— Откуда вы знаете…
— Это мое дело. Значит, послезавтра мы с ним встретимся.
— По какому поводу?
— Госпожа Лорд, в первый день школьных занятий Оливер удивлялся моему загару. Я сказала ему, что целыми днями лежала на пляже во Флориде. Но во Флориде я вообще не была.
— Ты не была…
— Ты что, по-немецки не понимаешь? Мой дорогой папаша написал мне перед началом каникул, что у него нет для меня времени и чтобы я к нему не приезжала. Поехать в Берлин я тоже не могла. Мать позвонила мне и сказала, что ее второй муж с ней разведется, если я приеду.
— Ну, и что?
— Я поговорила с Ханзи. У Ханзи ума палата. Он посоветовал мне обратиться к господину Лео. Вы знаете, кто это такой, не так ли, госпожа Лорд?
Верена молчит.
— Господин Лео предложил мне съездить на Эльбу.
— Врешь!
— Это чистейшая правда! Нужны доказательства? Хочешь посмотреть снимки, сделанные в Марчана Марина? В Портоферрарио? Мы сделали цветные фото.
— Кто это мы?
— Ах, да. Забыла вам сказать. Господин Лео познакомил меня с одним молодым человеком. Он работает в пункте обмена валюты на вокзале. Его зовут Отто Вильфрид.
— Мой… брат…
— Да, помнится, он говорил, что он ваш брат, госпожа Лорд. Очаровательный мальчик. Мы чудесно провели время!
— Вы были вдвоем на Эльбе?
— У тебя плохо со слухом? Отто — извините за фамильярность, госпожа Лорд, но у нас с вашим братом установились весьма дружеские отношения — Отто тоже был в отпуске. Он отлично фотографирует! Я-то вообще не умею. Господин Лео дал нам с собой свою дорогую камеру. — Геральдина смеется. — Четыре глаза видят больше, чем два, — говорит он. Так оно и оказалось. Мы видели все.
— Теперь-то мне наконец ясно.
— Мой брат, этот скот! За деньги он готов…
— Не надо, госпожа Лорд! Я люблю Отто.
— Ты? Ты любишь всех подряд. Ты любила бы и господина Лео, если бы него не хватило ума не связываться с тобой. Где фотографии?
— Ах, их так много. Мы отдали проявить пленки господину Лео.
— Ну, конечно, это его амплуа!
— Амплуа?
— Да — занятие фотографией.
— При чем здесь амплуа? Сколько людей любят фотографировать…
— Проваливай!
— Я уже ухожу, мое сокровище. Ты, конечно, хочешь знать, зачем я пришла сюда к вам, если все равно господин Лео через два дня получит фотографии. Просто мне хотелось познакомиться с вами, госпожа Лорд, — женщиной, которую Оливер предпочел мне. У тебя, мой миленький, не очень хороший вкус…
— Я вижу только одну возможность, — говорит сестра Клавдия.
— Какую?
— Вы ведь хотите пожениться?
— Да.
— Тогда вы должны сказать об этом господину Лорду. И чем быстрее, тем лучше. Вы должны опередить эту девушку… Как ее зовут?
— Геральдина.
— Вам нужно опередить Геральдину. Вы должны сказать господину Лорду правду, чистую правду. И только тогда появится шанс, что он отпустит свою жену, появится шанс избежать скандала.
Разговор происходит в большом холодном зале, на стенах которого множество назидательных изречений.
— Однако, госпожа Лорд, вам должно быть ясно, что при разводе вам, как виновной стороне, не присудят ни единого пфеннига.
— Мне это ясно.
— Тогда скажите ему правду. И как можно быстрее. Но перед этим вам надо кое-что уяснить себе.
— Что?
— Достаточно ли крепка ваша любовь, — говорит сестра Клавдия, которой на допросе в гестапо отрубили два пальца. — Это обязательное условие. И если вы не совсем уверены в этом, то дело добром не кончится.
— Мы совершенно в этом уверены, — говорит Верена.
— Мы абсолютно в этом уверены, — говорю я.
— Тогда идите и скажите все господину Лорду, — говорит сестра Клавдия.
— Господин Лорд…
— Манфред…
Крупный банкир делает мягкий жест рукой.
— Ну, что вы, что вы прям так вот уж… милые детки, — говорит он.
Он вернулся два часа тому назад. Мы ждали его на франкфуртской вилле — Верена и я. И вот мы снова сидим у камина, в котором уже (в этом году холода пришли рано) горит огонь. Господин Лорд улыбается, готовя себе крепкую выпивку, после того как мы с Вереной отказались пить.
— Мы вам не милые детки, — говорю я. — Я пришел сюда потому, что у нас есть что вам сказать, и еще потому, что мы хотим это сделать, прежде чем вы это узнаете от других.
Господин Лорд делает глоток и невозмутимо произносит:
— Но я и без того все знаю.
— Что ты знаешь?
— Все, что только можно знать, милая деточка.
— С каких пор?
Манфред Лорд иронически задумывается, проводя рукой по своим седым волосам.
— Почти с самого начала, — радушно отвечает он и делает еще один глоток.
— Вы действительно не хотите виски, Оливер?
— Нет. Вы блефуете!
— Блефую? Я? — Улыбка Манфреда Лорда становится еще снисходительнее. Он подходит к окну. — Не хотите ли вы подойти к окну и посмотреть вон туда, Оливер?
Я подхожу к окну и вижу перед собой осенний парк, окружающий дом. Около дорожки из гравия, ведущей к подъезду, на которой уже немало облетевших осенних листьев, стоит мой белый «ягуар».
— Что это значит?
— Это значит, что вы наконец можете получить назад свою машину. Вот ключи и документы.
Он протягивает их мне, а я механически беру.
Лорд начинает расхаживать взад-вперед по комнате.
— Видите ли, Оливер…
— Господин Лорд…
— Теперь говорю я, ладно? Вы находитесь в моем доме. Так мы не до чего не договоримся, если один станет перебивать другого. Такой человек, как я, должен быть осторожным, понимаете? Должен быть сверхосторожным.
— Я думаю.
— То, что вы думаете, меня не интересует. Прежде всего вы думаете неверно. Вы, например, думаете, что Лео передаст мне фотографии, сделанные на Эльбе только завтра. Так вам сказала ваша подруга Геральдина. Но он, разумеется, передал мне их сразу, как только отпечатал. С какой стати ему так долго ждать? Воистину, вы производите впечатление не очень смышленого человека! Кстати, и о Геральдине у меня впечатление не лучше. Она-таки верит, что я еще не видел снимков. А ей все не терпелось. Она хотела, чтобы это случилось побыстрей. Она так и сказала Лео по телефону.
— По телефону? Когда?
— Позавчера. Ах, Оливер, не может быть, что вы и в самом деле так наивны!
Верена встает и хочет выйти из комнаты. Ее муж толкает ее назад в кресло.
— Ты никуда не пойдешь. Сиди и слушай. Я достаточно долго молчал. — Все это он произносит без злости и дрожи в голосе, а спокойно, абсолютно спокойно.
И прежде чем продолжить, наливает еще два бокала. — Возможно, вам это все-таки понадобится, — говорит он при этом. — Значит, так. История, которую я хочу вам поведать, не из красивых. Но разве подлинные истории бывают красивы? Я знаю всех любовников своей жены, — дорогая, я же сказал: сиди и слушай, разве не понятно? — мне известны все письма, которые она, получив, забывала уничтожить, все телефонные разговоры.
— Лео, пес паршивый…
— Никакой он не пес, дорогой Оливер. Лео преданный слуга. Прежде чем показать письма вам, он показал их мне. И пленки дал мне прослушать, перед тем как отдать их вам. Он шантажировал вас по моему заданию. И делал это неохотно. Крайне неохотно. У него мягкое сердце. Но мне была нужна определенность. Как и всегда. Он вынудил вас отдать в залог машину и, получив деньги, отдал их мне — все, до единого пфеннига. Потом вы не смогли внести очередные взносы на погашение долга, и у вас забрали машину. Не так ли, малыш?
Я молчу.
— А теперь, когда мне почти все известно, я выкупил машину у «Коппера и К°». Не мог же я присвоить себе ваши деньги.
Верена вдруг берет свой бокал и выпивает его до половины.
— Вот видишь, дорогая, тебе-таки потребовалось выпить, — говорит Манфред Лорд.
Я тоже прикладываюсь к рюмке. При этом рука у меня так дрожит, что я расплескиваю виски.
— Я поручил Лео шантажировать вас, поскольку знаю, до какой степени молодые парни любят свои машины. По степени вашей податливости на шантаж и готовности отдать свою машину я, как по шкале термометра, мог определить степень вашей привязанности к Верене. — Он делает поклон в мою сторону. — По-видимому, вы очень любите ее.
— Да, я очень люблю ее!
— Могу себе представить. Она стоит любви.
— Господин Лорд, мне жаль, что я обманывал вас и злоупотреблял вашим гостеприимством. Но поскольку разговор пошел начистоту, я должен вам сказать, что Верена решила уйти от вас и выйти замуж за меня.
— Зачем так кричать, дорогой Оливер? И об этом мне уже давно известно.
— Тебе… известно… и это?
— Я напугал тебя, моя бедненькая? Право, я не хотел! Ты не должна терять самообладание. Погляди на меня: я держу себя в руках. А мне это, пожалуй, потрудней, чем тебе, потому что…
