Ознакомительная версия.
У выхода из метро графиня замедлили шаг. И только выбрали подходящую жертву, как та открыла рот первой:
- Excuse me, - спросила она, - how can I get to...
- ...can I get to «Harrods?» - эхом отозвалась графиня.
Отсмеявшись, девушка махнула рукой толпе позади нас. Говорила она по-испански, но было совершенно понятно:
- Эй, давайте сюда! Она тоже ищет «Харродс»! У нее нарисовано!
И мы пошли искать знаменитый на весь мир универмаг вместе. Он, к счастью, оказался закрыт, и толпа разочарованно отбыла в неизвестном направлении. Графиня остались одна у моргающих зеленым светом окон. «Харродс» незачем огромные вызывающие витрины - он в них не нуждается. Поэтому в средних таких нишах скромно мигает зеленым вокруг названий, приводить которые здесь тоже нет никакой надобности. Зато кругом сияло, мерцало и переливалось. Из соседних кафе-ресторанов вполголоса звучал джаз. Джаз, тоже вполголоса, перебивали рождественские песнопения. Толпа сплошь состояла из людей с восторгом на лицах. Графиня демонстративно отвернулись и сказали, глядя в небеса на пролетающий самолет:
- Господи Ты Боже мой, как же мне надоело чувствовать себя здесь в музее!
До интервью опять оставался час, и графиня пошли вперед. Очень скоро магазины остались позади, и показался какой-то, что ли, жилой квартал. Те же невысокие особнячки, что и в Clapham Commons - красный или серый кирпич, кружевные окна-двери, черепичные крыши. Только стоят на глаз раза в четыре дороже. Редкие и тусклые, кружевные же, лондонские фонари, пустая дорога, луна, плющ на стенах и оградах. Графиня обозрела все это и пошла поскорее прочь.
Фокс еще в самом начале предупреждал: «... делать деньги становится искусством, когда вы, во-первых, любите свое дело, и, во-вторых, любите деньги, которые оно приносит. В равной, я бы сказал, пропорции. В противном случае... »
Наверное, это оно во мне, больше нечему. Графиня не сумела одинаково любить приключения и деньги, поэтому случился перевес в сторону первого. Но уж тут-то никак нельзя жаловаться: приключений мне теперь хватит на… на долгое время.
Из описания «Borshchch&Tears» Его Сиятельству:
«...представь: гламурный район Лондона. Как Старая Рига, только круче раз в сто. И вот, на одной из его улиц, Beaushamp Place, абсолютно красная витрина: «Borschch&Tears». Поднимаешься ты на крыльцо. Официант - два погонных метра ростом, косая сажень в плечах, черты лица правильные, европейские (там все такие) посторонился, давая тебе пройти. Оглушающе играет «Калинка-малинка». Ты пытаешься прокричаться сквозь музыку, официант, склонив голову, пытается услышать. Наконец, показывает: «присядьте на минутку», и убегает на кухню. Воздуха здесь нет. Никакого. А людей много, жуть берет, как можно встолькером находиться в одном помещении. Со своего места за красным-красным столом (цвет борща, да) тебе видно ад на кухне. Официанты - здоровенные высокие парни и худенькие девушки в черном бегают туда-сюда. «Калинку-малинку» сменяет «Барыня». Потом какой-то русский мужчина местного разлива истошно-истерично поет цыганский романс. Кажется, собственного сочинения. Публика наполовину из перепуганных острыми ощущениями англичан (эти подозрительно озираются), наполовину – из радостно орущих и хлопающих наших с тобой соотечественников. Вслед за тобой приходят женщины: с красивыми в недалеком прошлом лицами, обрюзгшие блондинки в помаде и блестящих кофточках. По-английски - ни в зуб ногой. И что-то есть еще во всем этом, что словами не передать. Но чувствуешь ты себя все хуже и хуже. Становится ясно, что если эти коровы ни в зуб ногой с английским, то твой на их фоне выглядит не так плохо. И что заканчивать работу в два ночи и тащиться пешком через полгорода с тремся пересадками – дорого и плохо. И что... ну в общем, русский ресторан, - шумный, разнузданный, с пьяными гостями. Атмосфера, лица – настоящий авантюрист, о каких пишут авантюрные романы, должен устроиться здесь на работу, и потом неожиданно найти возможность добиться всего, о чем мечтал. Все это очень сюжетно, очень, говорю, как писатель. Возможно, именно здесь тебя ждет что-то важное. И, наконец, у тебя нет выбора.
И тогда под сладкие рыдания: «А мы поедем, цыганочка моя, чего-то там, ля-ля-ля, жду тебя!» ты идешь к выходу. Возвращаешься к себе на Бермондси. И на кухне Фабиано спрашивает: О, зис рашн ресторан, ай ноу зис! Хау ду ю лайк зис проститьюшен? Ты фигеешь и говоришь: проститьюшен?? Ай диднт син зем. Оу, диднт ю син? - фигеет Фабиано. - Ха! Фимейл, мейл, бисекшуал, эни! Вери мач дифферент от зем! Ну, и потом ты говоришь: оу, гы-гы, си ю, - и поднимаешься к себе на второй этаж.
А там забился в угол мужчина и смотрит на тебя испуганными и виноватыми глазами. Прямо напротив твоей (то есть моей!) постели». Да, друзья мои, да. Это был сюрприз. Угадайте, от кого. О, эти южные мужчины! Они так переменчивы, это что-то! Знаете, что сказал Пол? «Вы же из одной страны, это здорово. Вам будет, о чем поговорить!»
Сюрприз звался Райтисом. Он ужасно стыдился и все повторял, что никогда бы не принял такое неблагородное решение, если бы не положение.
- Что-о-о? - вышел из себя и пришел в бешенство его сиятельство. - Какой еще Райтис?!
Графиня первый раз видела свою половину в таком состоянии.
- Ну, такой, - трусливо отпечатала она. - Среднего роста, среднего телосложения. Вежливый.
Вежливый соотечественник среднего роста и среднего телосложения чувствовал себя плохо: графиня сидели совершенно молча, держа на коленях ноутбук, лили в бумажный платочек слезы, и печатали.
Граф был обвинен в душевной черствости. Потому, наверное, что он немедленно не угнал вертолет и не бросился спасать, а вместо того предложил как следует обдумать план дальнейших действий. Раз всего равно прямо сейчас ничего предпринять нельзя.
Был вечер. Графиня тихо рыдали, стуча по клавишам. Соотечественник стыдился в углу.
Ближе к ночи сиятельства закончили неуместные выяснения отношений. Графиня закрыла ноутбук, переоделась в ванной в халат, и уснула так крепко, как только может спать человек, нарыдавшийся до полной потери сил.
На следующее же утро миссис B. Решила спросить, как мои дела. Через пять минут я точно знала, что, по крайней мере, вечер пятницы и утро субботы проведу без соотечественника.
Но прежде, чем отправиться к поезду, следующему в Уокинг, графиня завернули на станцию Бейкер-стрит. По тому самому адресу. Снаружи было видно только кусок винного цвета обоев в окошке второго этажа, полицейского, со смущенным видом дежурившего у входа в Тот Самый Дом, да служанку в зеленом, широко шагавшую куда-то на угол. Ну, и пусть. Все равно «тот самый» адрес является «тем самым» только официально, а там, где нужно, уже давно построили совершенно неинтересное офисное здание.
Зато за углом, знаете, что? Представьте, что вы прошли по противоположной 221 b стороне улицы немного вперед, повернули направо, перешли дорогу и оказались в Риджентс-парке.
На улице дождь, в ушах у вас венские вальсы, рядом – молчаливый собеседник. Не то пан Поберовски, не то Алекс Фокс, в вымокшем пальто. А в Риджентс-парке цветы: хризантемы, фиалки и что-то еще, белое, желтое и фиолетовое. Пахнет, как в бабушкином саду в детстве. Посреди реки плавают гуси-лебеди в маниакальном количестве, а сквозь серую дождевую стену просматриваются розовые и белые цветущие ветки на том берегу. И вы бредете по звуки Штрауса вперед и вперед, и под ногами у вас скачут толстые голубые белки с рыжими хвостами, которые дерутся и гоняются друг за другом без всякого стеснения, на расстоянии шага от вас. Деревья на вашем пути упираются в небо: в три обхвата, узловатые, с голыми кривыми ветвями. А между ними – пальмы. Тут река сужается, растительность густеет, и вы видите, что у берега стоят на одной ноге цапли. За мостиком еще остров, заросший, как если бы не ступала там нога человека, только одинокая хижина стоит посредине. И от окружающего мира вас надежно закрывает живая изгородь. Дул попутный ветер. Графиня твердо верила, что это он. Ветер несся по дорожкам Риджентс-парка, приминал кусты и забирался за шиворот. Играли вальсы, плавали лебеди, рядом были то Фокс, то Светозар Чернов – по очереди, потому что в последнее время разница между ними сделалась что-то туманной.
Кстати, Фокс. Как же все, как же... где у меня? А, вот.
- Помните, Джейк, я говорил вам о courage? Это чувство, которое не возникает просто так. Нечто должно его породить. В вашей юности, молодые люди, это были романы о приключениях, большей частью веселые. Почувствовав однажды courage, вы пожелали, чтобы ваша жизнь стала таким романом. И она, как вы, вероятно заметили, ею стала. Вы, учитель, считаете, что больше всего интересуетесь наукой, хотя на деле это тот же авантюрный роман, от науки в нем лишь декорации. Жизнь – такая, какой мы хотим ее видеть, ни больше, ни меньше."
Итак, кураж, леди и джентльмены.
Из воспоминаний графини.
Рига, приблизительно 30-е октября 2008 г.Графиня сидела перед компьютером мрачная.
Ознакомительная версия.
