— Впрочем, нет, я передумал. Мне не нужно ничего говорить. Просто выдвини тот ящик.
Он показал на серую прикроватную тумбочку.
— Выдвини его, Дьюри.
Джордж наклонился, чтобы выполнить приказ отца.
Внутри ящика он обнаружил сваленные в кучу всевозможные вырезки из газет на разных языках. Некоторые из них пожелтели, некоторые обтрепались.
— Посмотри. Посмотри на это, — взывал к нему старик.
Это были статьи из различных зарубежных изданий. О нем. О Джордже. Он увидел среди них даже публикацию из прошлогодней «Интернэшнл геральд трибьюн» с его биографией — одному богу известно, как она здесь оказалась. Это потрясло его до глубины души.
— Что ты видишь? — спросил глава семьи.
— Я вижу кучу старого хлама, отец, — ответил Джордж, всем своим видом показывая, что не относится к этому серьезно. — А ты что видишь?
С огромным трудом старик приподнялся на локте и потянулся к Джорджу.
— А я вижу тебя, Дьюри. Я вижу твое лицо во всех газетах мира. Знаешь, что ты сделал со мной?
Джордж ждал этого мучительного вопроса.
— Отец, я… я…
— Нет, — перебил его старик. — Ты совсем не понимаешь. Ты теперь такая важная персона в этом мире.
— Но не на той стороне, — словно извиняясь, сказал Джордж.
— Мой мальчик, в политике нет той или другой стороны. Есть только выигравшая сторона. У тебя все задатки стать настоящим политиком, Дьюри. Киссинджер когда-нибудь оступится, и ты станешь государственным секретарем!
— Что ж, мечтать не вредно, — улыбнулся Джордж, стараясь вернуть себе присутствие духа.
Ему с трудом верилось, что Иштван Колошди впервые в жизни его похвалил.
— Ты умнее Киссинджера в два раза, — настаивал старик. — И потом, ты не еврей. Как жаль, что меня уже не будет на свете, чтобы увидеть это.
Джордж почувствовал, что глаза его наполняются слезами. В попытке их сдержать он решил беззаботно подшутить над отцом.
— Я-то думал, ты убежденный социалист, — сказал он с улыбкой.
Старик скрипуче засмеялся.
— Эх, Дьюри, есть только одна философия, которая правит миром, — это успех.
Он посмотрел на Джорджа долгим и пристальным взглядом и произнес, просияв:
— Добро пожаловать домой, сын мой.
Через двадцать минут Джордж Келлер вышел из больничной палаты отца, тихо закрыв за собой дверь. Марика все так же сидела в коридоре с отрешенным видом. Он присел рядом с ней.
— Знаешь, у тебя есть все основания сердиться на меня, — сказал он, волнуясь. — Мне так многое надо объяснить. Я должен был хотя бы написать тебе…
— Ты многое должен был сделать, — сказала она машинально.
— Я знаю. Я знаю.
— Неужели, Дьюри? Ты вообще подумал о чем-нибудь, когда бросал нас? Ты хоть когда-нибудь пытался узнать, что с отцом? Или со мной? Или даже с Аникой?
Он внезапно похолодел. На него вдруг дохнуло морозом — как в тот зимний день много лет тому назад. Все эти годы, как только он начинал думать о тех событиях — или когда сны заставляли его вспоминать о них, — он испытывал жгучий стыд. И утешался лишь тем, что это его личная тайна. Но теперь он понял, что другие тоже знают об этом. Но откуда?
— Я пытался найти ее, — беспомощно возразил Джордж.
— Ты бросил ее! Ты бросил ее, истекающую кровью, умирать.
— Где… где она похоронена?
— В одной убогой муниципальной квартире.
Джорджа словно оглушило ударом, он не верил своим ушам.
— Ты хочешь сказать, она жива?
— Едва, Дьюри. Едва жива.
— Чем она занимается?
— Сидит в инвалидном кресле, — ответила Марика — Это все, чем она может заниматься.
— Как ее найти?
— Нет, Дьюри, ты и так сделал ее несчастной. И я больше не позволю тебе причинять ей боль.
— Пожалуйста, Марика, я должен увидеть ее. Я должен. Я хочу ей помочь.
Сестра покачала головой и тихим голосом завершила их разговор:
— Ты должен был сделать это восемнадцать лет назад. Она отвернулась от него и больше не стала с ним разговаривать.
* * *
Когда на следующее утро Джордж Келлер прибыл в больницу, ему сообщили, что его отец скончался ночью, во сне.
Первым же рейсом он вылетел в Париж. Никогда в жизни ему не было так одиноко.
Едва пройдя таможню в вашингтонском международном аэропорту Даллеса, Джордж Келлер нашел телефонную будку и позвонил Кэтрин Фицджеральд в офис Нейдера.
— Привет, как съездил? Газеты сообщают, вы хорошо поработали в Москве.
— Долго рассказывать, — ответил он. — А сейчас мне нужно, чтобы ты безотлагательно оказала мне одну любезность.
— Подобные речи меня беспокоят, доктор Келлер. Ты никогда ничего не делаешь без тайного умысла. Что же тебе требуется на этот раз?
— Жена, — ответил Джордж.
На другом конце провода внезапно замолчали.
— Это что, такая шутка?
— Ты же знаешь, у меня нет чувства юмора. Итак — ты выйдешь за меня замуж?
— Я не скажу «да», пока ты мне не сообщишь — когда и где.
— Может, в эту пятницу, в полдень, в загсе муниципального центра на И-стрит?
— Если опоздаешь хотя бы на одну минуту, — игриво предупредила она, — обещаю тебе, я уйду.
— А если ты опоздаешь, — нашелся он, — обещаю тебе, что буду ждать. Ну, договорились?
— Будем считать, что мы провели успешные переговоры, — ответила она.
И перед тем, как повесить трубку, она добавила с внезапно нахлынувшей нежностью:
— Джордж, я тебя очень люблю.
* * *
После бракосочетания Кэти позволила своим родителям устроить небольшой прием в их честь в фамильном гнезде в Маклине, штат Виргиния. На нем присутствовали старинные школьные друзья и подруги Кэти, ее коллеги из организации Нейдера, несколько деловых партнеров отца невесты с женами. Джордж пригласил со своей стороны только одну супружескую пару — Генри и Нэнси Киссинджер.
Государственный секретарь произнес остроумнейший тост, чем совершенно обезоружил и очаровал новобрачную, которая не спала накануне ночь, трепеща при мысли, что ей предстоит увидеться со своим заклятым врагом.
— Надеюсь, мы теперь друзья, — улыбнулся Генри, целуя Кэти.
— Черт возьми, ведь правду о вас говорят, Генри, — ответила она, светясь от счастья. — Вашему обаянию противостоять невозможно.
— Надеюсь, ты слышишь это, Нэнси, — обратился с усмешкой госсекретарь к собственной новобрачной.
Для республиканца, работающего в Вашингтоне, округ Колумбия, конец июля 1974 года стал неподходящим временем для медового месяца. И хотя Кэти сразу же после свадьбы переехала в квартиру Джорджа, она виделась с ним очень редко. И то поздно ночью.
А все потому, что теперь со всей очевидностью становилось ясно: в связи с Уотергейтским скандалом Никсону вот-вот придется уйти в отставку.
Пока Генри Киссинджер, образно говоря (а иногда и в буквальном смысле), поддерживал измученного президента под руку, Джордж помогал Алу Хейгу приводить Белый дом в порядок.
И если на свадьбе у них конфетти не было в помине, то на работе у Джорджа как-то поздним вечером этой измельченной бумаги оказалось в избытке: из резиденции президента США к нему в кабинет стали поступать документы для уничтожения, которые приносили некоторые члены «дворцовой стражи».
Джордж расправлялся с материалами молниеносно, ни на секунду не задумываясь о том, что ему передают. Он просто запихивал, как заведенный, листы бумаги в прожорливый аппарат, и казалось, процессу этому не будет конца.
Кэти проснулась, когда муж пришел домой в три часа ночи.
— Уж и не знаю, что тебе предложить — стаканчик спиртного на ночь или завтрак, — пошутила она. — Будь на твоем месте кто-то другой, я бы подумала, что дело в женщине.
— Кошмар какой-то, мы будто дежурим у постели умирающего, Кэт. Хейг считает, это только вопрос времени.
— Но почему бы Никсону просто не уйти в отставку: избавил бы всех от страданий — особенно всю страну?
Джордж посмотрел на нее.
— Это чертовски трудное решение, — сказал он тихо.
— Да, но ему придется чертовски за многое ответить.
— Как и любому политику, — заметил Джордж. — У каждого из нас есть свой скелет в шкафу.
— Но только не у тебя, Джордж, — сказала она, обнимая его. — Ты ведь все такой же благородный госслужащий, разве нет?
— Конечно, — ответил он, стараясь казаться веселым.
— Почему бы не уволиться, пока не поздно? Когда Никсон уйдет, давай тоже уйдем.
— Не говори глупостей, Кэти. Именно сейчас я нужен администрации больше всего.
Он не стал говорить, что это редкая возможность совершить колоссальный скачок по карьерной лестнице.
— Ах, — сказала она, целуя его в щеку, — ты мой патриотичный супруг.
В одиннадцать тридцать утра 9 августа Генри Киссинджер связался с Джорджем по телефону и велел срочно зайти к нему в кабинет. Глава аппарата Белого дома уже находился там.
