Ознакомительная версия.
Они гуляют по тихим извилистым улочкам Гринвич-Виллидж. Небо блестит, как стальной лист. Город покрыт сверкающей и хрустящей коркой инея. На Вашингтон-сквер они вливаются в толпу студентов Нью-йоркского университета, которые живут в домах по соседству.
Пока все хорошо.
Они прижимаются друг к другу, держатся за руки, как подростки, целуются на каждом углу.
Одиннадцать часов. Из-за снегопада во многих аппаратах, торгующих прессой, остались вчерашние газеты. Жюльет впервые видит такое в Нью-Йорке, где время ни на минуту не замедляет свой бег.
Полдень. Они заходят к «Бальдуччи», в знаменитый итальянский магазин Гринвич-Виллидж. Витрины и прилавки завалены зимними овощами, морепродуктами, полуфабрикатами. Восхитительно пахнет кофе и свежей выпечкой. В магазине всегда толпятся покупатели, но это только добавляет ему очарования.
Чувствуя себя легкой как перышко, Жюльет переходит от прилавка к прилавку, выбирая, что купить для зимнего пикника: хлеб с кунжутом, пастраму,[12] чизкейк, вермонтский кленовый сироп…
Они обедают на скамейке в Центральном парке, напротив замерзшего пруда, где летом плавают утки. Уголком салфетки Жюльет вытирает каплю кленового сиропа, оставшуюся у Сэма на губах.
Становится холодно. Ледяной воздух обжигает щеки, зато на небе ни облачка. Сэм куда-то убегает. Жюльет прыгает с ноги на ногу, чтобы согреться, потирает руки.
— Вот! Чтобы спастись от переохлаждения!
Сэм возвращается с большим картонным стаканом кофе, который он купил у уличного торговца. Вдвоем они греют руки о стакан, над которым поднимается пар. Его лицо так близко. Жюльет опускает глаза и улыбается. Еще ни один мужчина не смотрел на нее так.
Она мажет ему губы своей гигиенической помадой, целует и снова мажет. И целует, целует, целует…
Они переходят мост Гэпстоу, и какая-то женщина, похожая на цыганку, вежливо просит у них доллар. Сэм, чтобы побыстрее отделаться от нее, дает сразу пять. Женщина предлагает предсказать им судьбу, пока они все вместе дойдут до конца моста.
— Ну что, рискнем?
Вторая половина дня. Сэм снимает Жюльет небольшим цифровым фотоаппаратом, которым обычно пользуется, когда нужно собрать для архива материалы об операциях. Он идет за ней по Мэдисон, Пятой авеню, Лексингтон… Она танцует, бежит, смеется, поет, как будто ей семнадцать лет. Ее глаза сияют. Она улыбается. Она видит себя глазами Сэма — прекрасную, новую, другую, но в то же время именно такую, какая она есть. На некоторое время она забывает все свои страхи и тревоги. С удивлением осознает, насколько хрупким может быть самооценка, как сильно зависит она от взгляда, обращенного на вас. Всего несколько волшебных часов могут уничтожить целые годы унижений и скуки.
Сэм восхищен энергией и радостью Жюльет. У нее настоящий талант просто жить, которого сам он лишен. Вся прошлая жизнь научила его бояться счастья, относиться к нему как к чему-то ненормальному. Он всегда готовился к худшему, защищал подступы к своей душе. Быть счастливым не входило в его планы. Он не ждал. Не был готов. Особенно к такому…
Закат над Гудзоном. Небо становится оранжевым и розовым. Начинается вечер. Сэм и Жюльет лежат в ванне. Жюльет берет бутылочку ароматического масла, стоящую на краю раковины, и начинается пир чувственности. Воздух наполняется ароматом лаванды.
Сэм говорит ей, что она его весна, его Рождество. Она тоже делает пламенные признания, читает обрывки стихов, но все это по-французски, чтобы он не понял и ей потом не было стыдно, чтобы он не посмеялся над ее простодушием.
Она вдруг вспоминает о своей сестре, о ее муже-полицейском, о «Рено Меган». Но все это кажется ей сейчас неважным, далеким, скучным. Ей на все наплевать, пока она здесь, с ним.
Они оба не верят в судьбу. Они верят только в случай, который так им помог. Оба с замиранием сердца признают, что еще секунда — и они бы разминулись и так никогда и не узнали бы друг друга. Снова и снова в мельчайших подробностях вспоминают свою встречу. Сэм говорит, что обычно никогда не возвращается домой по Таймс-сквер. Жюльет отвечает, что в тот вечер совершенно не собиралась выходить из дома и все это произошло благодаря удивительному стечению обстоятельств.
Жизнь прекрасна, решают они, благословляя случай. Ведь нужно быть реалистами — все это действительно произошло совершенно случайно! Одной песчинки в вихре повседневной жизни достаточно, чтобы чьи-то пути пересеклись. Достаточно гвоздя, который валяется на дороге. Гвоздя, который проткнет колесо машины, на которой ваш отец едет на вокзал. Пока меняют колесо, поезд уходит. Он успевает на следующий, заходит в купе. «Уважаемые пассажиры, предъявите билеты». Черт! Он забыл пробить билет. К счастью, у контролера хорошее настроение. Он даже ведет вашего отца в купе первого класса, где есть свободные места. И там ваш отец встречает вашу мать. Они улыбаются друг другу, завязывается разговор, они шутят, смеются, обмениваются явками и паролями. А через девять месяцев на свет появляетесь вы. И все, что теперь произойдет с вами, никогда не случилось бы, если бы в одно прекрасное утро на дороге не валялся ржавый гвоздь. Случайно. Вот от чего зависит наша жизнь: от гвоздя, от плохо затянутой гайки, от часов, которые спешат, от поезда, который опаздывает.
Итак, ни Сэм, ни Жюльет не верят в судьбу. Но всего через несколько часов им придется изменить свое мнение. При весьма трагических обстоятельствах. Возможно, в мире вообще нет ничего случайного. Возможно, некоторые события происходят, несмотря ни на что. Они записаны в книге судьбы. Подобны стреле, которая выпущена давным-давно и летит сквозь толщу времен, точно зная, где и когда поразит цель.
Но пока все хорошо. Половина одиннадцатого. Они ужинают в ресторане на небольшой барже, которая стоит у набережной. Оттуда открывается прекрасный вид на Бруклинский мост. По залу проносится сквозняк.
Жюльет с улыбкой говорит Сэму:
— Я забыла взять пальто. С тобой об этом не приходится думать.
И он снова набрасывает пиджак ей на плечи.
В ночь с субботы на воскресенье они совсем не спали. Им столько нужно было друг другу сказать. Им нужно было так любить друг друга. И каждый раз это было похоже на левитацию, на микроторнадо, на полет в вечность.
Они предчувствовали каждое движение, предвосхищали желания друг друга, каждый давал другому именно то, чего тот ожидал. Она чувствовала его силу и уверенность, которой ей так не хватало. Он видел в ней свободу и мягкость, которых у него никогда не было.
Капли пота на его лбу. Она так же, как и вчера, вышла на несколько минут в маленький магазин на Вашингтон-сквер. На улице темно, холодно и безлюдно, и ей приятно думать, что сейчас город принадлежит только ей. На этот раз она принесла разноцветные свечи и высокую узкую бутылку ice wine — замороженного вина из Онтарио. Жюльет достает бутылку из бумажного пакета и с улыбкой подходит к Сэму.
— Похоже, мы в двух шагах от полного разврата…
Сэм наливает вино в большой бокал, и они пьют по очереди. Он никогда не пробовал ничего подобного. Она объясняет, что это необычное вино делают при десяти градусах ниже нуля из замороженного винограда, поэтому в вине остаются кристаллы льда.
Напиток удивительно нежен, в его сладости чувствуется аромат персика и абрикоса. У поцелуев теперь медовый вкус.
Они снова и снова наполняют бокал, их тела сплетаются, и ночь кружит вокруг, как сошедший с ума волшебный фонарь.
Стрелки часов движутся без остановки. Наступило воскресенье. Солнце заливает гостиную. Жюльет надела одну из светло-голубых рубашек Сэма и его джинсы. Свернувшись калачиком на диване, она листает воскресный «Нью-Йорк таймс», в котором больше трехсот страниц. Сэм приготовил кофе и теперь играет на рояле. Он то и дело сбивается, что вполне объяснимо, ведь он не сводит глаз с женщины, лежащей на диване. Он смотрит на нее, любуется как произведением искусства.
Они отправляются на прогулку. Идут в сторону Саттон-плейс, спускаются на набережную Ист-ривер. Сидят как на афише фильма Вуди Аллена, а за спиной у них тяжелый мост Квинзборо, который грузно перешагивает на Рузвельт-Айленд. Вокруг шумят ветер и волны, и они греются, теснее прижимаясь друг к другу. Жюльет закрывает глаза, чтобы ничто не мешало ей полностью погрузиться в свои ощущения.
Ей вдруг становится очень грустно. Она понимает, что уже начала собирать воспоминания, которые будет хранить долго, очень долго. Она знает, что ничего не забудет — ни формы его рук, ни вкуса кожи, ни силы взгляда.
А еще она знает, что даже эти мгновения не могут по-настоящему принадлежать ей, потому что она не «Жюльет Бомон, адвокат».
Ну и пусть, она все равно оставит себе воспоминания об этих минутах и будет перебирать их долгими одинокими вечерами, пересматривать, как старый фильм, который никогда не наскучит.
Ознакомительная версия.
