— А-а-а-а!!! — заорал Ягердышка, приподнялся и дунул на угли отчаянно, так что в чуме стало светло.
Спала на своем месте жена Укля, Берданом и не пахло, лишь физиономия, дважды нокаутированная, болела нестерпимо.
И тут Ягердышка вспомнил о своей находке. «Поди, сбежал», — подумал он, выскочил из-под шкуры и, сунув ноги в чуни, выбежал на улицу.
Подвывал ветер, собаки, вырывшие себе лежки, спали, а в небесах сверкал всеми цветами и их переливами — Великий Север.
Помочившись под столь феерическим освещением, Ягердышка допрыгал до нарт, сунул руку под мех и взвыл от боли. Найденыш прокусил ему палец.
— Да что ж такое! — возопил чукча. — Делаешь добро, а в ответ зло получаешь!
Но порыв ветра тут же охладил пыл его, подморозил боль, и чукча подумал, что со зверя нельзя спрашивать так же, как с человека, по причине неразумности животного…
Вторая попытка оказалась удачнее, Ягердышка ухватил медвежонка за загривок, рванул кожаную тесемку с рубахи и в одно движение перевязал найденышу мордочку.
— Чтобы не кусался! — проговорил парень, допрыгал до чума да так, вместе с медведем, и завалился спать…
— И где ты его поймал?
Голос принадлежал старику Бердану, явившемуся нежданным гостем.
Ягердышка, с трудом переживший предыдущую ночь, никак не мог разлепить глаза, но чувствовал, как его лицо облизывает слюнявый язык найденыша.
— Ишь, — прокомментировал старик. — Ласковый какой!
Ягердышка вспомнил, что накануне решил почитать Бердана старцем, а потому раскрыл глаза и перекрестился. Он хотел было положить крест троекратно, но мешал медвежонок, виснущий на руке.
— Приветствую тебя, святой старец, отец-пустынник! — с выражением произнес чукча и, ухватившись за Берданову руку, попытался ее облобызать.
— Спятил, — покачал головой старик, руку, впрочем, не убрал. — Как живность назовешь, однако?
— В честь тебя! — в религиозном порыве предложил Ягердышка.
— Вот этого не надо, — отказался старик. — Это не дело! Кто-нибудь станет меня кликать, а прибежит медведь! Медведя же кто позовет, прибегу я!..
Старик осекся, уразумев, что сказал что-то не то, а потом, кашлянув, сплюнул под ноги смолу и командным голосом указал:
— Собирайся! На промысел щокура пойдем! Помнишь, что неделю для меня ловишь?
Откуда-то появилась Укля, подняла с полу жеваную смолу и засунула черную в рот Бердану.
— Обронил, — пояснила.
— Ага, — согласился Бердан, зажевал быстро-быстро, строго посмотрел на Ягердышку и вышел вон.
Вспомнив свои ночные приключения, молодой чукча как-то особенно поглядел на Уклю, с большой нежностью во взоре, и, потупив глаза, произнес:
— Жена…
Эскимоска покорно склонила голову, и из ее глаз-щелочек, казалось, брызнуло светом, а оттого и у Ягердышки в душе рассвело. Да и синева ночных побоев смотрелась теперь несколько праздничней.
Ухватив под бок медвежонка, Ягердышка выбрался на волю, где его поджидал Бердан с веслом в руках.
— Зачем ты медведя с собой? — поинтересовался старик.
— Рыбкой его побалуем, — ответствовал Ягердышка.
— Моей рыбой! — вознегодовал Бердан. — Моей рыбой кормить медведя!!! — И вознес над головой карающее весло.
— Уж не откажите, святой отец! — Ягердышка бросился к руке старика и потянул к ней губы. — Мишка-то малый, помрет с голоду!
Если бы лицо Бердана не являло собою сплошной синяк, то наверняка бы покраснело, а так лишь волосатые уши запылали кумачом от удовольствия.
— Это религия ваша такая, что ль? — спросил он. — Руки старикам лизать?
— Ага… Всего лишь одну рыбку, почтенный отец-пустынник!
— Хорошая религия. — Задумался. — И сколько богов у вас, однако?
— Так один, — ответил Ягердышка. — Иисус Христос.
— Как один?!! — изумился Бердан. — А бог моря? Кто за очаг отвечает? А за рождение ребенка?.. А за…
— Иисус, — покорно ответил Ягердышка и перекрестился.
Бердан столкнул каяк в воду. Высказал соображение:
— Как Сталин. Сталин за все отвечал!
— Тьфу! — сплюнул чукча и перекрестился. — Вот старик глупый!
— Это ты меня глупым!!! Отца-пустынника дураком!!! Да я тебя… — Бердан поперхнулся. — Однако, что там у вас с непослушными в вере делают?
— Грешниками называют.
Ягердышка оттолкнулся от берега, и каяк опасной бритвой заскользил по чистой воде.
— Так ты — грешник!
— Согласен.
— А что ваш Бог с грешниками делает?
— Смотря какой грех, — ответил Ягердышка и забросил крючок. — В основном прощает.
— А за что карает?
Ягердышка тяжело вздохнул:
— За смертоубийство!..
Тут клюнуло, Бердан что было сил заорал: «Тащи!» Чукча умело подсек и вытащил в лодку щокура килограмм на пять.
— Мне, — решил Бердан. — А где Бог ваш живет?
Ягердышка указал глазами в небо.
— За рыбу тоже он отвечает?
— Ага.
Старик заглянул в небо, первый раз подумал, что небесная синева столь же глубока, как море, и перекрестился.
— А как карает? — не унимался старик.
Медвежонок попытался было куснуть рыбину за голову, но Бердан носком унты отшвырнул зверька к борту.
— Что позволено Полярной звезде, не позволено оленю! Так как, говоришь, карает?
— В ад отправляет, где все грешники живут, — ответил Ягердышка и следующим выудил сига, помельче, чем щокур, но все равно прекрасного и толстого, как полная луна.
— Молодец, однако! — похвалил Бердан за улов. — И что там с вами делают?
— Где?
— Так в аду.
— Почему «с нами»?
— Так ты же грешник и по закону твоего Бога пойдешь жить в ад.
— А мне сказывали, — рассердился Ягердышка, — сказывали, что ты человека убил.
— Трех! — поправил довольный Бердан. — Но то — Антанта была! Я их гарпунами по головам! Они из лодки на берег пытаются, а я их по макушкам, однако!
— А Иисус не различает, какого рода-племени человек!
Тут клюнуло так, что Ягердышка чуть за борт не вылетел.
— Attention, please! — завопил Бердан. — Внимание!!!
Ягердышка напряг мускулы, чувствуя, что на этот раз щокур клюнул килограмм на десять. Леска натянулась, как струна контрабаса, и гудела нотой «ми», грозя оборваться, но чукча знал — снасть надежная, надо только измотать рыбину.
— А в аду тебя за лопатку подвесят над угольями! — приговаривал Ягердышка, поводя удилищем то в одну сторону, то в другую. — Станут пятки поджаривать, а по маковке гарпуном бить. И так до бесконечности!
— Это меня-то?! Отца-пустынника!
— А кто тебе сказал, что ты пустынник? — поинтересовался Ягердышка, подтянув рыбину почти к самому каяку.
Оба смотрели на серебряную голову.
— Ты и сказал.
— Шутка.
В этот момент Бердан размахнулся веслом и что было мочи шандарахнул рыбину по голове. Щокур тотчас перевернулся животом кверху, но и каяк перевернулся следом незамедлительно.
— Тону, — оповестил старик, ухватившись за Ягердышкину голову.
— Я тоже, — ответил чукча. — Встретимся в аду.
Оба нырнули, лишь мишка барахтался с удовольствием, перебирая воду лапами. Вынырнули, отплевались.
— Я в твоего Бога не верю! — задыхаясь, выкрикнул старик.
— Значит, потонешь! — определил Ягердышка. — Только Иисус может спасти тебя моими руками, да и то если дрыгаться не будешь!
— Однако, в своих богов верю, — не сдавался Бердан, хотя дряхлый организм его скрутила судорога.
— Как хочешь!
Ягердышка оттолкнул старика, ухватил медвежонка за лапу и поплыл к берегу.
Бердан прикинул, что на двести тридцать втором году жизни вот так вот запросто затонуть — глупо. Ему — человеку, знававшему самого Ивана Иваныча Беринга, человеку, чей правнук Бата Бельды был Народным артистом великой державы, отцу-пустыннику, в конце концов! И упрямый старикан запросил помощи.
— Помоги! — орал, чувствуя вместо ног по топору. — Спаси!
— В ад! — отвечал Ягердышка, сплевывая соленую воду.
— В Христа поверю!
— Врешь.
— Вру, — согласился старец и пустил из портков газы, так что наружу вырвался зловонный пузырь. — В Америку дорогу укажу!!!
Ягердышка тотчас отпустил медведя, в две саженки доплыл до Бердана, а еще через две минуты оба отдыхивались на берегу. Рядом бегал медвежонок, отряхиваясь от воды прямо перед физиономией старика эскимоса.
— Покажешь дорогу?
— Покажу. Через пролив. На Аляску пойдешь, — сплюнул. — Мы с императрицей ее продали.
— В ад! — констатировал Ягердышка, поймал медведя за заячий хвост и сказал: — А ты теперь в честь земли проданной Аляской называться будешь!..
Медвежонок вырвался из негнущихся от ледяной воды пальцев и затявкал почти как собака, будто радовался своему новому имени, будто и не было вчерашней смерти, будто охотник не завалил тяжелой пулей его мать… Детишки все забывают быстро…
Полковник, начальник отдела внутренних дел города Бологое, звался Иваном Семеновичем Бойко. В этой должности он трудился шестой год, следовательно, с пятидесяти восьми лет.
