Корнеев, вздрогнув, проснулся. Расстегнул враз взмокший ворот куртки, глубоко вздохнул. На лбу у него выступила испарина. «Приснится же такое», — Николай посмотрел на часы. До Моздока оставалось лету не меньше часа. Попытался было заснуть, но стоило только закрыть глаза, как вновь перед ним выросло зловещее днище танкера.
«Нервы ни к черту. Пить надо меньше, товарищ полковник», — сам себя начал воспитывать Корнеев. Он прильнул к иллюминатору, пытаясь хоть что — нибудь разглядеть сквозь плотную завесу облаков. Его мысли вновь вернулись к загадочным событиям последних дней.
До вылета в Моздок ему не удалось найти ответ ни на один из мучивших его вопросов, больше того, он получил дюжину новых, не менее загадочных. Через свою знакомую в строевой части Корнеев навел некоторые справки о майоре Валиеве. Бросилось в глаза, что этот, на первый взгляд, самый обыкновенный офицер явно был в большом фаворе у начальства. Только за последний год он умудрился пять раз побывать в заграничных командировках. Три раза в Турции и два раза в Германии. Каждый раз цель командировки определялась довольно туманно: оказание экспертной помощи негосударственной компании «Броньэкспорт». Все командировочные предписания были подписаны лично СВ.
О компании «Броньэкспорт» Корнеев слышал давно. Знал, что ее организовали отставные военные, в основном, бывшие комсомольские работники. Сразу после того, как произошла департизация армии, оставшиеся не у дел комсомольские вожди и организовали эту фирму. Пользуясь своими старыми связями, они выбили лицензию на право продажи оружия за рубеж. Офицеры поговаривали, что стартовым капиталом им послужили не сданные вовремя деньги комсомольских взносов.
Заветной мечтой каждого отставника главка было попасть на работу в «Броньэкспорт». Зарплата там была просто огромная по сравнению с нищенским офицерским денежным довольствием. Но попасть туда было делом непростым. «Экс — комсомольские вожди» в свой круг пускали далеко не всех.
Через одного знакомого накануне командировки Николай и попытался расширить свои знания о фирме, но тщетно. На призыв попить пивка и расслабиться его приятель откликнулся охотно. Они встретились в одном недорогом кафе, заказали пива и картофельных чипсов. После четвертой бутылки Николай попытался свернуть разговор на интересующую его тему, но не тут- то было. Его визави сразу протрезвел и, сославшись на занятость, ушел, даже не допив уже початую бутылку.
Обидно, что из — за всей этой суеты так и не удалось встретиться с Надей. Она просила заехать за ней в «Пену» после окончания рабочего дня, но сесть за руль после выпитого пива он не решился. Пришлось ограничиться звонком вежливости. Но и тут не повезло: трубку взяла Клавдия Петровна. Она пролепетала голосом, пропитанным сладким ядом: «Вашей «племянницы» сейчас нет. Гуляет где — то. Сами понимаете, дело молодое». Клавдия Петровна не без издевки называла Корнеева то дядей Колей, то спонсором, а Надю — племянницей и от этого явно получала удовольствие.
На вертолетной площадке под Ведено, куда прилетел Корнеев из Моздока, быстро нашелся попутчик к Потапову. Сержант, командир отделения, слушал долгое перечисление должностей Корнеева, уважительно кивал головой, но стоял на своем: «Не положено, товарищ полковник, без разрешения коменданта не могу взять». Николай не мог получить такое разрешение. Дело в том, что сразу же после приземления в Моздоке к нему подбежал посыльный и передал телефонограмму из Москвы: «Полковнику Корнееву срочно, первым же рейсом, вернуться в Москву». Николай расписался в потрепанном журнале и, ничего не сказав старшему группы, поспешил на вертолетную площадку. Там грел двигатель изрядно обшарпанный транспортный МИ–8. Корнеев сначала запрыгнул на борт, а уже потом узнал, куда летит вертолет. Оказалось, ему повезло: борт летел в Ведено.
Видя непреклонность сержанта, Корнеев выложил последний аргумент: «Потапов — друг мой училищный! Пойми ты это. Нужно мне с ним повидаться». Этот аргумент оказался решающим.
Корнеев довольно комфортно устроился на грязном старом матрасе на броне БТРа. Рядом с ним расположились солдаты с обветренными и прокопченными лицами. Это «блатное» место ему бойцы сами уступили. Такое уважение к «залетному москвичу» объяснялось очень просто. До ушей Николая донесся шепот сержанта: «Он к батяне. Дружбан училищный». Это оказалось лучшей рекомендацией.
Потапов не сумел удержать на лице маску строгого и равнодушного человека, он широко улыбнулся и обнял Николая. В училище они были неразлучны как братья — близнецы. И в самоволки вместе бегали, и на танцы. Много чего можно было вспомнить из их общей курсантской юности.
— Ну, здравствуй, братан. Если есть желание, после дорожки можно баньку истопить. У меня банька — высший класс. Наша спасительница. В батальоне ни одного завшивленного бойца не найдешь. Правда, с дровами проблема, но мои «архаровцы» вчера у кого — то забор позаимствовали, так что все готово.
— Спасибо за приглашение, но в баньку я и в Москве сходить смогу. Нет на это время. Разговор у меня к тебе серьезный.
— Хорошо. Тогда за обедом поговорим. Пошли в столовую.
— Петр, разговор у меня к тебе конфиденциальный…
— Брось эти штучки. У меня ребята надежные.
— И все же, давай к тебе в кунг.
— Как скажешь. Конспиратор, — ухмыльнулся Петр.
В кунге Николаю сразу бросился в глаза строгий порядок. Кровать была аккуратно заправлена синим армейским одеялом, все вещи лежали на своих местах. С небольшого столика улыбалась фотография Ольги. Николай первым познакомился с этой милой девушкой на танцах, но роман у них почему — то не сложился. А стоило появиться на одной совместной вечеринке Петру, как между ними словно разряд электричества пробил.
— Оля почти не изменилась.
— Снимок древний. Мне он очень нравится. Я ее сфотографировал еще в ЗабВО, когда она Пашку вынашивала.
— А это что за музейный экспонат! — Николай взял и слегка приподнял облупленную со всех сторон двухпудовую гирю. — Неужто училищная? Ты что очумел ее с собой таскать по свету?
— Перестань, — Петр слегка смутился. — Какое тебе дело до этой железяки. Это, может, мой талисман. И потом, я же не на себе ее таскаю. Тоже мне невидаль. Кончай таращиться по сторонам, тут тебе не музей. Ближе к делу.
— Хорошо. К делу так к делу. Петр, прочитай вот это для начала. — Корнеев протянул газетную вырезку с отчетом Бергмана. — Расскажи об этом бое подробнее.
Потапов внимательно прочитал материал. Пару раз скривился, словно от кислого яблока, пару раз улыбнулся.
— По сути, здесь все правда, приврал военкор самую малость. Бой был за трое суток до его приезда, с трофеями перебор. Мы ему показали сразу все, что насобирали за неделю, а он лепит, что за ночь взяли. А так — все правда. Да, собственно говоря, в чем дело? — Петр насторожился. — Ты что в особисты подался? Зачем тебе это?
— Зачем? Вопрос, конечно, интересный… А черт его знает, зачем! Сам знаю — не мое это дело. Только из — за этого материала меня и моих ребят дерьмом обмазали, а автора вообще замочили.
— Как это замочили? Брось! Из — за чего тут мочить?
— И я думаю, что нет повода. Но факт остается фактом: сам видел Бергмана в черную клеенку упакованного. Так что ты все, пожалуйста, вспомни. И про морфий расскажи подробней.
— Что тут рассказывать. Наркоту, мы взяли у «чехов» в тайнике за пару дней до приезда твоего писателя. Сдали особистам все пакеты до единого вместе с этим странным бэтром и другими трофеями. У меня в батальоне дурь спросом не пользуется. — Петр презрительно сплюнул сквозь зубы. — Ты мне лучше про своего Валиева расскажи, что это за кадр такой? От него за версту дерьмом разит. Гнилой человек.
— Во — первых, он не мой. Во — вторых, за что ты его так? Чем он тебя так достал?
— Если бы были факты, я бы его уже закопал. Тут закон — тайга. Только нет ничего. Но чует мое сердце, не пленный он вовсе, а с этими «чехами» у него какое — то свое дело было.
— Брось! Не может быть.
— А как понимать, что ключики от наручников, в которые он был закован, у него же в кармане лежали? И потом, в бронемашине мои ребята обнаружили пепел от каких — то бумаг. Руки Валиева в саже были испачканы, говорил, что его заставили какие — то документы спалить, что в них не знает. Ты бы поверил в такую туфту?
— Бред, конечно. Но и с другой стороны не больно гладко получается. Ты думаешь, что он сжег какие — то компрометирующие его бумаги и сам на себя браслеты накинул? А «чехи» что говорят?
— Мы их потрясти, как следует, не успели. Их сразу прямиком в Чернакозово. А по дороге они того… одним словом, при попытке к бегству…
— Выходит, сейчас расспрашивать некого?
— Какой ты догадливый!
— А где сейчас этот «кавказский пленник»? С ним надо потолковать.
