Среди собравшихся только председатель братства, Франсиско, выделялся своей внешностью. Благодаря некоторым своим качествам, высоко ценимым сдержанными, неприхотливыми рыбаками, он пользовался почти неограниченной властью. Суровый и сдержанный, Франсиско, вполне естественно, стал вожаком людей, которые гордились тем, что даже самые скромные удовольствия себе позволяли нечасто. Франсиско работал больше всех, ел меньше других, вина не пил, жертвовал больше остальных на нужды братства и в конце войны дольше других просидел в концентрационном лагере. У Франсиско была большая семья, жившая в достатке, а его холодная, демоническая красота не раз тревожила восторженные сердца дам, приезжавших летом с севера в Торре-дель-Мар.
На сей раз собрались якобы для того, чтобы организовать сбор средств для одного из жителей деревни, которому надо было сделать в Барселоне дорогостоящую операцию. Вопрос решили быстро — кто бросил два-три слова, кто просто кивнул, а затем Франсиско сказал:
— Да, кстати, хочу сообщить вам о том, что я намерен предпринять на будущей неделе.
Кое-кто из рыбаков одобрительно кашлянул.
— Я хочу предложить Косте работать на моей лодке. Есть возражения? Если кто не согласен, сейчас самое время сказать об этом.
Франсиско обвел молчащих рыбаков строгим взглядом.
— Ну, раз так, будем считать, что никто не против. Ты хотел что-то сказать, Симон?.. Прости, если перебил тебя.
Висевшее на стене кривое зеркало образовало словно ореол вокруг изможденного, страдальческого лица Симона; он облизнул губы и сказал:
— Твоя лодка — не моя.
— Но ты на ней работаешь, и, значит, тебя это прямо касается. Поскольку Педро выбывает, Коста будет получать двенадцатую часть улова.
— Ты хозяин, — сказал Симон.
— И вот еще что. Когда Коста придет, каждый член артели пожмет ему руку.
— Может, еще преподнести ему какой-нибудь подарочек? — спросил Симон. — Скажем, пяток яиц или еще что-нибудь?
Франсиско нахмурился.
— Хочу с самого начала предупредить всех, что я не потерплю вражды в моей команде. Обойдемся без ссор.
Рыбак, которого душил, по-видимому, тесный ворот рубашки, сказал:
— Своей собственностью ты, Франсиско, можешь распоряжаться как хочешь. Почему бы и нет? Мы — люди свободные. Не понимаю только, зачем тебе понадобилось обсуждать этот вопрос здесь.
Он быстро обвел взглядом присутствующих и криво улыбнулся, ища одобрения.
Заговорил ФранСиско:
— Одна из целей нашего братства — по мере возможности восстанавливать справедливость. Коста наказан всеми нами — нечего закрывать на это глаза. Только, по-моему, всякая вина заслуживает определенного наказания. И раз человек это наказание отбыл, он свободен. Не забывайте, что, когда разразилась война, из нашей деревни не один Коста оказался на территории, занятой фашистами.
— Не один, — подтвердил кто-то, — но награды-то удостоился только он один.
— Видно, ему это пришлось по вкусу, — заметил тот, кому давил воротник. Симон же спросил:
— А как насчет того, будто он в одиночку захватил нашу позицию? Все об этом болтают.
— Он всегда это отрицал, так почему же я должен верить другим, а не ему?
— За что же он тогда получил свою медяшку?
— Да что ж тут особенного? Крест за военные заслуги второй степени. Фашисты выдавали их вместе с пайком. Гораздо важнее, что, вернувшись, Коста ни разу не пошел против нас, а это известно каждому. Судите людей по их делам, говорю я.
Гул неодобрения замер, но Симон продолжал:
— Если он будет с нами рыбачить, значит, он получит право быть избранным в члены нашего братства. А раз так, может, мы подождем с решением до следующего собрания и еще обсудим это дело между собой?
— Прекрасно, — сказал Франсиско.
— Это тоже надо учитывать. Но если остальные согласятся, я не буду против.
— Хорошо, — сказал Франсиско, — а теперь можно приступить и к делам более важным.
Раздался осторожный стук, и в комнату вошел старый официант с подносом в руках. Франсиско взял стакан воды и подождал, пока старик не вышел.
— То, что я сейчас скажу, должно остаться, как всегда, в тайне — и от жен тоже. Понятно?
Симон бесшумно встал и затворил окно. Другой рыбак открыл дверь и выглянул в кафе, где единственный посетитель — разорившийся помещик в трауре — раскладывал пасьянс да стоя дремал, прислонившись к кассе, старый официант. Рыбак тихо притворил дверь и кивнул Франсиско, и тогда Франсиско сказал:
— Вопрос в том, что нам делать с новым лейтенантом полиции.
Служебное усердие лейтенанта Кальеса, который требовал безоговорочного соблюдения самых пустячных запретов, доводило до белого каления жителей деревни, а его отказ — неслыханное дело! — брать взятки приводил в бешенство процветающих барселонских спекулянтов, понаехавших на лето в Торре-дель-Мар. Лейтенант отличился по службе, разгромив гнездо контрабандистов в одном из небольших портовых городков, где он беспощадно провел карательную кампанию, прибегнув к методам весьма сомнительным; после этого его для той же цели направили в Торре-дель-Мар. Не будь Кальес полицейским, он посвятил бы себя служению святой церкви; он и теперь редкие свободные минуты проводил за чтением священных книг, испытывая при этом ни с чем не сравнимое наслаждение.
В этот день Кальеса привел в замешательство неожиданный приезд полковника — его непосредственного начальника. Человек этот оставался для него загадкой.
Они сидели лицом к лицу на жестких стульях; лейтенант держался подчеркнуто прямо и был весь внимание, полковник же мог позволить себе более свободную позу. Он расположился так, чтобы иметь возможность обозревать через окно окрестности: береговые укрепления, коричневые прямоугольники рыбацких сетей на пляже и большую часть бухты с едва прикрытым водой рифом. «Словно изъян в изумруде, — подумал полковник. — Впрочем, разве в изумрудах бывают изъяны? Тогда, скажем, как в горном хрустале». Он был человеком утонченным и в кругу близких друзей-аристократов весьма неодобрительно отзывался о своей профессии. Последние два года он сочинял бесконечно длинную эклогу, которая все еще была далека от завершения.
Полковник перевел взгляд на лейтенанта — тот сидел как истукан, угрюмый, чрезмерно почтительный, и что-то аскетическое проглядывало в его розовом после бритья лице. В комнате имелся лишь сосновый стол, два жестких стула, аляповатая картинка религиозного содержания и по-солдатски заправленная койка. Сильно пахло дезинфицирующим средством зотал.
— Как вы устроились в этом уютном уголке? — спросил полковник. — Надеюсь, хорошо?
До чего же скучно выдерживать нужный тон: ни на минуту нельзя забывать, что ты — начальство. Полковник позволил себе еще раз посмотреть в окно.
— Идиллия, — произнес он. Близорукие глаза его от умиления увлажнились. — Как я вам завидую!
— Прошу прощения, сеньор? — Покорно, хотя и с явным отвращением лейтенант проследил за взглядом полковника.
— Я говорю о восхитительном виде, который открывается из вашего окна, — сказал полковник. Он изучал своего подчиненного: недалекий, ограниченный, плохо разбирающийся в людях, достаточно честный — это безусловно, — фанатичный даже. В полиции, где такие люди нужны, их слишком мало, а в целом для блага человечества, увы, слишком много. — Довольны вы тем, как идут у вас дела?
— Я никогда не осмелюсь сказать, сеньор, что я вполне доволен. Я подготовил рапорт о состоянии дел, может быть, вы пожелаете взглянуть? — Кальес поспешно выдвинул ящик стола и извлек из него папку.
— Не беспокойтесь, рапорт пока что оставим, — сказал полковник. — Изложите мне в общих чертах самое главное. Времени остается мало, а до отъезда мне бы хотелось взглянуть на деревню.
— Вообще-то все более или менее благополучно. Единственное серьезное дело связано с тайным складом контрабанды, обнаруженным еще в прошлом году.
— Я что-то припоминаю, — сказал полковник, с трудом заставляя себя сосредоточиться. — Может быть, вы мне напомните. — «Господи, — подумал он, — какие же все это пустяки по сравнению с вечностью!»
Монотонно, казенным языком лейтенант стал привычно докладывать:
— Шестнадцатого сентября, около четырех часов пополудни, одна молодая леди иностранного происхождения, заявившая, что она занята поисками редких морских животных, вошла в пещеру неподалеку от Кала-Бланки. В дальнем углу пещеры она обнаружила несколько ящиков, один из которых был вскрыт. Она поинтересовалась, что в нем, и нашла противозачаточные средства.
— В самом деле? — воскликнул полковник, стараясь подавить улыбку.
— К сожалению, я не видел полного списка всех обнаруженных предметов, сеньор. Кроме того, в ящиках оказалось свыше пяти миллионов сигарет и различные медикаменты.
