— Три пачки хлопьев — это много, — сказала я. — Выбери одну, остальные мы уберем.
Она, конечно, хотела их все, и все виды печенья, и все десерты в холодильнике, так что я вытаскивала из тележки не меньше, чем клала в нее, но Джоди была хотя бы чем-то занята и довольна.
На еженедельную закупку у нас ушло без малого два часа, и мы наконец добрались до кассы, где Джоди приметила лоток со сладостями, исключительно «умно» расположенный в проходе. Я принялась выгружать содержимое тележки на ленту и разрешила ей выбрать себе шоколадку в награду за то, что она была такой умницей и помогла мне.
— Одну, — повторила я, как только упаковки с конфетами посыпались в тележку. Но я уже видела, что ее прежняя готовность идти на контакт иссякла. — Возьми шоколадное драже, ты же его любишь.
— Хочу все! — закричала она и демонстративно уселась на пол.
Женщина, стоявшая за нами, явно осуждала такую бездарную мать, как я, и бросила на меня укоризненный взгляд. Я выгрузила последние покупки, в том числе и драже, на конвейер и вернула остальные конфеты на место. Краем глаза я наблюдала за Джоди. В ней закипала ярость: она скрестила ноги, сложила руки и издевательски усмехнулась. Девочка сильно пнула тележку, и та полетела прямо в меня. Я стиснула зубы, чтобы не показать, как мне больно, протолкнула тележку через проход и поставила у конца кассы, чтобы складывать в нее пакеты с покупками.
— Не хочешь помочь мне упаковаться? — попробовала я отвлечь ее. — Ты мне здорово помогла сегодня, и я думала, что и сейчас поможешь.
Она отказывалась смотреть на меня, и я не знала, как же мне вытащить ее с прохода, но твердо решила, что этим скандалом на людях она уж точно своего не добьется.
— Не хочу эти конфеты. Мне они не нравятся, — неожиданно закричала она.
— Не кричи, пожалуйста. — Я посмотрела на нее. — Я же сказала, можешь выбрать любые, но побыстрее. Мы уже почти закончили.
Люди, уже не стесняясь, глазели на нас. Джоди в раздражении вскочила на ноги, ухватила большой пакет леденцов и запустила им в кассиршу.
— Джоди! — Я повернулась к кассирше, которая обменялась красноречивыми взглядами с женщиной позади нас. — Простите, пожалуйста.
Я заплатила по счету, еще раз извинилась, и мы ушли. Выйдя на улицу, я не обращала внимания на просьбы Джоди дать ей конфет и быстро катила тележку к машине. Открыла дверь, усадила Джоди и пристегнула ее ремнем:
— Сиди здесь. Я положу пакеты в багажник. Ты разозлила меня, Джоди. Ты вела себя отвратительно.
Я подглядывала за ней через заднее стекло. Челюсти ее были сжаты, но она бормотала что-то себе под нос и пинала переднее сиденье. Представляю, что она чувствовала. Мне самой хотелось ударить… и не только сиденье. В магазине была чудовищная сцена, а впереди ждали еще большие неприятности. Потакать таким выходкам — не решение проблемы, ни для меня, ни для Джоди, если речь идет о длительном сроке совместного пребывания.
Я отвезла тележку назад и уселась на свое место.
— Дай мне конфеты, — проворчала она, — сейчас хочу.
— Только когда ты успокоишься, Джоди, и извинишься. Я не потерплю такого поведения на людях.
— Дай, или я накакаю здесь, — пригрозила она.
— Что ты сказала? Нет уж, этого ты не сделаешь! Так вот, значит, подумала я, она готова наложить кучу, если ей не дадут того, что она попросит. Не так ли было и в первый день? Намерение во что бы то ни стало получить желаемое, а не страх или неконтролируемое опорожнение кишечника? И насколько мне не хотелось, чтобы она испортила мою машину, настолько же не хотелось уступать шантажу.
— Джоди, если ты сейчас это сделаешь, конфет не получишь весь день. Ты не можешь просто покричать и получить все, что захочешь. У твоих прежних попечителей наверняка такого не было.
— Было. Я все получала. Я заставляла их.
Я завела машину и тронулась к выезду. Не сомневаюсь, она сказала чистую правду. Немудрено, что прежние попечители Джоди, учитывая ее скандальное поведение, уступали просьбам, чтобы только заставил, ее затихнуть. Наверняка именно так у нее и набралось то количество тряпок и игрушек, с которыми она приехала ко мне. Я взглянула в зеркало заднего вида. Она показала язык и снова стала пинать мое кресло.
— Джоди, я думаю, это будет тебе уроком, дорогая моя. Плохим поведением ты не добьешься того, чего хочешь. А даже совсем наоборот.
— У меня и дома было все что нужно, — сказала она на удивление связно.
— Да ну, — равнодушно отвечала я.
— Чтобы я не рассказала, мне все давали.
Я замялась:
— Не рассказала что, Джоди?
Последовала долгая пауза.
— Ничего. Теперь мне можно конфеты, Кэти? Прости. Я больше не буду.
— Хорошо, как только приедем домой.
Когда мы выехали на шоссе, кислый запах с заднего сиденья дал мне понять, что Джоди привела свою угрозу в исполнение. Как только мы окажемся дома, нам предстоит еще одна неприятная процедура в душе.
— Предыдущие опекуны что-нибудь говорили о дефекации как средстве контроля? — спросила я Эйлин, социального работника Джоди, на следующий день, когда та позвонила. Это был наш первый разговор со дня предварительного собеседования, и я была рада слышать ее. Хороший социальный работник может немало облегчить задачу, и я надеялась, что мы с Эйлин сможем помочь друг другу, работая сообща. — Она угрожает сходить под себя, если ей не дадут того, что она хочет, и уже дважды она так и сделала. Первый раз я списала все на волнение, но второй раз это было в машине, после того как я отказалась покупать ей все конфеты, которые она захотела. Она пригрозила наложить кучу на заднее сиденье и сдержала слово.
Эйлин замешкалась. Я была уверена, что она ответит «да», хотя, возможно, и в более обтекаемых выражениях. Порядок поступков Джоди был слишком отработан, чтобы это проявилось в моем доме впервые. Хотя бы некоторое время она уже должна была прибегать к дефекации как способу шантажа.
— Наверное, это есть в ее деле. А что? У вас какие-то проблемы?
Сама мысль о том, что ребенок, который угрожает нагадить в машине, если не исполнят его желание, и потом-таки выполняет свою угрозу, может не представлять собой проблему, рассмешила меня. Я слышала в голосе Эйлин беспокойство — не захочу ли я теперь отдать Джоди обратно? И видимо, она считала, что с моей стороны это была бы слишком бурная реакция на такое происшествие. Ну, может, регулярные испражнения где попало и не кажутся ей такой уж проблемой, но это же не ей отмывать машину.
— Если у меня все же получится сладить с девочкой, — ответила я, — я должна быть уверена, что получила полную информацию о ней. Можете еще раз все проверить и перезвонить мне, если вам не трудно?
— Я посмотрю, — ответила Эйлин, но мне показалось, что она не будет этого делать. Если она до сих пор не ознакомилась с делом, то и сейчас вряд ли станет себя утруждать, раз уж Джоди поселили у меня. Из своего долгого опыта я знала, как работает эта организация.
Эйлин сменила тему:
— Свидание назначено на завтра. — Она использовала стандартный термин для обозначения встречи ребенка с собственными родителями. — Ее заберут в шесть, если вы не возражаете.
— Конечно нет. Но почему так поздно?
— Отец Джоди не сможет освободиться раньше, а он очень хочет встретиться с ней. Он еще не пропустил ни одного свидания.
Я поняла, что имела в виду Эйлин. Естественно, ей казалось, что он со своей стороны проявляет ответственность и это говорит о крепкой отеческой привязанности к дочери. Если в течение нескольких последующих месяцев все будет идти гладко и родители Джоди смогут привести в норму свою жизнь, есть все шансы, что Джоди вернется к ним. Социальные службы всегда воссоединяют семьи, если есть такая возможность. Окончательное решение, тем не менее, остается за судом на семейном слушании по делу об опеке.
— Что-нибудь еще? — спросила Эйлин, не скрывая надежды, что я скажу «нет, ничего».
— Она ведет себя, как и предполагалось… — И я рассказала ей обо всем, что случилось, как и Джилл, но Эйлин не слишком активно реагировала на мои рассказы о членовредительстве, жестокости и о прочем. К своему огромному разочарованию, я поняла, что той поддержки, на которую я рассчитывала, Джоди от нее не видать. — Будем надеяться на улучшения, — подытожила я.
На следующее утро в пять меня разбудил топот Джоди, спускавшейся по лестнице. Я уже привыкла и к беспокойным ночам (пару раз за ночь она звала меня — наверное, ее мучили кошмары), и к неизменно ранним пробуждениям. В моих мыслях уже вырисовывалась общая схема поведения Джоди: как правило, чем глубже травмирован ребенок, тем беспокойнее он спит и тем раньше встает. Иногда это бывает связано с тем, что патронатные воспитанники привыкли присматривать за своими младшими братьями и сестрами и нередко им приходилось будить родителей по утрам и самим готовить завтрак на всех. В других же случаях это происходит по той причине, что такой ребенок постоянно начеку и, следовательно, не в состоянии спать долго — его инстинкт выживания все время понуждает действовать. Неудивительно, что Джоди вставала на рассвете.
