Я раскрыл чемодан и стал складывать вещи в ящик комода, свободный, если не считать подмышников и школьного выпускного альбома. Посреди этого занятия по лестнице тяжелым шагом поднялся Рон.
— Привет, — сказал он мне через коридор.
— Поздравляю, — отозвался я. Надо было сообразить, что за обменом приветствиями неминуемо последует рукопожатие. Рон отложил свои дела в комнате и вошел ко мне.
— Спасибо. — Он пожал мне руку. — Спасибо.
Потом он сел на мою кровать и смотрел, как я убираю последние вещи. У меня была одна рубашка с ярлычком «Брукс Брадерс», и я дал ей полежать на кровати, а рубашки «Эрроу» быстро переложил в ящик. Рон сидел, потирая предплечье, и улыбался. Вскоре мне стало совсем неловко.
— Да, — сказал я, — вот это новость.
Он согласился — не знаю уж с чем.
— Какие ощущения? — спросил я после еще одной затяжной паузы.
— Лучше. Феррари заехал исподтишка.
— А. Хорошо, — сказал я. — Какие ощущения перед свадьбой?
— Да нормально, по-моему.
Я прислонился к бюро и считал полоски на ковре.
Рон наконец рискнул вступить на территорию языка.
— Ты что-нибудь знаешь о музыке?
— Да, немного.
— Если хочешь, можно послушать мой проигрыватель.
— Спасибо, Рон. Я не знал, что ты любишь музыку.
— Конечно. У меня все до одной пластинки Андре Костеланеца. Ты любишь Монтовани?[23] У меня он тоже есть. Я люблю полуклассику. Если хочешь, можно послушать мою пластинку из Колумбуса… — Голос его постепенно затих. Наконец он пожал мне руку и вышел.
Снизу слышался голос Джулии, она пела: «Я буду тетей». Миссис Патимкин говорила ей: «Нет, деточка, ты будешь золовкой. Спой это, родная», но Джулия продолжала распевать: «Я буду те-о-тей», потом вступил голос Бренды: «Мы будем те-о-тей», Джулия подхватила песню, и в конце концов миссис Патимкин воззвала к мужу: «Скажи ей, чтобы перестала ее подзуживать…» Вскоре дуэт смолк.
Потом снова послышался голос миссис Патимкин. Слов я не мог разобрать, но ей ответила Бренда. Заговорили громче, теперь все стало слышно.
«Мне нужен полный дом народа?» — Это миссис Патимкин.
«Мама, я тебя спросила».
«Ты спросила отца. А сначала должна была спросить меня. Он не знает, сколько мне из-за этого лишней работы…»
«Господи, можно подумать, у тебя нет Карлоты и Дженни».
«Карлота и Дженни не могут везде поспеть. У нас не Армия спасения!»[24]
«Это еще что значит, черт возьми?»
«Что за выражения? Разговаривай так со своими подружками».
«Мама, прекрати!»
«Не смей повышать на меня голос. Ты палец о палец не ударила, чтобы помочь по дому».
«Я не рабыня… я дочь».
«Тебе не мешало бы узнать, что такое работа по хозяйству».
«Зачем? — сказала Бренда. — Зачем?»
«Затем, что ты ленивая, — ответила миссис Патимкин, — и думаешь, что мир обязан тебя обеспечивать».
«Кто это сказал?»
«Тебе пора зарабатывать деньги, хотя бы на свои тряпки».
«Зачем? Господи, папа может жить на одни дивиденды. На что ты жалуешься?»
«Когда ты последний раз помыла тарелку?»
«Черт возьми, Карлота моет тарелки!»
«Не чертыхаться здесь!»
«Мама! — Бренда уже плакала. — Почему ты такая, черт возьми!»
«Довольно, — сказала миссис Патимкин, — плачь со своим дружком».
«Со своим дружком… — плакала Бренда. — Почему ты на него не наорешь заодно… Почему все так злы со мной…»
В комнате напротив тысячи поющих скрипок Костеланеца закатились «Ночью и днем». Дверь Рона была открыта, и я увидел его на кровати, вытянувшегося, колоссального; он подпевал пластинке. Слова были из «Ночью и днем», но мелодию Рона я не узнал. Через минуту он поднял трубку и назвал оператору номер в Милуоки. Пока его соединяли, он повернулся набок и прибавил громкости в проигрывателе, чтобы его услышали на западе, за полторы тысячи километров отсюда.
Внизу раздался голос Джулии: «Ха-ха, Бренда плачет, ха-ха, Бренда плачет».
И Бренда взбежала по лестнице.
— Тебе это отольется, поганка, — крикнула она вниз.
«Бренда!» — крикнула миссис Патимкин.
«Мамочка! — закричала Джулия. — Бренда меня обзывает!»
«Что тут происходит?» — гаркнул мистер Патимкин.
«Вы меня звали, мистер П?» — крикнула Карлота.
А Рон в комнате напротив сказал: «Привет, Гар. Я им сообщил».
Я сел на свою рубашку от братьев Брукс и громко произнес свое имя.
* * *
— Черт бы ее взял! — сказала Бренда, расхаживая по моей комнате.
— Бренда, как думаешь, мне убраться?..
— Ш-ш-ш. — Она подошла к двери и прислушалась. — Уезжают в гости, слава Богу.
— Бренда…
— Шшш… Ушли.
— С Джулией?
— Да. Рон у себя? Его дверь закрыта.
— Он вышел.
— Их тут никого не слышно. Ходят крадучись, на резиновых подошвах. Ох, Нил…
— Брен, я спросил тебя: может, мне побыть здесь завтра и уехать?
— Да она не из-за тебя злится.
— От меня тоже мало удовольствия.
— Из-за Рона. Она из-за женитьбы съехала с катушек. Да еще я тут. Теперь, когда появится паинька Гарриет, она вообще забудет о моем существовании.
— А ты разве против?
Она подошла к окну и выглянула наружу. Там было темно и прохладно; деревья шелестели и трепались на ветру, словно простыни, вывешенные для просушки. Все на дворе намекало на сентябрь, и я впервые задумался о том, что Бренде скоро уезжать в колледж.
— Разве ты против? — Но она меня не слушала.
Она подошла к двери в другом конце комнаты.
Открыла ее.
— Я думал, там чулан, — сказал я.
— Иди сюда.
Она придержала дверь, мы заглянули в темноту и услышали странный шум ветра в карнизах.
— Что здесь? — спросил я.
— Деньги. — Бренда вошла в комнату. Когда она включила тусклую шестидесятиваттную лампочку, я увидел, что комната полна старой мебели — два кресла с высокими спинками, засаленными на уровне головы, диван с провисшим посередке пузом, складной карточный стол, два с вылезшей набивкой кресла к карточному столу, зеркало с облупившейся сзади краской. Журнальный столик с треснувшей стеклянной крышкой и груда скатанных штор.
— Что это? — спросил я.
— Склад. Наша старая мебель.
— Насколько старая?
— Из Ньюарка, — сказала она. — Подойди.
Она стояла на четвереньках перед диваном и приподняла его пузо, чтобы под него заглянуть.
— Бренда, какого черта мы тут делаем? Вся перепачкаешься.
— Их тут нет.
— Чего?
— Денег. Я же тебе сказала.
Я сел на кресло, подняв облачко пыли. Снаружи пошел дождь, и через отдушину в стене на нас пахнуло осенней сыростью. Бренда поднялась с пола и села на диван. Колени и шорты у нее были испачканы, и, когда она откинула волосы, испачкался лоб. Там, среди беспорядка и грязи, у меня было странное видение: я увидел нас, обоих нас среди беспорядка и грязи — мы были похожи на молодую чету, которая только что въехала в новую квартиру, мы вдруг произвели инвентаризацию нашего имущества, финансов, будущего, и единственное, что нас порадовало — чистый запах снаружи, который напомнил нам, что мы живы, но не насытит нас в час нужды.
— Какие деньги? — спросил я.
— Сотенные бумажки. С того времени, когда я была девочкой… — И она глубоко вздохнула. — Когда я была девочкой и мы только что переехали из Ньюарка, отец однажды привел меня сюда. Привел меня в эту комнату и сказал: если со мной что-нибудь случится, знай, что здесь есть для тебя деньги. Сказал, что только для меня, больше ни для кого. И чтобы я никому о них не говорила, даже Рону. И матери.
— Сколько там было?
— Три сотенных бумажки. До этого я таких не видела. Мне было девять лет, сколько сейчас Джулии. Наверное, мы еще и месяца тут не прожили. Помню, я ходила сюда, наверное, раз в неделю, когда в доме никого, кроме Карлоты, не было, залезала под диван, проверяла, там ли они. И всегда они там были. Он о них больше не заговаривал. Ни разу.
— Где же они? Может, кто-то украл?
— Не знаю, Нил. Думаю, он сам их забрал.
— Когда они исчезли, неужели ты ему не сказала? Карлота могла…
— Я и не знала, что они исчезли — до этой минуты. В какой-то момент я, наверно, перестала заглядывать… потом забыла о них. Или перестала думать. У меня всегда хватало денег. Эти мне были не нужны. Думаю, он решил однажды, что они мне не понадобятся.
Бренда подошла к узкому пыльному окну и написала на нем свои инициалы.
— А зачем они сейчас тебе понадобились? — спросил я.
— Не знаю, — сказала она и выключила свет. Я не поднялся с кресла, и Бренда, стоявшая в двух шагах от меня в обтягивающих шортах и рубашке, казалась голой. Я увидел, что плечи у нее вздрагивают.
— Я хотела найти их и разорвать на мелкие клочки и засунуть эту дрянь в ее сумку! Если бы нашла, так бы и сделала, честное слово!
