Однако память ведь приспосабливается — правда? — ко времени, к обстоятельствам, к реальности жизни. Редферны мертвы. А в Библии сказано: «Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов». Что было, то прошло.
И Кейз подумал: может быть… может быть… теперь… он сумеет жить, если будет думать прежде всего о Натали и о своих детях, а Редферны останутся грустным воспоминанием, и только.
Он не был уверен, что ему это удастся. Не был уверен, что у него хватит моральных и физических сил. Давно прошло то время, когда он вообще был в чём-то уверен. Но попытаться можно.
Он сел в лифт и спустился вниз.
На дворе, по дороге к своей машине, Кейз остановился. Движимый внезапным импульсом, сознавая, что, может быть, позже он пожалеет об этом, Кейз вынул из кармана коробочку и высыпал таблетки в снег.
Из своего автомобиля, стоявшего на ближайшей к полосе три-ноль рулёжной дорожке, Мел Бейкерсфелд видел, как самолёт «Транс-Америки», не задерживаясь, покатил к аэровокзалу. Мела отделяла от самолёта уже половина лётного поля, однако, несмотря на дальность расстояния, ему отчётливо были видны быстро удалявшиеся огни. По радио, настроенному на «землю», Мел слышал, как диспетчеры задерживают у перекрёстков другие самолёты, чтобы дать пройти пострадавшей машине. Ведь на борту её находились раненые. Рейсу два было приказано подрулить прямо к выходу сорок семь, где их ждала «скорая помощь» и служащие компании.
Мел смотрел, как уплывают огни самолёта, сливаясь с галактикой аэровокзальных огней.
Машины «скорой помощи» и аварийки, так и не понадобившиеся, стали разъезжаться.
Таня и Томлинсон были уже на пути к аэровокзалу. Они ехали с Патрони, который поручил кому-то отрулить самолёт «Аэрео-Мехикан» в ангар.
Таня непременно хотела быть у выхода сорок семь, когда с самолёта начнут сходить пассажиры. Похоже, что она могла там понадобиться.
Прежде чем расстаться с Мелом, она спокойно спросила:
— Вы всё-таки приедете ко мне?
— Мне бы очень хотелось, — сказал он. — Если вы не считаете, что уже слишком поздно.
Он смотрел на Таню. Она отбросила с лица прядь рыжих волос, устремила на него свой прямой, открытый взгляд и улыбнулась.
— Нет, не поздно.
Они условились встретиться у главного выхода через три четверти часа.
Томлинсон намеревался взять интервью сначала у Патрони, а потом у команды рейса два. Ведь через несколько часов члены команды, как и Патрони, станут героями. Драматическая история бедствия, которое терпел самолёт, и его благополучное возвращение на землю, подумал Мел, наверняка затмят его высказывания по поводу более обыденных проблем, связанных с трудностями, переживаемыми аэропортами.
Хотя, может быть, и не совсем. Томлинсон, с которым Мел поделился своими соображениями, был репортёр вдумчивый, умный, которому, возможно, придёт в голову связать нынешнюю драматическую ситуацию с не менее серьёзными и не сиюминутными проблемами.
Мел увидел, как покатили куда-то «боинг» компании «Аэрео-Мехикан». Самолёт был, видимо, целёхонек. Теперь его вымоют, тщательно обследуют и отправят в беспосадочный полёт в Акапулько.
Следом за ним двигались разнообразные служебные машины, неотлучно находившиеся при нём, пока он был в плену у стихий.
Мел тоже мог больше не задерживаться на поле. Он сейчас уедет — через минуту-другую. Но уединённость лётного поля, непосредственная близость к полётам — всё это настраивало на размышления.
Именно здесь несколько часов назад, вспомнил Мел, у него возникло предчувствие беды. Ну, и в известной степени оно оправдалось. Беда случилась, хотя, по счастью, и без рокового исхода. И не аэропорт — будь он плохой или хороший — виноват в том, что произошло.
А катастрофа ведь могла произойти и в аэропорту — тогда она была бы грандиозной, — и всё из-за несоответствия его современным требованиям авиации, что Мел давно уже предсказывал и тщетно пытался выправить положение.
Ведь аэропорт имени Линкольна безнадёжно устарел.
Устарел — и Мел это прекрасно понимал, — несмотря на хорошие кадры, сверкающее стекло и хром, несмотря на объём воздушных перевозок, рекордное число пассажиров, Ниагару грузов, несмотря на перспективу роста и самонадеянную вывеску: «Воздушный перекрёсток мира». Аэропорт устарел потому, что, как это часто случалось на протяжении коротких шести десятков лет существования современной авиации, прогресс в воздухе превзошёл все предсказания. Здесь опять-таки эксперты-прогнозисты оказались неправы и правы — мечтатели, провидцы.
И то, что происходило с аэропортом имени Линкольна, происходило везде.
Не только по всей стране, но и по всему миру. Очень много шло разговоров о росте авиации, её потребностях, развитии воздушного сообщения, которое постепенно станет самым дешёвым в мире видом транспорта и средством для перевозки грузов, — видом транспорта, благодаря которому народы, живя в мире, смогут лучше узнать друг друга, смогут легче торговать. Однако на земле, учитывая масштабы проблемы, очень мало что делалось.
Конечно, ничей одинокий голос не способен что-либо изменить, но всякий, кто может что-то сказать со знанием дела и убеждённостью в своей правоте, тем самым внесёт свою лепту. За последние несколько часов Мел понял — сам не зная почему он это понял именно сейчас, — что будет и дальше открыто высказывать свои мысли, как сделал это сегодня и как не делал уже давно.
Завтра — или, вернее, ещё сегодня — он начнёт звонить аэропортовским уполномоченным и в понедельник утром созовёт чрезвычайное заседание Совета. Когда Совет соберётся, Мел потребует разрешения немедленно приступить к строительству новой взлётно-посадочной полосы параллельно полосе три-ноль.
Сегодняшнее происшествие необычайно подкрепило доводы в пользу увеличения числа взлётно-посадочных полос, о чём Мел давно уже говорил. Но на этот раз он решил дать бой — прямо, в открытую предупредить, что катастрофы неизбежны, если о проблемах безопасности будут только болтать, не обращая внимания на то, что жизненно необходимо для нормальной деятельности аэропорта, или бесконечно откладывая решение насущных вопросов. Уж он проследит за тем, чтобы пресса и общественное мнение были на его стороне, иными словами, окажет все меры давления на столичных политиков.
После того как вопрос о строительстве новых полос будет решён, надо настаивать на осуществлении и других проектов, о которых до сих пор только говорят или только мечтают, в частности, на сооружении нового аэровокзала с новым взлётно-посадочным комплексом, с более разумным распределением потоков людей и грузов, с наличием небольших полей-сателлитов для вертикально взлетающих самолётов и самолётов с короткой пробежкой, которые скоро должны появиться.
Либо международный аэропорт имени Линкольна принадлежит реактивному веку, либо нет, а если он принадлежит, то должен шагать в ногу со временем.
Аэропорты ведь, думал Мел, это не роскошь и не уступка вкусам публики. Почти все они самоокупаются, дают доходы и работу многим людям.
Все битвы за прогресс на земле и в воздухе, конечно, не выиграть, — этого никогда не будет. Но некоторые выиграть можно, и кое-что из того, что говорилось здесь и делалось, благодаря положению, которое занимал Мел, может быть распространено на всю страну, а то и на весь мир.
Если это произойдёт, тем лучше! Английский поэт Джон Донн, вспомнил вдруг Мел, однажды написал: «Человек — это не изолированный остров; нет, каждый человек — это кусочек континента, частица Большой земли». И аэропорт — это тоже не остров, а уж международный — тем более, и всё в нём должно оправдывать это высокое звание. Быть может, работая рука об руку со своими коллегами, Мелу и удастся показать, что надо делать.
И сейчас Мел твёрдо решил: те, кто забыл о его существовании, скоро услышат о нём.
Ему предстоит много дел, а если он к тому же возьмётся за прежнее — активно включится в борьбу за прогресс не только в воздухе, но и на земле, — это займёт его ум и отвлечёт от личных проблем. Во всяком случае, Мел очень на это надеялся. Тут он вспомнил, что надо будет позвонить Синди — быть может, даже завтра — и условиться, когда он заберёт свои вещи. Это будет неприятная процедура, и оставалось только надеяться, что удастся осуществить всё в отсутствие дочерей. Для начала, решил Мел, он переедет в гостиницу, а потом подыщет себе квартиру.
Но одно он знал твёрдо: его решение о разводе — как и решение Синди — бесповоротно. Оба понимали это и сегодня просто решили убрать фасад, за которым была пустота. И сами они, и дети ничего не выигрывали — так к чему оттягивать неизбежное?
И всё же на это потребуется время.
Ну, а Таня? Мел не был уверен, что их ждёт совместная жизнь впереди. Возможно, конечно, хотя время для решительного шага — если он вообще его предпримет — пока не настало. Мел только чувствовал, что сегодня, в конце этого долгого и трудного рабочего дня, ему очень хочется тепла, нежности и дружеского участия. А из всех его друзей лишь Таня могла ему это дать.
