Часть вторая
Некая форма супружеской жизни
Зная Соединенные Штаты просто досконально, влюбленные молодожены провели много времени, не выходя из гостиничного номера. С коридорными и прочей обслугой отелей у них сложились самые добрые отношения. В самолете благодаря личному телеэкрану каждый пассажир имел возможность выбрать себе фильм для просмотра. По возвращении во Францию они обосновались в большой трехкомнатной квартире. С помощью Марселя и Жерара переезд удалось осуществить за три дня. Больше всего времени отняли поиски мебели, соответствующей их мечтам. До славного мгновения их встречи оба эти человеческие существа проживали в пыли и сентиментальном уединении. Теперь они решили ударить по современности, дабы окончательно обратить свои взоры к грядущему. Позывы к современности нередко обнаруживали недовольство своим прошлым. В общем, они основательно потратились на управляемый голосом пылесос, тостер, не сжигающий хлеб, ковролин, шторы, меняющие цвет, и тому подобное. Они также приобрели золотую рыбку, которую окрестили Заводным Апельсином (Апельсином ее звали изначально); очень скоро эта рыбка сделалась полноправным членом их четы.
Брижит получила свой диплом и готовилась преподавать социологию. Она, конечно, станет носить костюмы – юбку или брюки с кофточкой, и студенты будут думать о ней по вечерам, в полумраке своих штудий. Гектор, конечно, будет плохо все это переносить, ибо ревность накатила на него одновременно со счастьем. Женясь на Брижит, он стремился сделать ее принцессой королевства, где он был бы единственным подданным. И тогда он предложил совершенно другое: создать их собственную фирму! Идея была блестящая, Гектор становился разумным существом с милыми способностями к обдумыванию житейских планов. Брижит тоже желала работать вместе с ним, не покидать его ни на мгновение, любить его, словно изголодавшись. Но что делать? Что делать? – вопрошала она его. Гектор заставил себя упрашивать, прежде чем поделился гениальной идеей, пришедшей ему в голову. Стоя на кровати, с воздетой рукой, он внезапно вскричал:
– Для мифоманов!
– Что – для мифоманов?
– Бюро путешествий для мифоманов!
Такова была его идея. И большой успех не заставил себя ждать. К всеобщему сожалению, Гектор покинул «Гилберт Ассошиэйт энд К0». Эрнест трепетал от волнения, видя младшего брата расправляющим собственные крылья. Он подумал, что наступит день, когда так произойдет и с его дочерью Люси, и что еще позже наступит день, когда сам он умрет от рака, сожравшего его кости. Мы призваны расцветать, а потом гнить; между двумя этими процессами он и проводил свою жизнь, ломясь во все распахнутые двери.
По воскресеньям Гектор и Брижит обожали приглашать родню к обеду. Не для этого ли существуют воскресные дни? Кулинаркой Брижит была никудышной, способной испортить даже готовое блюдо, купленное в ресторане. Зато она очень здорово умела накрывать на стол. Особенно на тот самый стол, который пара использовала порою для совокуплений на твердой поверхности. Она так неловко выпотрошила трех индеек, что Гектор мог гордиться своей женитьбой на ней. С индейкой они, кстати, тоже придумали одну штуку. Взаимопонимание было полным, просто пасхальная открытка. Говорили об усах, но Жерар объяснил Бернару, что въехать на велосипеде на гору Ванту с усами невозможно, растительность тормозит. Родители Брижит дружно закивали, они так гордились Жераром, когда он говорил о велосипедах. Воспользовавшись тем, что Люси отправилась в ванную, чтобы при рассеянном свете выдавить несколько прыщей, все четверо родителей принимающей пары осведомились, когда следует ожидать потомства. Эрнест считал, что детей слишком уж воспитывают, словно они на каникулах в Швейцарии: «Нет, правда, можно подумать, что все они страдают астмой! Стоит ли при таких условиях удивляться вялости и незрелости этого поколения?» После изложения этой Эрнестовой теории (разбившейся, кстати, о вежливое изумление слушателей) Гектор сообщил, заводить ребенка не входит в их планы на ближайшее время. К тому же они не могли предать Заводного Апельсина, который начинал расслабляться в своем новом аквариуме, где жизнь виделась в розовом свете.
Самым важным сейчас было расширить БПМ (Бюро путешествий для мифоманов). В какие-то несколько недель классы оказались набиты битком. Если поначалу БПМ предлагало своим клиентам Соединенные Штаты и Южную Америку, то теперь на земном шаре практически не оставалось уголка, по которому бы не читался курс. После всего лишь шести часов занятий можно было убедить кого угодно в том, что вы провели шесть месяцев в Таджикистане, в Ираке или, для самых дерзких, в Тулоне. Преподаватели БПМ, по их собственному признанию, рассказывали мелкие случаи, способные подавить в зародыше любое возражение и убедительно подтверждающие факт вашего путешествия, не вызывая ни малейшего сомнения. У них имелись приемы, подходящие в любой ситуации; например, о какой бы стране ни заходила речь, стоит сказать: все уже не так, как прежде, и люди всегда с вами согласятся, даже не зная толком, о чем именно вы говорите. Наконец самых состоятельных фирма могла снабдить вещественными доказательствами, сувенирами личного характера, которые легко оставляли далеко внизу малопочтенную планку фотомонтажа. Касательно же регионов, имеющих репутацию опасных, можно было заполучить и легкое ранение. Существовала, к примеру, секция «Вьетнам-1969», с возможностью боевого ранения за дополнительную плату.
Перед входом в Бюро в рамке под стеклом висела вырезанная из газеты статья, где говорилось о результатах опроса, проведенного среди тысячи мужчин, представляющих различные слои общества:
«Что бы вы предпочли:
а) провести ночь с самой прекрасной женщиной на свете, но так, чтобы об этом никто не узнал;
б) чтобы все думали, что вы провели с нею ночь, хотя на самом деле ничего такого не было?»
Результат опроса подтверждал, даже с некоторой чрезмерностью, что в нашем обществе самым главным является уважение окружающих. Поэтому 82 % опрошенных мужчин предпочли второй вариант.
Гектору нравилось, удобно примостившись в кресле, читать журнал по оформлению интерьеров. С ума сойти, до чего дорога английская мебель. Ему было хорошо дома, со своей женой. Порою на них вдруг налетала скука, это случалось обычно по вторникам или субботам, когда ничего неожиданного не происходило, и следовало научиться убивать эти вторники и субботы. Именно в такие моменты они и поняли заполнительную ценность секса: пустоты существования заполнялись вхождением друг в друга, щели конопатились чувственностью. Гектор откладывал свой журнал и, целуя Брижит в губы, иной раз испытывал чуть ли не боль от избытка счастья. Это счастье было повсеместным, словно наполеоновские войска в Пруссии. Когда целуешься, нет недостатка в метафорах. Благодаря успеху своей фирмы Гектор с Брижит переехали в пятикомнатную квартиру, состоявшую из большой гостиной и четырех спален. Каждую ночь пылкая пара меняла ложе для любви. Они искренне полагали, что рутина была вопросом места, а не тела. Какая иллюзия.
Невозможно сказать с точностью, в какой именно момент это произошло. Речь наверняка идет о смутном отголоске некоего чувства с неясными истоками. Вдобавок нельзя утверждать, что Гектор всполошился в первые же дни.
То лето было больше, нежели обещанием, не возникало сомнений, что солнечные лучи будут ласково щекотать тела влюбленных молодоженов; в то время, как все только и говорили, что об исчезновении времен года, – излюбленный сюжет всех тех, кому действительно было что сказать друг другу, – то лето не собиралось обманывать никого. Брижит облачилась в самые неприглядные свои тряпки, чтобы заняться тем, что она именовала своей уборкой. Гектор хотел ей помочь (они всего год как поженились), но Брижит со смехом отвечала, что его помощь для нее – только лишняя потеря времени, ох уж эти мужчины. Тогда Гектор принялся напевать какую-то старую песенку, Брижит обожала его голос. Она была счастлива и спокойна, счастлива даже посреди своей субботней послеполуденной уборки. Этим летом они решили никуда не уезжать, чтобы насладиться Парижем без парижан. По вечерам они прогуливались по набережным, любуясь падающими звездами и застывшими в своем счастье влюбленными. Брижит была настоящей принцессой. Но сейчас следовало заниматься уборкой. Лучи солнца выдавали недостаточную чистоту оконных стекол.
С недостаточной чистоты стекол как раз и начинается наша драма.
Окно открыто. Издалека отчетливо доносятся звуки, издаваемые женщинами, которые торопятся, и мужчинами, которые торопятся их нагнать. Гектор, по своему обыкновению, сидит, уткнувшись в журнал по интерьеру, размышляя о меблировке своей гостиной, как мог бы размышлять о начале следующего учебного года у своих детей, если бы только нашел время обзавестись потомством. Брижит, убирая, входит в раж; Гектор отрывается от журнала, поднимает голову. Брижит стоит на деревянной стремянке, ее ноги расположены не на одной ступеньке, а на разных, и потому ее икры подвергаются неодинаковому давлению, на каждую приходится разный вес; то есть первая икра, на верхней ступеньке, безупречно округла, в то время как на второй от усилия вздулась мышца. Одна наивна, другая знает. Разглядев обе икры, Гектор поднимает голову, чтобы охватить взором бедра жены. Там заметно легкое движение, регулярно-волнистое, напоминающее тихий вечерний прибой, и достаточно взглянуть еще чуть выше, чтобы понять, откуда берется это движение. Брижит моет стекла. Замедление. Брижит моет верхнюю часть стекол. Она трудится на совесть, и солнце уже пользуется первыми просветами чистоты. Изящной и уверенной кистью руки Брижит стирает и уничтожает малейшие следы грязи на стекле; надо, чтобы там ничего не было заметно, чтобы проявилась прозрачность. Брижит поправляет несколько прядок в своем конском хвосте. Никогда еще Гектор не видел ничего столь эротического. Конечно, его опыт в эротической сфере не шире щелочки. Гостиная прогрета солнцем. Чувствуя на себе пристальный взгляд, Брижит оборачивается, чтобы проверить: действительно, муженек ее Гектор не сводит с нее глаз. Она не ощущает, как у него вдруг пересохло в горле. Ну вот, стекла вымыты. Гектор только что оказался лицом к лицу с собственным счастьем, только и всего. Однако ни в коем случае не следует видеть здесь проявление грубого мачо, к Гектору, как вам известно, понятие «мачо» может быть отнесено лишь в найничтожнейшей степени. Просто счастье всегда является без предупреждения. В некоторых историях оно проявляется в тот момент, когда рыцарь вызволяет принцессу; здесь оно всплывает тогда, когда герой созерцает героиню моющей стекла.
