— Бред, конечно. Но и с другой стороны не больно гладко получается. Ты думаешь, что он сжег какие — то компрометирующие его бумаги и сам на себя браслеты накинул? А «чехи» что говорят?
— Мы их потрясти, как следует, не успели. Их сразу прямиком в Чернакозово. А по дороге они того… одним словом, при попытке к бегству…
— Выходит, сейчас расспрашивать некого?
— Какой ты догадливый!
— А где сейчас этот «кавказский пленник»? С ним надо потолковать.
— Как заказывал: на третьем блок — посту водку жрет. Тут его разыскивают все кому не лень. А я им, мол, убыл в медчасть, ничего знать не знаю.
— Петр, а что это был за «бетр»? — Корнеев задумчиво помял в пальцах сигарету, но закуривать не стал. — Какой страны техника?
— По виду не определишь. У нас таких нет однозначно. Машина серьезная и, что самое главное, нулевая, как будто только что с конвейера. Особисты за ним сразу примчались. В брезент упаковали, словно это ценность великая. Все жилы из меня вытянули своими расспросами. Кто в «бетр» залезал, кто фотографировал. — Потапов открыл деревянный ящик из — под снарядов, приспособленный для хранения личных вещей, порылся там немного и, хитро улыбаясь, достал фотоаппарат — мыльницу. — Можешь сам убедиться. Здесь есть кадры, мы вместе с журналистом на фоне трофейной железки.
— Выходит, надул особиста?
— Нет. Просто не все сказал. Бергман своим крутым аппаратом снимал, обещал фотки выслать, только я знаю этих журналюг. От них фоток никогда не дождешься. Вот мои ребята параллельно и щелкнули несколько кадров на эту «мыльницу». Я тебе кассету могу отдать, только с условием, что пленку проявишь и несколько фоток мне обязательно вышлешь. Я своим разведчикам обещал для дембельского альбома. Иначе не дам. Мне твое любопытство по боку.
— По рукам. А сейчас вези меня к своему «кавказскому пленнику». — Корнеев неловко спрыгнул с подножки кунга в вязкую грязь и с досадой отметил, что ноги он все — таки натер новыми берцовками.
В парке Сокольники, несмотря на будний день, было многолюдно. Большое количество разноцветных шатров — палаток летних кафе, дым мангалов, толпы праздношатающихся людей делали парк похожим на походный бивак времен монголо — татарского ига. Запах паленого мяса смешивался с запахом прелой листвы. Поздняя осень и холод не испугали хозяев многочисленных аттракционов, и они, как ни в чем не бывало зазывали к себе гуляющих по парку. Корнеев так засмотрелся на смешные неловкие движения одного подвыпившего оптимиста, который пытался забросить необходимое количество мячей в корзину, что даже не заметил, как подошла Надя.
— Николай! Ну и дела! Любимая прическа братков! — Она сдернула с Корнеева кепку и, проведя рукой по наголо остриженной голове, напела. — А где твой «чубчик, чубчик кучерявый»?
Потом, увидев, что Корнеев насупился, перестала смеяться и миролюбиво добавила:
— Не расстраивайся, тебе так даже идет, только уши больно торчат.
— Что ты предлагаешь? Может мне их скотчем прихватить? — Корнеев отобрал кепку и вновь водрузил ее на свой лысый череп. Он сразу заметил перемену в Наде. На ней были надеты кожаные черные брюки, новая модная чуть приталенная курточка.
— Нет, я предлагаю сходить в ресторан! — Надя вздернула носик, дескать, что слабо?
— Запросто. Выбирай любой.
— И не надейся, что выберу одну из этих забегаловок с брезентовым потолком! Пиво я люблю, но сегодня не такое настроение. Хочу коктейль «Б–52»! Тебе, как профессиональному «бомбардировщику», он всем понравится, кроме цены.
— Пусть об этом у тебя голова не болит. Сегодня я богат как Крез. Командировочные получил — бешеные деньги. Гулять, так гулять!
Из командировки он привез не только «боевые» за пять дней (по девятьсот пятьдесят рублей за сутки!), но и живой «гостинец». Покупать в аптеке лекарство от педикулеза у него не хватило духу, поэтому он утром принял кардинальное решение: расстаться со вшами вместе с волосами.
Парикмахерша, рыхлая женщина средних лет, подозрительно косилась из — под очков в роговой оправе на своего клиента. Видимо, ей удалось разглядеть в его волосах истинную причину резкой смены имиджа, но заказ все — таки выполнила. Не дождавшись даже оплаты, она схватилась за веник выметать зараженный волос. На лице ее было выражение гадливости и презрения. Корнеев красный, как обложка памятного адреса, положил деньги на столик и бочком — бочком пошел к выходу. Вдогонку ему парикмахерша все — таки не удержалась от обидного совета: «В баню чаще ходить надо, молодой человек». И уже тише, как бы разговаривая сама с собой, добавила: «А на вид не скажешь, что бомж».
Круглый зал кафе, куда зашли Николай и Надя, был слабо освещен и почти безлюден. За дальним столиком сидела компания молодых парней. Они допивали уже третью бутылку водки. А столик напротив занимала совсем юная парочка. Играла медленная музыка, но ни она, ни полумрак не создавали уюта. Корнееву казалось, что он сидит не в кафе, а на холодной арене провинциального цирка. Для полноты впечатлений не хватало посыпать пол опилками.
За стойкой бара дремал официант. Его коллега колдовал вместе с Надей над заказанным коктейлем «Б–52». У него все никак не получалось поджечь слой спирта в фужере. Именно в горящем виде, по утверждению Нади, этот коктейль положено подавать.
— У нас в «Пене» это фирменный коктейль. А вы, я вижу, совсем не умеете с ним обращаться. Может быть, слой спирта маловат?
С третьей спички удалось поджечь коктейль. Над фужером заметалось бледно — синее пламя. Официант победно заулыбался, будто он не коктейль «Б–52», а впрямь вражеский бомбардировщик поджег. Видно было, что он с огромным трудом все это время сдерживался, чтобы не отреагировать на все подколки и упреки Нади.
— Горячее будет чуть позже. Приятного отдыха, — с облегчением выдохнул он и поспешил ретироваться.
Корнеев выпил залпом сок и, достав из кармана чекушку коньяка, наполнил до краев освободившийся стакан янтарной жидкостью. Себе он не стал заказывать это баловство за сто двадцать рублей, а предусмотрительно купил в магазине плоскую двухсотпятидесятиграммовую фляжку коньяка.
Разговор явно не клеился. Корнееву хотелось поделиться с Надей своими впечатлениями о командировке, а ее, в свою очередь, переполняли новости с нового места работы.
— Ты представляешь, моему шефу очень понравился мой стиль в одежде, макияж, и он предложил должность визажиста. Зарплата больше, а работа простая: следить за внешним видом официанток. Я уже и аванс получила.
— Визажист — это что за хренатень такая? Кузнечик, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Больше этот добрый дядя тебе ничего не предлагал? — Корнееву не нравились эти новости, но и обсуждать их сейчас ему очень не хотелось. Он сделал большой глоток коньяка и насладился теплой волной, прокатившейся по всему телу.
— Имей совесть! У тебя одно на уме. Я ведь и обидеться могу. — Надя вынула из фужера и сломала трубочку.
— Молчу — молчу. Давай лучше потанцуем. Тем более никто нас не будет толкать.
Как по заказу зазвучала понравившаяся Корнееву песня из кинофильма «Титаник». Совсем недавно они вместе ходили смотреть этот фильм. В отличие от многочисленных западных триллеров, скроенных по одному лекалу, в этой ленте было что — то живое, душевное. Помнится, когда они вышли из теплого, но душного кинозала в холод вечера, он неожиданно сказал Наде:
— Мы ведь тоже с тобой на борту «Титаника». Так же громко на верхней палубе играет музыка, господа в своих люксовых каютах пьют, танцуют и не хотят поверить в надвигающуюся катастрофу. А тем временем на нижних палубах, на Кавказе, уже гибнут люди.
— О чем ты? Что за странные фантазии. — Надя обняла его руку и по своей привычке засыпала Николая риторическими вопросами. «Когда крен палубы нашего «Титаника» достигнет критических величин, тогда поймешь, о чем я говорил», — подумал Николай.
Надя с готовностью прижалась к нему всем телом. Николай почувствовал упругость ее груди, и новая теплая волна нежности набежала на него. Так бесшумно и властно набегает вечером на остывшую гальку черноморского берега прогревшаяся за день волна. Он вдыхал запах ее волос и думал, какой же он безнадежный кретин: сам загнал их отношения в тупик и теперь страдает от этого. Николай не мог сделать Наде предложение, так как не в его силах было реализовать сокровенное ее желание — получить квартиру в Москве. Права была парикмахерша — он самый настоящий бомж. Даже у тех офицеров, кто официально стоит в очереди на квартиру, получить заветный ордер мало шансов, у него же их нет и в помине. Квартиру от министерства обороны он уже получал — другой не положено. Сделать Надю просто любовницей он тоже не хотел. Николаю почему — то вспомнились давно забытые стихи, и он их тихо на ушко продекламировал Наде:
