– Потому что отец Лёли был гэбэшник, – говорит Никита.
Откуда он, кстати, знает? Ну, допустим, ему рассказал дядя Саша. Или он месяц назад приехал к моей матери, и ему она почему-то рассказала. А может быть, Даша магическим чутьем… нет, вряд ли, конечно… Да какая разница, откуда Никита об этом знает! Вот я, типа, позвонил и сказал: Слушай, это твой брат Саша. У меня к тебе просьба, съезди к отцу, задай ему один вопрос. А он ответит мне: О, клево, что ты позвонил, чувак. Я тут как раз тебя на днях вспоминал. Может, нам встретиться как-нибудь, не знаю, кофе выпить. Он, конечно, хочет сказать пивка, но в последний момент вспоминает – ах да, мой брат алкоголик, какое пиво! Но, короче, мы как бы решаем встретиться, а Никита поехал к своему отцу, спросил, и тот отвечает:
– Ну, мне до сих пор стыдно. Я же из-за Светки. Надо было, конечно, сказать правду. Я вдруг понял: как бы я ни любил Лёльку, я всегда знал: Светка – она на всю жизнь, не знаю даже, почему я сам так решил. И больше матери никогда не изменял. Никогда. Ни в командировках, нигде. Так что ты уж пойми, оно ведь со всяким может один раз случиться. – И он вздыхает, смотрит на Никиту и спрашивает: – Что ты молчишь, сынок? Скажи мне что-нибудь.
И это звучит эхом песни – отпусти мне грехи, ну почему ты молчишь? – и Никита говорит:
– Я все понимаю, пап. Все нормально, ты что?
– Я после Сашкиной смерти Лёле как-то позвонил. Она мне рассказала: ее сын полжизни был уверен, что его отец не я, а Сашка. Мне так обидно стало, а потом я подумал: а чего я хотел? Я его только и видел, что на похоронах этой зимой. Какой я ему отец после этого? Как думаешь – может, мне ему позвонить? Или поздно уже?
Не знаю, отвечает Никита.
Я почему-то представляю, как в конце семидесятых у дяди Саши случайно встретились два моих деда: Михаил Константинович Мельников и Григорий Борисов, чьих настоящих фамилий я так и не узнал. Они выпили водки, и дед Григорий сказал: Молодежь совсем не понимает, что это было за время. А у меня была семья, и я старался ее защитить, спасти.
А дедушка Миша скажет: Да я-то понимаю, сам всю жизнь в бегах. Семья – такое дело… я и фамилию жены взял, чтоб не дворянская.
А дедушка Григорий ответит: Да, с фамилией у меня похожая история вышла.
И они вспомнят фамилии своих отцов, выяснят, что отцы их были знакомы, встречались, скажем, в каких-нибудь салонах, светских или там поэтических, ухаживали за барышнями, пили шампанское, а вот их дети пьют вместе водку, и многолетний страх, страх длиной в жизнь примиряет и объединяет их. Такое уж им выпало время, каждый сделал свой выбор – и оба выбрали семью, а не честь, оба сделали все, чтобы я появился на свет.
Ни хрена, говорит себе Мореухов, ни хрена этого не было и быть не могло. Ишь ты, захотелось хэппи-энда, всеобщего примирения, единства семейной истории. Мол, не важно, кто сажал, кто бежал, – все были вместе? Ни хрена! Выпей еще пива и не выебывайся, не смей отпускать чужие грехи, нет у тебя такого права! Только мертвые и могут прощать, а ты за них не придумывай, ты придумай за себя, ты скажи – не мне прощать, не мне судить. Было у меня два деда, и мне бы хотелось, чтобы перед смертью они обнялись и забыли все, что их разделяло. А случилось так или нет, я не знаю, да и невозможно поверить в эту картину – два моих деда сидят и выпивают, почти так же невозможно, как поверить, что я позвоню Никите, а он скажет: Клево, что ты позвонил, чувак. Я тут как раз тебя на днях вспоминал, – и мы встретимся, и выпьем кофе, раз уж Никита боится угостить меня пивом.
101. Точь-в-точь мой случай
И вот стою я на кухне, готовлю омлет и пытаюсь понять: что же она мне ответила? Хорошо еще, омлет приготовить нетрудно, ничего особенного, заурядное блюдо.
За это я и люблю омлет. Я тоже – заурядный человек. Самый обыкновенный. Как говорится – средний.
Помню, когда была перестройка, всюду писали, что при Брежневе торжествовали середнячки, серость. Наверное, так и было – и какое время люди вспоминают с ностальгией? Сталина? Перестройку? Нет, Брежнева и его середнячков.
Потому что средний – это надежный, простой, без закидонов. Не отличник и не двоечник.
Я всегда таким был.
Школа, институт, работа, потом другая работа, пробовал одно, потом другое, и вот выяснилось, что я – менеджер среднего звена.
Песня еще такая есть у группы «Ленинград».
Мне нравится.
И песня нравится, и работа нравится, и что среднее звено – тоже нравится.
Потому что ниже – неудачники, выше – карьеристы. А я – посередине.
Конечно, кино снимают про героев и неудачников, и книжки про них пишут, потому что сюжет должен быть интересный. Типа – что дальше? А в моей жизни дальше – примерно то же, что в начале. Если фильм снять – совсем сюжета не будет. Арт-хаус какой-то.
Про средних людей пишут мужские журналы. На первый взгляд кажется, что там про звезд и всяких светских тусовщиков, а на самом деле герой Men’s Health или Maxim – парень вроде меня. Ему рассказывают, как зарядку делать, как галстук завязать, как снять телку и делать вид, что ты разбираешься в винах. Кто о таком расскажет? Да такой же менеджер, как я. Например, стал бы мне Джонни Депп советовать, как быстро снять девушку в клубе? Подойти и сказать: Привет! Я – Джонни Депп! Хороший совет, да уж.
Опять-таки – с кем люди сравнивают свою жизнь? С жизнью знакомых, таких же людей, как они. Или с тем, что пишут в журналах. Потому что журналы – они и есть наши главные знакомые.
Вчера я сделал в квартире генеральную уборку. Зачем? Я старался, чтобы моя квартира выглядела как в журнале. Потому что именно так и должна выглядеть хорошая квартира. По определению: хорошая – это как в журнале.
На кухне тоже убрался. Вот и стою теперь посреди убранной кухни, взбиваю яйца для омлета в глубокой тарелке, жду, пока сковородка нагреется. Потому что выливать омлет надо на раскаленную сковороду, это я знаю.
А вчера я пылесосил комнату и думал: вот придет Анечка, увидит, как у меня все стильно, аккуратно, со вкусом подобрано – ей понравится. Потому что когда девушка первый раз приходит в гости, квартира должна быть в образцовом виде. Не помню, читал я об этом где-то или сам додумался.
Вообще почти все, что я знаю о девушках, я в журналах прочитал. Пацанов не спросишь, отца не было, мать меня одна растила. Иными словами, не умел бы я читать – остался бы девственником.
Анечка – моя девушка. Мы с ней встречаемся уже почти год. Началось все, честно говоря, по приколу – зашел в обувной магазин, там продавщица симпатичная, я что-то ей сказал, она не отшила, а стала подыгрывать. Ну, и я продолжил в том же духе.
Раньше у меня так никогда не получалось – я парень стеснительный, – а тут получилось. Не прошло недели, как я уже расстегивал на ней лифчик.
Грудь у нее оказалась маленькая, но чувствительная.
Честно говоря, я страшно гордился собой – еще бы, снял девушку в магазине! Считай – на улице!
У меня в это время были виды на Наташку из соседнего отдела, я выписывал вокруг нее кренделя почти каждый вечер, кроме выходных. Потому что Наташка по выходным ездила с родителями на дачу. А продавщица моя по выходным ребенка маме отвозила и как раз бывала свободна. Я и думал: вот как я клево устроился! Всегда есть с кем потрахаться в пятницу вечером! А в понедельник с новыми силами – Наташку соблазнять.
И вот, когда по всем приметам Наташка уже созрела, у нас на работе случился аврал, и месяц мне было не до романов. Только очухался, гляжу – все, профукал момент. Пока я вкалывал, Валерка, паразит, подсуетился. Ворковали они поначалу, как два голубка, смотреть было противно.
Анечке-продавщице я теперь даже звонить не хотел: потрахались немножко – и будет. Да вообще: снять продавщицу – это круто, а вот встречаться с продавщицей – полный отстой. Поэтому я в пятницу в клуб пошел, с девушками знакомиться.
Вернулся домой в три часа ночи, пьяный, одинокий и со стоящим хуем.
Будь я Джонни Депп, все, конечно, вышло бы по-другому. А так – позвонил я Анечке в следующий четверг, позвал в кино. Анюта ломаться не стала, говорит: Давай.
Так мы с ней всю зиму и провели – кино, кафе, постель. Ночевали почему-то всегда у нее, то есть первый раз само получилось, вроде проводил девушку до дома, а потом по накатанному шло. Я и не перечил – дома-то у меня понятно что обычно творится.
И еще – мне у нее нравилось. Там было как в детстве, у нас с мамой дома. Квартира бедная, но чистая. Маленькая, на маму с сыном. Точь-в-точь мой случай.
В журналах, кстати, не написано, что делать, если у твоей девушки уже есть ребенок. Типа, девушки всегда молодые и бездетные. А ведь это большая разница – одинокая или с ребенком.
Одинокая девушка не знает, чем заняться, и ждет, пока ее развлекут. А у моей Анюты все время полно дел – магазины, стирка, уборка. Денег, опять-таки, на двоих в два раза больше, приходится крутиться. Короче, у нее много дел, и развлечения мои ей ни к чему.
