Чтобы избежать подтопления, с помощью системы насосов воду из болота отвели в каналы и затем по сложной системе труб вывели за пределы поселка. Иногда муниципальные власти жаловались, что теперь в Санта-Мария-де-лос-Тигреситос начались проблемы с водой, но потом провели несколько встреч между их администрацией и нашей и как-то проблему решили. Это ведь все равно что обвинять Кордобу в затоплении Санта-Фе.
Надо было провести кое-какие работы, больших денег не требовавшие. Последним новшеством на площадке для гольфа стали биотуалеты, которые появились, как только женщины тоже начали играть в гольф. Мужчина может справить нужду где угодно: за деревом, за кустами, иногда даже прямо на поле для гольфа. А женщина — нет.
Газон на поле для гольфа сеют заново каждый год. Не всякий клуб может этим похвастаться. Обычно там обновляют лишь траву около лунок. А тут грины засевают сортом pencross, а фэйрвеи — газонной травой.
В общей сложности, если суммировать стоимость оборудования, зарплату персонала, системы дренажа и орошения, содержание поля для гольфа окажется одной из основных расходных статей в нашем поселке. Теннисистам это не нравится. Возник небольшой конфликт между любителями двух этих видов спорта. Говорили, что на гольф расходы гораздо выше, чем на теннис, а платят все поровну. Но поле для гольфа — нечто большее, чем спортивная площадка. Жители поселка могут прогуливаться по газону, выпивать в беседке у лунки номер девять, наслаждаясь великолепным видом, слушать музыку и любоваться закатом у лунки номер пятнадцать, устраивать фотоохоту и снимать самых разных птиц. Комиссия по охране окружающей среды проделала большую работу, и теперь у каждой лунки стоит деревянная табличка с фотографиями и описаниями тех птиц, которых можно тут увидеть. Известно также, что кроме эстетического удовольствия площадка для гольфа приносит и немалую экономическую выгоду. Стоимость дома находится в прямой зависимости — процентное отношение определить трудно, но оно, безусловно, значительное — от близости и удобства доступа к площадке для гольфа, и тот же дом, но в другом поселке, без площадки, не стоил бы таких денег.
Когда-то игра в гольф была элитарным занятием. В других странах она такой и остается. Но в Аргентине все иначе. Это дорого, но мало-помалу разрыв между слоями общества стирается, и «дорогое» и «элитарное» — больше не синонимы. В баре гольф-клуба висят деревянные таблички с именами тех, кто в разные годы становился чемпионом. И по этим фамилиям видно, как со временем гольф переставал быть забавой исключительно аристократов. В 1975 году турнир выиграл Менендес-Бейти. В 1985-м — Макалистер. А в 1995-м — Гарсиа. И не какой-нибудь Гарсиа Морено. Или Гарсиа Линч. Или Гарсиа Ньето. Просто Гарсиа. Каждую среду на площадке толпятся японцы. По четвергам поле сдают для корпоративных мероприятий. Когда звонят корейцы, стартеру велено говорить, что мест нет, или до небес задирать сумму green fee (экологического сбора), которую должен внести тот, кто не является членом клуба, чтобы играть на нашем поле для гольфа. Говорят, корейцев вообще не очень любят пускать в гольф-клубы, и не только в наш. Другие игроки жалуются, что те слишком кричат, дерутся, размахивают клюшками, ставят на кон огромные суммы, из-за чего разгораются страшные скандалы. Но задолго до корейцев, еще в начале девяностых, стало очевидно, что гольф — больше не спорт для джентльменов. С каждым разом все меньше игроков вспоминает о футболках с отложным воротником и брюках со стрелками. Некоторые члены клуба тоже кричат. А есть женщины, которые хотят играть в обтягивающих майках. Случается, игроки в ярости ломают клюшки, потому что на последней лунке их обошли на один удар. Есть такие, кто играет очень медленно и не пропускает остальных, а другой в свою очередь может начать кричать, угрожать и даже кинуть в того мячом. Некоторые не показывают счетные карточки, в которых отмечено больше ударов, чем им бы хотелось, чтобы сохранить свой уровень «гандикапа». Таким гольфистам не важно, хорошо или плохо они играют, лишь бы сохранить «гандикап» в десять ударов или меньше. А другие, наоборот, не предъявляют счетных карточек с маленьким количеством ударов, чтобы иметь большой «гандикап» и затем получить преимущество на турнирах. В общем, с каждым разом все больше членов клуба мухлюют со счетными карточками. Почти все. Но Мариано Лепера сделал нечто из ряда вон выходящее. На чемпионате клуба он загнал мяч в лунку с первого удара — и отказался от этого, чтобы не угощать всех остальных шампанским. Он ударил по мячу у лунки номер шесть, и тот, описав правильную дугу, упал на траву, три раза перевернулся и закатился в лунку, помеченную флагом. Всего лишь с одного удара. Больше ничего не требовалось. На любом поле для гольфа в любой стране мира согласно этикету и своду неписаных правил тот, кто загнал мяч в лунку с одного удара, должен оплатить выпивку для всех, кто в данный момент находится на поле. Обычно это шампанское, иногда виски. Для всех — с первой и до восемнадцатой лунки. Мариано Лепера спросил у стартера, сколько игроков сейчас на поле, и произвел быстрый подсчет: сто двадцать игроков, в среднем по пять песо на каждого — итого шестьсот песо.
