На какую-то долю секунды Гарп задумался: а что, если и Дики брадобрей. Нет, вряд ли.
— У меня нет камня за пазухой, — на всякий случай сказал он.
Все, зачем он пришел, он уже выяснил. Можно возвращаться назад и со спокойной душой голосовать за то, чтобы Фонд Дженни Филдз оказал всяческую помощь Харриет Тракенмиллер. И он добавил:
— Но если я вам мешаю, то не буду настаивать.
Он потянулся было за паркой, которую оставил на стуле, но пес уже стащил ее на пол.
— Нет, нет, не уходите, — попросила его Харриет Тракенмиллер. — А на Дики не обращайте внимания, он меня охраняет.
Вышеупомянутый Дики выглядел явно сконфуженным. Он стоял, наступив носком огромного ботинка на другой носок.
— Я сухих дров принес. Видать, надо было постучаться.
— Да перестань, Дики, — обратилась к нему Харриет и нежно поцеловала в покрасневшую круглую щеку.
Он вышел из кухни, в последний раз окинув Гарпа тяжелым взглядом и на прощание пожелав ему удачной стрижки.
— Спасибо, — ответил Гарп.
Услышав его голос, пес с еще большей свирепостью вцепился в парку гостя.
— Перестань сейчас же, — приказала псу Харриет, отняла у него парку и положила на стул. — Если хотите, можете, конечно, уйти, — повернулась она к Гарпу, — но Дики больше не будет вязаться к вам. Это он меня охраняет.
— Муж?
Задавая вопрос, Гарп знал, что этот человек ей не муж.
— Мужем моим был Кенни Тракенмиллер. Это все знают. Не имею понятия, кто вы такой, но думаю, вы тоже знаете.
— Да, знаю, — подтвердил Гарп.
— Дики мой брат, он помогает мне. Тут уже много всяких разных крутилось после того, как Кенни не стало.
Она присела рядом с Гарпом на блестящий подзеркальник, положила крупные, жилистые руки со вздувшимися венами на бирюзовые брюки и вздохнула. И, не глядя на Гарпа, продолжала:
— Не знаю, что вам наговорили, да и плевать мне на это. Я занимаюсь прическами. Только прическами. Если вы действительно хотите, чтобы я вас подстригла, — пожалуйста. Больше вы ничего от меня не добьетесь. Вот так. Даже если вы чего и наслушались, запомните: у меня один интерес — волосы, и в чужие дела я не суюсь.
— Мне и нужна стрижка, не более того. Хочу быть причесан как следует.
— Ладно, — бросила она.
Между зеркалом и оправой торчали маленькие фотографии: свадебное фото счастливой пары: юная Харриет Тракенмиллер и ее улыбающийся муж неловко кромсают огромный торт. Еще фотография: беременная Харриет с ребенком на руках, другой малыш, примерно возраста Уолта, трется щекой о ее колено. Лицо ее казалось усталым, но не таким измученным, как теперь. Была здесь и фотография Дики. Он снялся вместе с Кенни Тракенмиллером на фоне распоротой оленьей туши, подвешенной за ноги на дереве. На одном из тех, что росло во дворе салона красоты «Нанетта». Гарп узнал фотографию, не сходившую со страниц журналов после убийства Дженни. Нетрудно догадаться, эта сцена была призвана продемонстрировать людям, не утруждающим себя процессом мышления, что Кенни Тракенмиллер — прирожденный убийца: раз он стрелял в Дженни Филдз, то мог запросто прикончить оленя.
— А почему «Нанетта»? — спросил Гарп спустя какое-то время, видя лишь ее терпеливые пальцы и боясь взглянуть не только на ее несчастливое лицо, но и на собственное отражение в зеркале.
— Мне казалось, в этом есть что-то французское.
Она поняла, что он не здешний, не из Норт-Маунтин, штат Нью-Гэмпшир, а из какого-то далекого, странного мира.
— Вообще-то есть, — поддакнул Гарп, и они оба вдруг рассмеялись, как старые друзья.
Когда он собрался уходить, она влажной губкой протерла его парку, побывавшую в собачьей пасти.
— Не хотите посмотреть? — спросила она.
Ее удивило, что Гарп даже не взглянул на свою новую прическу. Глубоко вздохнув, он шагнул к трюмо и взглянул на себя. А все-таки красивые у него волосы! Потрясающе: волосы были те же, тот же цвет, та же гущина, но впервые в жизни они плотно облегали его голову. Они лежали аккуратно, но никто не сказал бы, что они прилизаны. Легкая, пушистая волна скрадывала агрессивность сломанного носа и короткой бычьей шеи. Впервые в жизни ему показалось, что наконец-то его лицо соответствует всему его облику. Это было его первое в жизни посещение салона. Да он и в парикмахерской-то никогда не был. До женитьбы его стригла Дженни, а потом Хелен.
— Прекрасно, — сказал он.
Изуродованное ухо было тщательно прикрыто волосами.
— Да полно вам.
Харриет легонько подтолкнула его, но в ее прикосновении не было и тени заигрывания, как сообщил впоследствии Попечительскому совету Гарп. В какой-то миг ему захотелось признаться ей, что Дженни Филдз его мать, но он сдержался, понимая, что им движет эгоистическое побуждение — тронуть своими действиями другого человека до глубины души.
Дженни Филдз когда-то писала в полемическом задоре: «Несправедливо использовать эмоциональную уязвимость других в своих личных целях». Из этого и родилось новое кредо Гарпа: не спекулировать на чувствах ближнего.
— Спасибо и до свидания, — сказал он миссис Тракенмиллер.
Во дворе Дики колол дрова. Делал он это мастерски. При виде Гарпа он оторвался от своего занятия.
— До свидания, — издали попрощался Гарп; Дики, не расставаясь с топором, приблизился к нему.
— А ну-ка, посмотрим стрижку.
Гарп стоял, не двигаясь, пока Дики разглядывал его.
— Вы дружили с Кении Тракенмиллером? — спросил Гарп.
— Не то слово. Если у него и был хоть один друг на свете, так это я. Я и с Харриет его познакомил.
Гарп понимающе кивнул. Дики продолжал разглядывать его стрижку.
— Это просто трагедия! — сказал Гарп, подразумевая семейную историю его сестры.
— А по-моему, не так плохо, — ответил Дики, имея в виду его новую прическу.
— Дженни Филдз была моей матерью, — тихо проговорил Гарп.
Должен ведь он хоть кому-то сказать об этом! Но в отношении Дики совесть могла его не мучить: вряд ли кому удалось бы взволновать чувства этого человека.
— Она знает?
Он махнул топором в сторону дома.
— Нет, конечно.
— Правильно. Она слышать больше ничего не хочет об этом деле.
— Я бы не сказал, — заметил Гарп. — Ваша сестра хорошая женщина.
— Что верно, то верно, — энергично подтвердил Дики.
— Ну ладно, пока.
Гарп собрался было уходить, но Дики дотронулся до его плеча рукояткой топора.
— Знаете, а я был среди тех, кто застрелил его.
— Вы убили Кенни?
— Не один, вместе с другими. Кенни совсем сбрендил. Конец все равно был бы один.
— Мне очень жаль, — сказал Гарп.
Дики пожал плечами.
— Парень он был неплохой, — продолжал он, — но стал кидаться на Харриет как бешеный. А насчет вашей матери у него был пунктик. И главное — вразумить его уже было нельзя. От женщин он и чокнулся. По-настоящему. Всем было ясно: он человек конченый.
— Ужасно, — сказал Гарп.
— Пока, — попрощался Дики и вернулся к поленнице дров, а Гарп зашагал к своей машине через замерзший двор, испещренный собачьими кучами.
— Причесочка у вас что надо! — вслед ему крикнул Дики.
Судя по всему, он говорил от души. Сидя в машине, Гарп обернулся, чтобы помахать ему, а тот уже вовсю махал топором. Но Харриет махнула рукой ему вслед из окна салона «Нанетта». И она не кокетничала с ним, никаких глупостей, он мог бы поклясться. Он снова проехал через весь Норт-Маунтин, выпил чашку кофе в единственной закусочной, заправил машину у единственной бензоколонки. Его новая прическа обращала на себя внимание. В каждом зеркале он видел свою замечательную стрижку. Он приехал домой вовремя — успел на торжество по поводу первой публикации Эллен.
Если это событие и встревожило его, он не подал виду, но Хелен была явно обеспокоена. Он терпеливо ждал, пока ели гребешки, омара, пили шампанское. Он ждал, когда же Хелен или Данкен оценят его новую прическу. Лишь после, когда он мыл посуду, Эллен Джеймс подала ему немногословную записку: «Вы подстриглись?».
Он с заметным раздражением кивнул.
В постели Хелен сказала:
— Мне не нравится.
— А по-моему, потрясающе, — возразил Гарп.
Она взъерошила ему волосы.
— Ты на себя не похож. Словно мертвец, — проговорила она в темноте.
— О Господи! Мертвец, бр-р.
— Да, да, тело, подготовленное к погребению.
Ее пальцы вовсю лохматили ему прическу.
— Волосок к волоску, будто приклеенные. У живых людей таких волос не бывает.
И она вдруг заплакала, и не могла остановиться; Гарп обнимал ее, шепотом спрашивал, что случилось. Он не разделял ее дурного предчувствия, по крайней мере сейчас. Не чуял близости страшного «Прибоя». Он успокаивал ее, потом они любили друг друга, и она заснула.
Очерк Эллен Джеймс «Почему я не джеймсианка?» особого шума не наделал. Да и редакционная почта не сразу попадает на страницы журнала.
