Помолчали.
— Ты что ж, гад, делаешь?! — взвился вдруг коршуном Нестор Иванович. — На святую анархию посягнул?!
— Сам же учишь, — отпрянул Сеня, — все принадлежит народу?
— А ты не так умен, как казалось, — взгрустнул Махно. — Что Москва с людьми делает, а? Мозги набекрень!
— Да и нет тебя! — в похмельном угаре взвыл Семен. — Пол века назад почил в бозе. На выпускном о тебе на вопрос отвечал!
Махно щелкнул Семена по лбу. Пребольно! И как рассмеется:
— Значит, я что? Привидение? Дух?
— Вроде того…
— Ах, Сеня-Сеня, — Махно нырнул в подпечник и достал огромную бутыль с бурой жидкостью, — хоть и глуп ты, а люб.
— Больше не пью, — откачнулся Семен.
— А я и не предлагаю, — Махно налил стопочку, махнул разом. — Хорошо!
— Что это? — Сеня понюхал стопку, пахло болотной прелью.
— Эликсир молодости. Или бессмертия. Настойка на алтайских тушканчиках. Я бессмертен, как и анархия.
5.
Глубокой ночью Семен Глушко выкрал эликсир бессмертия, набрал рюкзачок царской печатки золотых, да и зашагал к Москве.
Пришел в столицу, а там радость — жена вернулась. Из института генетики звонят. Мощные вложения в него влились. У всех мажор на душе, от желания работать руки чешутся.
И позвали Семена не абы кем, ни кухаркой, ни сторожем, а высоким начальством. Первым замом самого директора!
Окладец ахнули — будь здоров!
Трех секретарш у компьютеров посадили, одна другой краше.
И зажили Сеня с жинкой в свое удовольствие. Оклад министерский, да и рюкзачок золота припасен. С голоду не помрешь!
И настроение у Сени просто супер.
Вечером придет домой, махнет стопарик настойки из алтайских тушканчиков, сразу всю усталость, все хвори, как рукой снимет. Головную боль, ломоту в суставах убирает начисто. А мужскую потенцию как поднимает?! Ведь Семену уже за сороковник перевалило. А тут, как семнадцатилетний, всегда готов!
Жена, Галчонок, им довольная. Мурлыкая, носки вяжет, из козьей шерсти. Во всю щеку румянец.
Минул год, и уже не верилось, что в диком угаре он покинул столицу. Не верилось, что пару лет был вице-мэром Гуляй-Поля, делил ложе с Гликерьей, якшался с легендарным батькой.
6.
Как-то на прием к Сене, а он уже стал директором института, полноправным хозяином отечественной генетики, записался проситель со странной фамилией — Махнорылов.
Подустав от приема попрошаек и лже-спонсоров всех мастей, Семен Аркадьевич Глушко с любопытством ждал очередного посетителя.
В дубовый кабинет вошел сгорбленный старик в черных очках. На старце болтались солдатские обноски. Седые лохмы прикрывала бейсбольная шапочка.
Не спрашивая разрешения, незнакомец сел, цепко схватил Сеню за руку:
— Где настойка?!
— Батька?
Старик сорвал черные очки, молодо и зло сверкнул очами:
— Он самый. Так где она?
— Известно где! Дома! — Семен еле выдернул руку.
— Пошли!
Не дожидаясь обеденного перерыва, пришлось идти с батькой.
Дверь отворила Галчонок, изумленно взглянула на старика:
— Это кто?
— Ты его не знаешь…
— Нестор Иванович, — Махно сдернул с себя бейсбольную кепочку и толкнул Сеню кулаком в бок: — Быстрее!
Сеня достал из зеркального бара ополовиненную заветную бутылочку.
Как же принялся хлебать из нее Махно!
Так на вокзале бомж лакает из горла портвешок.
Кадык ходил ходуном.
Сразу стал молодеть.
Кожа батьки подтянулась, посмуглела. Шея стала шире, раздутые вены на ней исчезли. Жилистые руки перестали дрожать.
Махно рыгнул, спрятал бутыль в походный мешок:
— О деньгах не спрашиваю. Живи!
— Можно хлебнуть на прощание? — пошел красными пятнами Сеня.
— Дурак, — скривился Махно. — В моем лице анархия могла умереть. Только ей и жива Россия!
— Да ведь тебе новую настойку сделают!
— Ага! Только она настаиваться должна сорок лет.
Не попрощавшись, батька ушел.
7.
Без настойки Семену Аркадьевичу стало худо.
Началась ломота в суставах. Бессонница, стерва, замучила.
Спину простреливали артритные боли.
Уж не мил стал и институт генетики с красавицами секретаршами, и жена, с эротическим тайским массажем, новым ее увлечением.
Затосковал Семен.
“По весне слиняю вон из Москвы! — стал себя тешить. — Уйду в Гуляй-Поле. Кинусь к батьке в ноги. Мол, прости засранца. Не простит, поставит к стенке, пустит в расход, значит, так тому и быть. Венец моей жизни! Терновый венец! А, может, и простит… Приблизит к себе. Назначит опять вице-мэром. Али еще кем?!”
Только под утро, на часок, Семен усыпал.
Снились ему рыжая Гликерья с миской наваристых щей в добрых руках, мордатый кот Мафусаил на заборе, да чудные, обжигающие внутренним огнем, глаза батьки.
В институте Сеня бродил безучастно и на всё махал рукой.
Удивлялись на него сотрудники. Втихоря ему кличку придумали: анархист. Анархист Глушко.
Метко!
Хотя для анархиста у Сени энергии маловато.
Ему еще расти и расти!
Капсула 12. ШАРОВАЯ МОЛНИЯ
1.
На Москву обрушилась неожиданная напасть. Среди ночи, с востока, со свистом прилетала огнедышащая шаровая молния.
И что удивительно, она разила только офисы крутых бизнесменов, не трогая человеческую ерунду и шушеру. Причем, как выяснили потом доблестные телеищейки, все эти тузы были замешены в скандальных криминальных делишках.
Сто ночей молния посещала Златоглавую. Сто дотла разоренных коммерческих небоскребов.
…Семен Борода, крупный торговец ливерной колбасой, не спал уже несколько суток и довел себя до психического истощения.
Его жена, темноокая красавица Елизавета Максимовна, поила Сеню валерьянкой и пустырником, давала мощнейшее американское снотворное — все напрасно.
— Чего ты боишься? — взмолилась Лиза, когда глубокой ночью Сеня от скуки врубил телевизор. — Ты же чистый! Ни одного греха!
— Ага! Как ангел! — Семен, щеголяя семейными трусами в горошек, стремительно забегал по спальне. — Требуха с душком. Цех полон крыс. Рабочие не получают зарплату. А я — Серафим, с золотыми крылышками…
— Ну, так бери добрую требуху, — посоветовала супруга. — Выгони крыс. Дай зарплату.
— И торговать себе в убыток? — белугой взвыл Сеня.
— Тогда готовься к визиту молнии.
— Ах, чтоб тебя! — хлопнул себя по лысине Семен. — Верно! Лучше в убыток, чем на кладбище.
2.
Власти города всполошились.
Всерьез задумались, как защитить элитных сограждан, пусть и с подмоченной репутацией, от слепой стихии.
За советом обратились к высоколобым ученым.
Те — стопорите все экологически вредные производства.
Скрипя зубами, застопорили.
Не помогает!
Шаровая молния продолжала навещать с угнетающей регулярностью.
Тогда кинулись к продвинутым военным.
Те мигом развернули мощнейшую систему ПВО.
При появлении солнечного, разбрызгивающего искры, шара, обстреливали его из тысячи орудий.
Безрезультатно!
Шар, как бестия, уходил от самых метких ударов.
Тогда власти схватились за соломинку. А что делать? Обратились к колдунам и магам. Белым и черным. Пусть хоть в крапинку… Но — спасите! Не побрезговали даже оголтелыми шаманами…
Что только не делали инфернальщики!
И бросали в сторону востока комья кладбищенской земли. И варили живьем черного кота в армейском чане. И вызывали, как скорую помощь, дух самого Иоанна Грозного.
Все впустую!
Даже хуже!
Каждую ночь теперь стало появляться три шаровые молнии.
Стало по-настоящему жутко.
Правительство подумывало, как в военное лихолетье, со всем скарбом перебраться в Екатеринбург.
Всполошились даже США!
Прислали в подарок несколько истребителей невидимок, чтобы избавиться от огненных гастролеров.
Истребители бороздили небо. Правительство собирало нехитрый скарб. А ближе к ночи восток озарялся золотистым, ликующим светом.
3.
Семен Борода сдержал свое слово.
Стал затовариваться только свежайшей требухой. Выгнал из цехов крыс. Выплатил труженикам зарплату и премиальные.
Пару ночей спал нормально.
А потом его вдруг осенило, сейчас он ведет себя, как святой. Но раньше! Всю жизнь! Все на обмане, жульничестве, хамстве…
Нет ему прощения! Нет!
Скоро небесный каратель прилетит именно к нему.
С горя Семен запил.
И не просто так, по-черному.
Поил всех на заводе
О производстве ливера скоро там и забыли.
Жена Сенина, Лиза, испугалась, погибнет супруг! А у них скоро серебряная свадьба!
Кинулась Елизавета в церковь. Взяла святой водицы. Окропила брачное ложе, все стены в квартире.
