Водитель и женщина внимательно смотрят на меня. В зеркале видно, что они переглядываются. Мужчина говорит что-то женщине, что я не понимаю; бросив на меня взгляд, они кивают. Он перефразировал свой вопрос и теперь интересуется, не выполняю ли я особое поручение, special mission, как тот бедолага, которого он отвозил в отель в начале недели.
Я повторяю, что в отпуске, и больше они меня ни о чем не спрашивают.
Мы покидаем город и едем по извилистой сельской дороге, с обеих сторон окруженной лесом. Мое внимание привлекают серые стволы; похоже, многие деревья в этом лесу никогда не знали зелени.
У края леса поле, таксист сбрасывает скорость, снова отрывает руку от руля и показывает. Машина петляет по дороге.
— Могилы, безымянные братские могилы, — говорит он. — Там вместе с другими нашел последнее пристанище известный поэт, воспевавший дикие леса.
Женщина что-то говорит, и водитель начинает ерзать на сиденье.
Он трясет головой.
Женщина впервые обращается ко мне:
— Здесь похоронены сыновья, мужья и отцы… Повсюду лежат отцы и сыновья, даже три поколения мужчин одной семьи.
Она рассказывает, что война разгорелась между домами, между соседями, дети которых учились в одном классе, между коллегами, между членами одного шахматного клуба, между нападающим и вратарем одной футбольной команды. За одну армию сражался семейный врач, за другую — водопроводчик и учитель пения; бывшие коллеги по хору превратились в противников: баритон воевал на одной стороне, бас и тенор — на другой.
Она замолкает и отворачивается к окну.
Я размышляю о том, что сделал таксист, чтобы выжить. Почему он не похоронен на краю леса? Был он жертвой или палачом? Может быть, несет ответственность за какие-то из могил отцов и сыновей? Он молчит и, похоже, целиком сосредоточился на езде.
Чуть позже он заговорил, но сменил тему и рассказывает, как до войны ему довелось возить в СПА-отель, так он называет гостиницу, разных звезд.
— Отдохнуть и поправить здоровье.
На секунду он задумывается.
— Например, Мика Джаггера. Но вот что странно, как раз когда он сидел у меня в машине, по радио передавали «I Can’t Get No Satisfaction». Однако он не подпевал. Джаггер, я имею в виду.
Немного помолчав, он продолжает:
— Если это был не он, то кто-то очень на него похожий. Один глаз карий, другой голубой.
— Может быть, Дэвид Боуи? — спрашиваю я. Водитель с женщиной смотрят на меня, и мужчина качает головой.
— Возможно, и Дэвид Боуи. После того, как вы сказали.
Поразмыслив, таксист приходит к выводу, что и слушали они с пассажиром, скорее всего, «There’s a Starman Waiting in the Sky».
— Он оказался меньше, чем я представлял, — продолжает водитель. Однако это не стало для него неожиданностью, потому что он уже знал, что с известными людьми так бывает. Люди часто оказываются выше или ниже ростом, чем ожидаешь, — добавляет он.
И пока он следил за Миком Джаггером или Дэвидом Боуи в зеркало заднего вида, тот шевелил большими губами в такт музыке.
— Очень похоже на Джаггера, — замечаю я.
Он кивает.
— Да, я уверен, что это был кто-то из этих двоих.
Женщина улыбается. Кому предназначена эта улыбка, мне?
Когда мы въезжаем в город, небо уже обагрилось кроваво-красным закатом и начинало темнеть. Наша машина тащится по узким мощеным улицам. Я всматриваюсь в выложенный плиткой бассейн и обращаю внимание, что повсюду в укладке большие дыры, как будто с тела содрали кожу.
Когда таксист достает наши вещи из багажника, я замечаю, что его левый рукав, который всю поездку неподвижно лежал на коленях, пуст. Он показывает культю.
— Мина, — поясняет он, добавив, что он еще легко отделался, оглох только на одно ухо и потерял всего лишь часть руки.
— Важно было сохранить локоть.
Потом он откинул волосы здоровой рукой, чтобы показать мне половину уха и шрам от уха до виска.
— Зеркало заднего вида помогает мне услышать, что говорят пассажиры. Когда я смотрю на говорящего, я слышу, — добавляет он.
Я слышу и вижу, подумал я.
Когда я вхожу в отель «Тишина», держа в руках сумку с инструментами, он говорит мне вслед:
— Вы считаете, что бомбардировки решают все.
Но говорит, скорее, самому себе.
II. ШРАМ
Над всем не дремлет тишина, тишина
Хотя отель «Тишина» и не пострадал во время войны, он выглядит явно хуже, чем на фотографиях в Сети. Как бледное тело, давно не знавшее солнца. Краски поблекли. Гнилостный запах пропитал воздух. Люстру на потолке я узнал, но ее слабого света явно недостаточно.
Молодой человек за стойкой говорит по-английски, на вид ему чуть за двадцать, как было мне, когда я вел дневник. Белая рубашка, галстук и длинная челка, которую он время от времени откидывает в сторону.
Мы стоим совсем рядом, почти вплотную, я и женщина из такси, как супруги, когда регистрируются в отеле; затем я делаю шаг к чемоданчику с инструментами. Пока женщина заполняет бланк, я внимательно осматриваюсь. Они с парнем разговаривают вполголоса.
Я сразу же заметил, что отелю нужен ремонт: краска повсюду облупилась, на потолке подтеки и трещины. Ясно, что здание долго не отапливалось. Словно весной приехал в летний домик после снежной зимы. Нужно проветрить, подлатать здесь и там. Я постучал по стене, но, что это за дерево, не понял. Через какой лес мы проезжали? Красное дерево? В фойе мое внимание привлек большой камин. Его уже разожгли, и пахло дымом.
Над камином — пейзаж, в центре взирающий с картины леопард, а на него горящим решимостью взглядом смотрит охотник. Зверь, однако, больше похож на безобидного домашнего котенка с глазами-бусинками.
Обслуживая женщину, парень искоса следит за мной. Она же так и не сняла темных очков, и мне пришло в голову, что это из-за мигрени, не отпускающей ее после долгой поездки.
Когда женщина наконец исчезает на лестнице с ключом в руке, молодой человек обращается ко мне и, перегнувшись через стойку, шепчет:
— Film star.
Он явно пытается вспомнить.
— И как называется последний фильм, в котором она снималась?
Качает головой.
— «А man with a mission»? — Но тут же поправляется: — Нет, скорее, «А man without a mission», «Человек без миссии». Впрочем…
В его голосе не слышно уверенности, ведь он, по его собственным словам, уже давно не был в кино.
Мне дали заполнить анкету, и это заняло немало времени, вопросы практически те же, что задавали в аэропорту.
Родители, где они родились. Написать, что мама родом из Исландии? Семейное положение, дети. Кому можно позвонить в экстренном случае? «Гудрун Лотос Йонасдоттир», — вывел я и указал ее номер телефона. Парень пробежал листок глазами, проверил, не оставил ли я пустых граф.
— Вот здесь надо указать рост.
Пишу «185». Видимо, это пригодится, если придется делать гроб.
— Я бы сказал — сто восемьдесят три. Вы уж извините нас за бюрократию, но нужно соблюдать правила.
Мы остались одни, он снова понижает голос и быстро оглядывается:
— Мы хотим знать, что делают люди в нашей стране.
Отель небольшой, всего шестнадцать номеров, но в настоящее время используются только пять, — поясняет молодой человек и подтверждает слова таксиста о том, что постояльцев у них не было уже много месяцев, а на этой неделе вдруг сразу трое: — Вы, женщина и мужчина. Ваш номер сегодня уже протопили.
Потом он достает карту города и тянется за синей ручкой. В нескольких местах перечеркивает:
— Смотрите — руины. — Затем берет красную ручку и рисует красные круги: мины. — Здесь, здесь. И здесь. Не ходите в лес и на поле. Обходите пустыри. Вот сюда тоже нельзя, а еще сюда и сюда. Не ходите туда и туда. Не собирайте грибы. Самое опасное — это пластиковые мины, их не распознают приборы.
Парень протягивает мне ключ:
— Седьмой номер. — И добавляет: — С одиннадцати вечера до шести утра комендантский час. Электричество ограничено, его каждый день отключают на шесть часов. Вода тоже нормирована. Душ нужно принимать до девяти утра, потом горячей воды не будет. И не задерживайтесь под душем больше трех минут, иначе воды не достанется моей сестре.
