Марлон Брандо - Тигр Железного моря

Злой дух интриговал его. Очевидно, этот дух нашел в герцоге нечто общее с ним. Например, воспоминания. Или их объединяла общепризнанная изысканность манер? Капитан Долтри вглядывался в глаза герцога Коннаута.

«Что происходит, герцог?» — спросил он.

Статуя безмолвствовала, однако ответ таился в ее устремленных на Энни глазах. В это время парочка совсем юных англичан устроила у огромных бронзовых ступней морское сражение, в котором принимали участие игрушечные корабли размером не более десяти дюймов. Рикша тоже смотрел в глаза герцога, потирая верхнюю губу и держась на почтительном расстоянии. Его уважение к клиенту значительно возросло, хотя со стороны могло показаться, что не заслуженно.

Огромное облако в западной своей части разъяснилось, пропуская бледный свет. Энни наблюдал за небесными изменениями, пока рикша семенил быстрым шагом по Хеннесси-роуд, направляясь в район Ванчай. У трамвайной остановки он повернул налево, на Лан-Фэт-стрит. Питейные заведения светились разноцветными огнями, девушки поспешно сновали по улицам, многочисленные продуктовые лавки ярко освещались кухонными плитками, которые владельцы лавок смастерили из старых керосиновых банок. Рабочий люд неторопливо возвращался домой, а Энни спешил к месту своей трудовой деятельности.

Вывеска «Стофферс гриль-бар» была гораздо приметнее самого заведения. Но Энни интересовала еда, а не внешний антураж. Поваром здесь был немец, и готовил он отменно. Китайскую стряпню Энни обычно игнорировал по причине отсутствия гармонии вкуса в восточной кухне. Он ел это лишь в том случае, если не оставалось иного выбора. За последние шесть месяцев он частенько вспоминал «Стофферс», привлекавший не только вкусной пищей.

Здесь царила атмосфера домашней пивоварни, так что эмигрантам казалось, будто они вернулись на родину. Здесь подавали разливное пиво «Циндао», сваренное в строгом соответствии с немецкой традицией и рецептурой далеко на севере Китая, в городе с таким же названием. Два моряка, норвежец и швейцарец, хорошо набравшись пива, спорили о какой-то лошади. Свою точку зрения они отстаивали по-английски. Долтри знал швейцарский язык. Ведь он был, без всяких шуток, опытным моряком. Какое же бесценное наслаждение пожать руки старым знакомым!

За стойкой бара Долтри обнаружил нового для себя человека. Это был метис, бегло говорящий по-английски.

— Скажи мне, Пит, дружище, — обратился к нему Долтри после второй кружки «Циндао», — не доводилось ли тебе слышать о парне по имени Фред Олсон или Филли Фред?

Бармен улыбнулся; щеки его были похожи на спелые гранаты, а зубы на нитку бус — крупные в центре, они постепенно уменьшались до крошечных по краям.

— Мистела Фледа? — Глаза бармена загорелись.

Энни кивнул.

— О, Мистел Флед сюда не плиходит. Никогда!

Энни расположился в дальнем углу, заказал себе ужин, о котором мечтал последние шесть месяцев, и принялся за еду.

Народу в заведении прибавилось, но было очевидно: дела здесь идут не очень-то бойко. Пока Энни жевал ростбиф, появился сам Стоффер. Он, как всегда, был мрачен и чем-то озабочен; поздравил Энни с благополучным возвращением из «дальнего плавания». Конечно же, он знал, где был Энни, но Бернардо Патрик Гудзон распространил слух, будто на самом деле Энни посещал остров Ява по делу, связанному с торговцами жемчугом.

Энни пожаловался на ужасную погоду. Стоффер подхватил, что никогда в Гонконге не было такой отвратительно дождливой и пасмурной зимы. Чуть позже Стоффер прислал Энни в подарок бутылку «Штуммельпфенига» — настоящего немецкого шнапса. Когда же Энни подали бретонский сыр, он созрел для философских размышлений о Китае.

Служит ли порка истинным наказанием для китайцев? Энни принадлежал к тому разряду людей, что любят проговорить вопрос в голове с тем, чтобы тот прозвучал громко и отчетливо, и лишь затем начинают обдумывать его со всех сторон. По своему богатому опыту Энни знал, что существует только один способ по-настоящему осмыслить некоторые проблемы, например порку. Вопрос как заноза сидит в башке, не давая ни минуты покоя. Затем он постепенно перекочевывает в дальние отсеки мозга, где обычно рождаются и хранятся сны, мечты и тому подобное. Если извлечь оттуда вопрос раньше времени, то ответ будет поверхностный, сведется к банальной причине наказания, а суть останется неразгаданной.

В тот момент, когда Энни погрузился в размышления о порке, в бар вошел Фред из Филадельфии. Вначале он, не обратив внимания на Энни, задержался у стойки бара с каким-то парнем, по виду итальянцем. При этом и сам Фред, в вызывающем полосатом костюме, был похож на итальянца. Он производил впечатление человека здорового и процветающего. Когда же он увидел Энни Долтри, на его до этого безмятежном лице появилась неестественно широкая улыбка. Так, превозмогая недуг, улыбается тяжелобольной при виде старого друга, пришедшего навестить его. Энни тоже расплылся в улыбке и похлопал ладонью по столу, где уже стоял десерт — яблочный штрудель. Подобное приглашение Фред просто так не мог отвергнуть.

Тем не менее Фред Олсон предпочел бы поспешно удалиться. Об этом мечтал бы любой, оказавшийся на его месте. Однако он покорно двинулся к столу Энни все с той же широкой улыбкой, скрывавшей стремительно нараставший страх.

Фред подошел к столу, чуть подался вперед и протянул Энни руку. Внушительных размеров ладонь Энни мягко стиснула кончики пальцев Фреда (совсем недавно он точно так же сжимал пальцы Хью Льюлина). В этот момент у Энни мелькнула мысль: «Ведь этому меня научили китайцы». Год назад Долтри никогда бы не пожал руки Фреда. Теперь же он сказал:

— Садись, дружище. Ты легок на помине: только что подумал — вот бы сегодня вечером Филли заглянул сюда, очень уж нужно его повидать.

Энни почувствовал, как в его ладони зашевелились пальцы Фреда, пытаясь высвободиться, но он еще сильнее сжал их.

— Глотни, хороший шнапс. — И Энни левой рукой подвинул бутылку поближе к Фреду. — Где это ты прятался все это время?

— Я бы и рад спрятаться, но не мог — был занят с одним клиентом. Рад видеть тебя. Долго ж мы не встречались. — Фред сел, поскольку так и не сумел высвободить пальцы. — Хочешь, давай завтра пойдем к нему вместе.

— Фред, ты же знаешь, что китайцы ведут себя словно роли в театре играют. Они и воспитаны в полном убеждении, будто мир — это сцена!

Фред поспешно кивнул:

— Шекспир…

— Фред, я пытаюсь понять, что же китайцы за люди? Ну вот, например… — Энни сделал паузу, чтобы наполнить стакан Фреда. — В тюряге, как только они начинают наглеть, их бьют палками. И все равно некоторые из них отказываются работать. Эти сукины дети не знают, что значит подчиняться старшим. Они даже не хотят носить по кругу пушечные ядра!

Указательный палец Энни начертил на столе круг. Фред глазами проследил за этим жестом, стараясь понять, где кроется ловушка.

— Так вот, тюремщики лупят их, Фред, устраивают им настоящую порку. Я пытался там поговорить с людьми на этот счет. С моральной точки зрения для Британской империи это недопустимо. Британия считает себя цивилизованной страной. — Энни засунул в рот оставшийся кусок штруделя. — Я не одобряю порку. Тридцать лет назад можно было получить сто пятьдесят плетей. Позже число ударов сократили до шестидесяти, затем плетку заменили ротанговыми палками, сейчас число ударов ограничено тридцатью шестью, и это они называют наказанием для низших слоев общества! Улавливаешь тенденцию? Насколько мне известно, британцы в общей массе не садисты, конечно, если не принимать в расчет, как они обходятся с домочадцами. Более того, побывавшие здесь престарелые леди подвергают критике подобные экзекуции. Понимаешь, к чему я клоню?

Фред кивнул, выказывая глубокое внимание к теме.

— И несмотря на все это, в тюрьме продолжают пороть этих чертовых китайцев. Почему так, Фред?

— Энни, я думаю, они хотят, чтобы китайцы боялись Бога, — после короткой паузы высказал Фред первое, что пришло ему в голову.

Не дослушав фразы, Энни уже закивал большой головой со скошенным набок носом и безобразно остриженными волосами, а его указательный палец заходил из стороны в сторону, как стрелка метронома.

— Нет, Фред. Не-ет! Тюремщики хотят таким способом унизить китайцев. При этом они задаются вопросом, почему узкоглазые испокон веков секут друг друга? Самих-то китаез никогда не заботило строительство тюрем. Вместо этого они просто секли, клеймили каленым железом, отрубали конечности…

Энни подался вперед и понизил голос:

— И все это, Фред, с целью унизить. И пороли китайцы друг друга всегда публично, на глазах у толпы. Вначале сдирали штаны, а потом лупили по голой заднице. И китаезам плевать на боль, страдания и всякие прочие переживания, а знаешь почему?